Частная армия США признаёт: русские воюют так, как мы не можем
Военный подрядчик с миллиардами за спиной. Архитектор самой спорной частной армии в истории США. Человек, чьё имя в Вашингтоне произносили шёпотом. И вот — он выходит к микрофону и заявляет: «Русские безумны. У нас нет шансов». Это не фигура речи. Это признание. Эрик Принс, глава одного из крупнейших ВПК США, человек, сделавший армию бизнесом, вдруг признаёт поражение не в бою, а в духе. Что произошло? И действительно ли западная система оказалась бессильна перед тем, что он называет «русским безумием»?
Почему глава одного из ВПК США признал: «у нас нет шансов»
Заявление Эрика Принса прозвучало на экспертном закрытом форуме в США, где обсуждали будущее военных конфликтов и роль частных сил. Вопреки ожиданиям, Принс не стал говорить о технологиях или инвестициях. Он резко сменил тон и заявил, что столкновение с Россией — это война не алгоритмов, а мировоззрений. «Они безумны. У нас нет шансов против людей, для которых поражение — просто повод атаковать снова», — сказал он.
Для американского ВПК — это как взрыв внутри системы. Человек, стоявший у истоков нового типа войны, признаёт слабость перед теми, кто не следует правилам. Его слова мгновенно разошлись по политическим кругам, оборонным Telegram-каналам и аналитическим сводкам НАТО. Потому что это — не просто мнение, а сигнал.
Что скрывается за русским «безумием»: логика вне правил
Эрик Принс не впервые сталкивался с русскими в конфликтных зонах. В Ираке, в Сирии, в Африке — отряды, действующие под российским флагом или в его тени, действовали иначе. Без документов, без объявлений, без страха. Их логика напоминала не тактику, а ярость. Американцы предпочитают удалённые удары, русские — сближение. США выстраивают операцию неделями. Россия начинает с импровизации.
В этом и кроется суть «русского безумия». Это не безрассудство, а готовность выйти за пределы. И запад, где даже атака прописана в протоколе, оказался к этому не готов. Стратегия США построена на сдерживании, защите, контроле. Русская — на риске, хаосе, доминировании через психологическое давление.
Принс предупреждает: пока мы думаем о потерях, они думают о победе. Пока мы ищем «правильное решение», они ломают игру. Это не слабость, а страшное преимущество.
Историческая ДНК русской войны
Русская стратегия не нова. Её корни — в опыте выживания. Когда Наполеон шёл на Москву, русские жгли свои деревни. Когда фашисты штурмовали Сталинград, штыковая атака считалась приемлемой тактикой. Победа — не цель, а необходимость. И если для американца смерть солдата — провал, то для русского — он герой.
Идея «воевать любой ценой» встроена в культурный код. Советская школа командования не делала ставку на высокие технологии — она строила численность и глубину. И даже в 2020-х годах эта парадигма сохранилась. Россия умеет сражаться в условиях потерь, моральной неопределённости и даже логистического коллапса. Это не тактика — это привычка.
И вот теперь, в эпоху цифровых армий и удалённого поражения, старая модель снова показывает силу. Она неэффективна по западным меркам — но работает. Именно это и называет Эрик Принс «их безумием».
Почему «русская иррациональность» страшнее ракет
Когда человек, управлявший крупнейшей частной армией США, говорит: «у нас нет шансов» — это не о танках. Это о сломе системы координат. Если противник готов идти до конца — даже без гарантии успеха — вы проигрываете в момент, когда ещё думаете, как минимизировать ущерб.
Такая модель разрушает стратегическое планирование. Её невозможно просчитать. А потому НАТО, Пентагон и частные военные подрядчики оказываются в роли догоняющих. Технологическое превосходство не даёт гарантии. Потому что русские не играют в «эффективность». Они играют в выносливость.
Принс отмечает, что ключевые провалы американских операций в Ираке и Афганистане были связаны именно с тем, что противник не действовал рационально. Так же и Россия сегодня — действует через страх, внезапность, абсурд. Но именно в этом и кроется её сила.
Парадокс частной войны: когда бизнес не справляется с хаосом
Эрик Принс создавал Blackwater как технократическую машину войны: наёмники, правила, логистика, прибыль. Всё по модели корпорации. Но война — не корпорация. Когда в бой выходят бойцы, для которых жизнь — не ценность, а расходник, бизнес-модель рушится.
Он сам вспоминал, как в Сирии встретил «других»: бойцов из российских ЧВК, действующих вне правил, без подписанных контрактов, без гарантированной эвакуации. Они были как «призраки», не чувствующие страха. И хотя потери были большими — результат был на стороне «безумных».
Именно поэтому Принс и признаёт: частная армия может работать только в зоне предсказуемости. А русские — делают всё, чтобы эту зону разрушить. Они создают поле, в котором логика бесполезна. А значит — американская модель теряет смысл.
Действительно ли у США нет шансов?
Принс говорит не о капитуляции, а о смене парадигмы. Пока США делают ставку на сохранение жизни, минимизацию ущерба и политическую чистоту операций — Россия выигрывает через грязь, жёсткость и презрение к регламенту.
Без этого — американская армия останется умной, но бессильной. А те, кого называют «безумными», будут выигрывать — именно потому, что отказались быть предсказуемыми.
Безумие как стратегия, страх как оружие
Заявление «русские безумны, у нас нет шансов» — это диагноз. Не русским. Америке. Эрик Принс не возносит Россию. Он говорит о собственной системе, которая утратила способность к крайностям. Его слова — не уважение, а тревога. Он понял: чтобы побеждать безумных, нужно самому стать менее рациональным.
А пока США воюют по протоколу, Россия воюет по инстинкту. И в этой войне выигрывает не тот, у кого больше оружия, а тот, кто готов идти дальше. Даже если за этой чертой — только безумие.