Ставропольские некрасовцы и молокане ждут гостей из будущего

Еще год назад власти Ставропольского края обещали, что доведут количество туристов и отдыхающих на курортах региона почти до пяти миллионов, да и сами в это верили. Цифры же показали, что следующий год для туристической отрасли окажется удачным, если край посетит 1,3 миллиона человек, причем они должны посетить не только здравницы, но и места этнического туризма. В материале корреспондента «ФедералПресс.Кавказ» – о том, как обстоят дела с этнотуризмом.

Дорога дальняя

Три года назад правительство Ставрополья решило на основе этнического поселения некрасовцев построить туркластер в поселке Новокумском, где сейчас компактно проживает основная масса потомков некрасовцев, а также община молокан. Туристическая деревня – это две хаты, подворья и отдельно стоящий музей. Приезжая сюда, туристы сразу окунаются в прошлое – в атмосферу быта донских казаков XVII–XVIII веков. Здесь можно набрать колодезной воды, поучаствовать в обрядах и попробовать специфические блюда.

Сейчас этномузей работает по предварительным заявкам: чтобы пообщаться с некрасовцами и молоканами, необходимо заранее договориться с его администрацией. Общественным транспортом в Новокумский доехать крайне сложно, да и по самому селу жители передвигаются на личном автотранспорте.

В 60-х годах прошлого века в Россию из Турции вернулись общины казаков-некрасовцев и молокан. Ехали они независимо друг от друга, и то, что в итоге они оказались в Новокумском, иначе как провидением назвать сложно. И те и другие ехали на родину, не выбирая, куда именно. Советскому Союзу требовались работники на новом заводе левокумских вин, туда и отправили репатриантов.

Царизму не покоряться

Общины с тех пор не перестают удивлять исследователей и этнографов: аналогов культуре, сложившейся там за века, в мире просто не существует. Опять же, сложно объяснить и то, каким образом, прожив долго на чужбине, эти народы сумели не ассимилироваться.

Я приезжаю в поселок Новокумский, заранее позвонив – только так можно поймать казаков. В здании этномузея, повторяющего своими формами дома, в которых жили некрасовцы в Турции, тихо, но из комнаты раздаются детские голоса.

– Цыц, женщины, – прикрикивает на двух девочек Никита, при этом наряжаясь в костюм казака.– Некрасовец? – интересуюсь я.– А как же! – гордо поднимает голову Никита, при этом путаясь в штанинах.– Неправда, – возмущается, натягивая гольфы, белокурая Настя. – Ты терский казак, а я настоящая некрасовка, моя бабушка из Турции приехала.– У меня все дедушки и прадедушки казаки, и я казак! Я помню, что Нестор завещал: «При царизме не возвертаться, царизму не покоряться» – стоит на своем мальчик, но потом все-таки соглашается, что он казак, но с местными корнями.

Дети рассказывают мне обязательную часть истории этнодеревни. Что в 1708 году атаман Игнат Некрасов увел часть донских казаков с Дона в Турцию, на озеро Майнос, где они прожили вплоть до 1962 года. Некрасовцы не ассимилировались на новой территории, а сумели сохранить уникальный старообрядческий уклад жизни. Более 240 лет казаки-некрасовцы жили вне России отдельной общиной по «заветам Игната», определяющим устои их жизни. 22 сентября 1962 года из Турции в Россию вернулись 215 живших там семей-некрасовцев общим числом 985 человек. Всего к 1962 году в Россию и СССР переехало около 1500 некрасовцев, из них более 1200 майносцев. Сейчас их потомки проживают в поселке Новокумский.

Не хуже бабуль управляюсь с печкой

На импровизированной открытой кухне стоит молодой мужчина и помешивает суп, отчего-то радуется мне, не отвлекаясь от бульона.

– Сейчас поможете мне лапшу кинуть, ее надо аккуратно в котел закладывать, я ее уже накатал, порезал. И зелень порезал. Это вам не столовая, все как положено, без кубиков, на костре. А еще я зеркального карпа приготовил, по-некрасовски называется «медник». Каждый слой луком прокладывается. Когда некрасовцы приехали, тут много диких озер было, назывались Звездочка, Максим-ерек.– А вы некрасовец, раз готовите?– Я год здесь работаю директором этномузея, меня Евгений Ступников зовут. За это время всему у бабулек научился: и выпечку умею, и плясинду (молдавский вид пирога, напоминающий плоскую лепешку круглой и иногда квадратной формы с тыквой). Но дома не признаюсь, что умею, иначе жена сядет на голову, и буду дома печь. Я сегодня с четырех утра все наготовил. И салаты, и картошку. Хлеб только знаменитый молоканский не освоил, он неделю не засыхает. Узвар обязательно варим. А зарплата у меня маленькая, меньше 10 тысяч рублей, ну что это такое?Беру горстями лапшу, и пока директор мешает бульон, сыплю в котел.– Туристов много приезжает?– По сезону. Хотя я крышу сделал, могу и зимой готовить. Туристам я объясняю, что некрасовцы уже старенькие, которые Турцию помнят, им готовить тяжело. А мне мастер-класс провели, я не хуже бабулей управляюсь с печкой. Кухня у них скудная, на мой вкус: рыба, лапша, плясинду опять таки, да булочки сладкие, в масле печем. Причем лапшу едят как некрасовцы, так и молокане, у молокан это вообще обрядовое блюдо.– На похороны?– А нет, – смеется Евгений, – наоборот. На свадьбу варят лапшу, у них даже выражение есть, мол, когда будешь лапой кормить? Это означает, когда на свадьбу позовешь.– А у молока еще более скудное меню?– Чая они много пьют, с медом, с сыром, квашеное молоко. Хлеб опять таки свой едят, и мясо тоже, они не вегетарианцы, как многие думают.– Правда, что молокане очень закрытая община?– Тяжело их вызвать, говорят, что может прийти помочь, спеть, а фотографировать нас не надо, пресвитер поругает. Потом у молокан посты трехдневные часто, надо еще так попасть, чтобы им можно было общаться. У некрасовцев все проще, хотя они в церковь свою только по праздникам и воскресеньям ходят, а в остальное время храм закрыт.

Обязательно пляшут и метут веником

– Свадьбы добровольные или родители выбирают суженных?– Добровольно – рассказывает казачка Татьяна, красивая, словно из фильма. – Это большой трехдневный праздник, происходит много этапов с переодеванием невесты. Все начинается в воскресенье. Ее одевают в простую рубаху вначале, косы расплетают, плачут и провожают в кругу семьи. Причем рубаха шьется из рубахи матери, и так много поколений свадьбу играют в одной рубахе, такая вот преемственность. Потом ее ведут в баню, купают и переодевают уже в другой наряд.– И опять плачут?– Нет, плачут один раз – смеется Татьяна, родившаяся уже на ставропольской земле, – приходит жених с семьей, идут в церковь венчаться, и после этого ходят по улицам. Обязательно пляшут, танцуют и метут веником дорогу перед новобрачными. Бывает гуляют по четыре-пять дней. Выкуп косы еще происходит, но сейчас обычно о сумме заранее договариваются.– И что, отрезают?– Ни в коем случае, забирает ее жених себе, метафора такая. И после этого завязывают головной убор «побабиче», чтобы не видно было волос. С этого момента ее волосы может видеть только муж. Краса – это коса, девочек не стригут. Подарки дарят обычные, что нужно молодой семье. Невеста еще должна стать на колени перед женихом, и преклониться перед ним, она себя таким образом вверяет ему во власть. Но сейчас не все происходит по канонам. Когда мы приехали сюда в 1962 году, мы много пели, танцевали на улицах, ходили нарядные и над нами стали посмеиваться. А мы стали стесняться, и уже не так показываем окружающим. Хотя в церковь только в самом нарядном ходим.

Русской грамоты я так и не выучила

Новокумское с первого взгляда кажется обычным ставропольским селом, но по воскресеньям улицы населенного пункта преображаются, и вся обыкновенность исчезает. По улице идут некрасовцы в их ярких радужных и радостных одеждах, звенят пришитыми бубенчиками, пуговицами, бисером. Костюмы необычно отличаются восточной яркостью и пестротой: на чужбине община старалась сохранить народные вышивку, рукоделие, традиции одеваться. Но ткани приходилось приобретать на местном рынке в Турции, и получился неповторимый симбиоз самобытного.

– В этнодеревню мы приходим, когда туристы приезжают, а так у всех свои дома, квартиры – рассказывает отец Никифор. – Такие у нас дома в Турции были, а сейчас в быту все современное, пользуемся газовыми печками, микроволновками и мультиварками.– А мне всего тринадцать было, когда нас на корабль погрузили, – говорит пожилая женщина в красно-желтом платке, вышитом бисером. – Я пять классов турецкой школы окончила. По-турецки и учили, писали на турецком, а на каком же еще будут в другой стране учить? В первый класс пошла – три двойки было за полугодие. А в школе учителя строгие очень были, детей били, всех: и девочек и мальчиков. И по рукам и по щекам. Русской грамоты я так и не выучила, буквы не знаю, но в церкви все правильно на слух читаю, и службу понимаю. Бог дал мне ума. Моя мама рассказывала, что поначалу при церкви в общине была школа. Детей обучали письму, чтению и обязательно пению, у нас вообще мужчины много поют, особенно в церкви так принято. Но потом турецкое правительство нашу школу закрыло, и детей стали обучать русскому тайно, ночами. Кроме учителей, турок в поселение не пускали. А вокруг домов обязательно должно было расти много цветов. Цветы сажали, я цветочницей была. Больше всего гераней у нас было, запах от них хороший, сильный. Еще хризантемы, георгины.

Всегда были оптимистами

– В Россию вам хотелось?– Хоть Турция и стала мне родиной, но мы все, и дети и взрослые, очень хотели домой. В Советский Союз. Нам не важно было, что за политический строй, и что социализм, это все для нас несерьезно было, мы хотели домой. Там нам тяжело приходилось, очень много работали, зелени мало росло. Даже никто не завтракал, понятия такого не было. Просыпались и шли трудиться, а в обед уже ели.– Что обычно готовили?– Да что вы – машет на меня с усмешкой бабушка, – какой там готовить. Воду набирали в озере, брали луковицу или чесночину. Вот и вся еда. А ночами солому таскали, потому что днем было и жарко очень, а еще на солнце она колкая была, и мы ждали, когда роса появится на ней, и всей общиной собирали. Дети всегда наравне трудились со взрослыми.– Нелегко вам приходилось...– Мы всегда были оптимистами, всегда танцевали и пели, когда было трудно, то становилось легче. С песнями всегда дело легче спорится.– А имена у вас обычные были?– Имена всегда по святцам даем. Я, например, родилась в день почитания Елены, так и назвали. Роженица может и не знать, какое имя ребенку выбрали, бабушка в этом деле главнее. Мать родила и отдыхает, а бабушка выбирает сразу, не то, что сейчас, малыши по несколько дней без имен.– Один из заветов Игната был – не родниться с иноверцами, вы соблюдаете его?– В Турции этот завет свято чтили, никого извне к нам не впускали. А здесь родниться можно стало помимо общины – вокруг все свои. Мы же все – христиане, чего делить-то? Правда, некоторое время по возвращении в Россию еще строго соблюдали некоторые традиции. Заветы у нас суровые были – публичная порка за непочтение к родителям, и закапывание в землю по шею неверной жены. Но разводов некрасовцы не принимают, хотя и случается бывает, что парень с девушкой поживут да разойдутся. Венчаны они остаются на всю жизнь.

Садимся за длинным накрытым блюдами стола вместе, едим лапшу, заедая салатами. Спрашиваю, как получилось, что некрасовцы, жившие когда-то на Дону оказались в степях Ставрополья.

– Да нам ведь все равно было, нам на родину хотелось, а куда именно – не важно – рассказывает Татьяна, передавая стаканы с узваром. Конечно, хотелось на Дон, наверное всем. Но именно в Ставропольском крае нужны были рабочие руки: в Новокумском стали развивать виноделие, завод построили, а мы ж работящие, никогда от работы не отказывались, так и получилось. Все равно не на чужбине живем, к тому же нам «подъемные» деньги давали, чтобы мы смогли дома себе построить, какие хотим. То есть нас не обидели. Церковь поначалу не разрешили возводить, и мы ходили друг к другу, проводили богослужения, праздники отмечали, это святое. А потом храм появился. Сейчас, правда, работы меньше стало, дети, внуки уезжают в крупные города. Звонят и рассказывают, как за нашей некрасовской едой соскучились.

Спрашиваю про туристов, некрасовцы печально говорят, что немного желающих, потому что и рекламы нет, и люди не знают, что можно заплатить и приехать.

– Хотя бабульки наши старенькие стали, им сложно приходить, особенно бесплатно. А бесплатно приходится, когда какие-то краевые мероприятия, праздники. На День Ставропольского края приезжали со своими фирменными блюдами, даже квас рыбный сделали, этот рецепт только несколько старушек помнят, никто не заплатил ни копейки. Поэтому и энтузиазма нет особого, какой же это музей, если приходится отрываться от своих дел и отдачи материальной нет.

Без икон и крестов

Парадоксально, но соседями некрасовцев по этнодеревне стали молокане. Это специфическая разновидность духовного христианства, а также особая этнографическая группа русских. Они, как и казаки-некрасовцы, в прошлом веке вернулись из Турции, где жили закрытой коммуной. Есть несколько теорий происхождения слова «молокане». Согласно одной из них, молокане пили в постные дни только молоко. Другая версия связывает этимологию слова с предпочтением есть молочную пищу, поскольку она не могла быть приготовлена с использованием свинины, которую молокане не едят. Сами же молокане предпочитают ссылаться на упомянутую в Библии метафору «духовного молока», о чем мне и рассказывает главная по экспозиции и заодно кассир в общине молокан Галина Васильевна Демидова. Женщина одета в одежду предельно нейтральных пастельных тонов, с платком, покрывающим голову. Объясняет, что все решения коммуны происходят только после общения с пресвитером.

– Все продумывали вместе с ним, я вообще с ним во всем советуюсь. Да и все в общине советуются. А он отвечает нам через Библию. На все находит ответы в священном писании, на любой конфликт даже самый бытовой, на любую ссору.

По словам Галины Васильевны, они тоже прожили какое-то время в Турции, но не бежали от самодержавия, а стремились к Арарату, чтобы ожидать рядом с горой второго пришествия Иисуса. И какое-то время земли Карсской области, где и жили молокане, принадлежали России, но после революции отошли Ататюрку. Также, как и некрасовцы, молокане не допускали общения с турками, но детям также приходилось учиться в турецких школах, где их били, и даже называли по номерам.

– Турки могли украсть наших девушек, безопасности мы не ощущали, русский язык начали терять, да и кровосмешение пошло, мало молокан осталось и приходилось жениться на троюродных братьях-сестрах. И много от этого детей с патологиями рождалось. Некрасовцы соседей почему-то называют протестантами и удивляются, как это последние не ходят в храм, но мудро добавляют, что в каждой вере есть свое спасение.

«Пограничники брали нас, детей, как драгоценности»

Самое яркое воспоминание детства в Галины Васильевны – не тяжелая жизнь в Турции, и не школа, а возвращение на родину.

– Когда мы переехали, мне всего десять лет было. Все мы дети ждали с нетерпением дорогу в Россию, нам говорили, что это удивительно зеленая страна, где повсюду растут фрукты и можно срывать с деревьев яблоки и вишни. В Турции-то у нас фруктовых деревьев не росло, видно, почва другая. Погрузили нас в товарняк, как скот, а он был очень грязным. А на русско-турецкой границе пограничники русские брали нас, детей, на руки, как драгоценности, как что-то хрупкое и дорогое, и несли на родину. Очень аккуратно и нежно обнимая, от этого такая радость была, что мы к своим вернулись. Мы сразу полюбили и пограничников и всех кто живет в нашей родной стране. А поезд советский был новеньким: красивый, зеленый, белье свежее, и я в тот момент почувствовала свободу.– Вы вообще церковь не признаете?– Почему же, есть у нас свой молельный дом, где мы пьем чай, поем псалмы. Но мы ж не просто едим, а во время трапезы идет служба, певцы псалмы поют, и потом со столов все убирают. И мы не партиями за стол сажаем, а всех: 300–400 человек. Поэтому и помещение у нас большое, чтобы все уместились, ну или на улице столы ставим, если тепло и дождя нет. А детей мы не крестим, а «кстим» – поем над ними псалмы. Крестов не носим, и икон не признаем.

«Траур должен быть в душе»

– Вы в светлое одеты, это же не случайно?– Светлое – наряд праздничный или воскресный. Каждое воскресенье мы все наши дома делаем светлыми, меняем белье на постелях, сами стараемся светлее одеться. А приходит вечер воскресенья, и мы все складываем до следующего выходного. Но если траур, то тогда мы надеваем темное, но не черное. Черного цвета вообще нельзя надевать. Траур должен быть главное в душе.– У некрасовцев понятно, замужняя девица или нет по волосам, а у вас какие-то особенные знаки есть?– Да также: косы распущены, значит без мужа, а если волосы спрятаны – то значит замужем, нельзя с ней знакомиться.– А у мужчин такой опознавательный знак есть?– Конечно. Если завязь пояса свисает на левой стороне, то женат, а на правой – свободен. Все просто: когда пара сочетается, жена стоит по правую руку от избранного, и чтобы между молодыми не было в жизни никаких узелочков. Чтобы все было гладко.

Этнодеревня – удивительное место, где можно не только встретиться с носителями традиций, но и посмотреть, как жизнь выглядела сто лет назад и что изменилось. Когда молокане и некрасовцы приехали на Ставрополье, то всех очень удивили, потому что, прожив столько лет среди мусульман, они сохранили культуру допетровской эпохи. И в Левокумском районе поначалу все удивлялись, потому что приезжие ходили в своих этнических одеждах даже на работу. Иногда их почему-то называли «турками понаехавшими». Сейчас в Левокумке проживают около 200 семей некрасовцев, кстати, в свое время приехала ровно тысяча человек, и примерно столько же молокан. Эти общины входят в число самых больших в России. Две непохожие друг на друга коммуны создали не просто этнический музей, а целый поселок, пропитанный культурой, не менявшейся веками.