Александр Мельман, "Левиафан" надежды нашей
Ходил на михалковский «Солнечный удар», тоже на утренний. В небольшом зале сидело 10 человек, некоторые стремились выйти вон по ходу пьесы. А тут аншлаг-аншлаг!
Надо сказать спасибо министру культуры Владимиру Мединскому. По первой профессии он пиарщик, если кто не знает. Да, в одном полушарии глубоко засел патриотизм, в другом — паблик рилейшнз. Естественно, победил PR. Ведь что наша жизнь... На месте Александра Роднянского я бы приплатил Владимиру Мединскому небольшой гешефт в твердой валюте, законный его процент.
И вот теперь посмотрел наконец. Народу биток, как и ожидалось. А по сути… Всё решила последняя сцена, в церкви. Если бы не этот финальный мазок, получилось бы обычное не слишком-то выдающееся кино, каких уже снято нашими современными режиссерами вагон и маленькая тележка. Получился бы фильм, безусловно, уступающий «Елене» того же автора, уступающий режиссеру Хлебникову (очень похожи тема и декорации), уступающий Юрию Быкову с его «Дураком» и «Майором».
Но сцена в церкви всё расставляет на свои места. Батюшка очень напоминает известно кого (самого главного батюшку), а массовка тоже очень понятна, особенно когда на главные праздники ОНИ приходят в главный собор страны и держат там свечки. Правильные слова с амвона, невинные патриархальные лица слушающих… Потом они садятся в свои Майбахи и едут по своим делам, получив благословение свыше. Ну а дальше Россия, море-океан, чучелка невинно убиенного кита… Это, безусловно, антигосударственный фильм и антицерковный. Не разоблачающий путинскую Россию даже, но всю Россию целиком. То есть ее надо перезапустить заново, только куда уж нам. Куда уж ей… Благодаря последней сцене «Левиафан» становится настоящим художественным произведением и именно потому задевает сразу столько людей. Это зеркало, поставленное прямо напротив удивленного лица. И некуда деться от зеркал, комната ужаса, а не смеха. «Ревизор», только вместо гогота над собой (а больше всех там царь смеялся) священный трепет. И не так, как в последней песне Макаревича, где всё плоско называется своим именем из пяти букв, а именно входит откуда-то снизу через утробу, прочищает все твои внутренности до полного опустошения. И никакого катарсиса. Ты щепка, труха, досточка — сломать, распилить, выбросить за ненадобностью — для Левиафана нет проблем. В России фильм попадает в самые важнейшие тончайшие струны взаимоотношений человека и государства. В 90-е он, человек, хорошо на себе понял, что власть не от Бога, а от Бандита, от Хама, но всё равно дистанцировался, оставлял себе надежду. Сейчас власть прикрывается народом, сливается с ним в экстазе по поводу Крыма, Украины… 85% доверия; чем хуже, тем лучше, народ всё равно будет аплодировать по телевизору. Да, «это даже хорошо, что пока нам плохо». Народ в экстазе от власти, лично от образа и подобия товарища Путина в программах «Время» и «Вести». Народ кричит образу «ура!» и в воздух бросает чепчики. Народ поддерживает партию и правительство. А на самом деле глубоко в подсознании вот так именно ненавидит; вот так понимает, что по чём; вот так презирает; вот так поднимает лапки кверху, потому что чего уж тут, безнадежно… Презирает, ненавидит, поднимает лапки, но всё равно боится себе в этом признаться. Зачем, ведь Крым-то наш?! А тут тебе в «Левиафане» Звягинцев всё так просто и ненавязчиво показал. Сконцентрировал. Ткнул в рожу. И поди теперь отвяжись от этого чувства. Да и непонятно, что это за чувство. В перестройку такого рода картины («Покаяние», «Маленькая Вера»…) звали на бой, сильно возбуждали желание изменить эту жизнь к чему-то лучшему.
А теперь всё, приехали. Ничего не изменишь. Тоска. Ну так налей нам по чекушке, Отче наш, утешитель. Если еще что-то осталось…