Чтобы испытать действенность ядерного оружия, не нужен ядерный взрыв
Тема возобновления испытаний ядерного оружия ворвалась в информационную повестку с нелёгкой руки Дональда Трампа. И хотя не вполне понятно, что именно он имел в виду, слово уже сказано и на него пошла мощная реакция. О перспективах возвращения к тестам Фёдор Лукьянов поговорил с послом Григорием Берденниковым. Он знает об испытаниях всё, в том числе и потому, что с 1993 г. по 1996 г. возглавлял делегацию России на переговорах по подготовке Договора о всеобъемлющем запрещении ядерных испытаний (ДВЗЯИ). Беседа прошла в рамках программы «Международное обозрение».
Фёдор Лукьянов: То, что мы знаем из кино – полигон, на нём вырастает огромный гриб – это всё уже не так будет, если возобновятся испытания, да?
Григорий Берденников: Конечно, такого нет с 1963 года. Тогда был подписан Договор о запрещении испытаний в трёх средах, то есть в атмосфере, под водой и в космосе. С тех пор испытания с грибами не проводятся. До начала нынешнего моратория проводились исключительно подземные испытания.
Фёдор Лукьянов: То есть, если их не видно, их можно зафиксировать каким-то специальным оборудованием?
Григорий Берденников: Их можно зафиксировать только сейсмикой или поймать выбросы благородных газов.
Есть специальная организация (она до сих пор называется «подготовительная комиссия», поскольку договор в силу не вступил), которая создала международную систему мониторинга, включающую в себя сегмент сейсмики и радионуклеидный сегмент. Благодаря этому любой ядерный взрыв будет засечён.
Фёдор Лукьянов: Если отложить вопросы политических сигналов, зачем технологически сейчас могут быть нужны ядерные испытания?
Григорий Берденников: В начале это была проверка: сработает – не сработает. Например, американцы провели первый взрыв перед Хиросимой и Нагасаки 16 июля. Тогда действительно хотели посмотреть, работает это устройство или нет. Потом началась отработка качественных характеристик. Поскольку американцами с 1940-х по 1990-е гг. уже было проведено больше тысячи, а нами – более семисот испытаний, всё уже было отработано ко времени, когда был подготовлен договор. Там зафиксировано, что его целью является ограничение качественного совершенствования и прекращение появления новых усовершенствованных типов ядерного оружия. Если устранить мораторий, будут открыты эти два пути для гонки вооружений.
Фёдор Лукьянов: Наверное, обывательский вопрос, но я как себе представляю: есть потенциал, ядерный арсенал, который где-то хранится, примитивно говоря, некий товар на складе. Он ведь лежит давно, гарантирована ли его годность? Нужны ли испытания, чтобы проверить, всё ли в порядке?
Григорий Берденников: Безусловно, нужны, но для этого не требуется собственно ядерный взрыв. Необходимо проверить инициатор. Нужен химический взрыв, причём очень небольшой мощности, где-то до килограмма. Это можно делать и в камерах.
Фёдор Лукьянов: С самой ядерной начинкой ничего произойти не может?
Григорий Берденников: Да. С ядерной начинкой ничего произойти не может, поскольку опыт работы с ней за годы испытаний накоплен. Специалисты-физики нам говорят, что это именно так. А вот химическую часть нужно время от времени испытывать. Это не запрещено. По договору запрещены только ядерные взрывы любой мощности.
Фёдор Лукьянов: Допустим, по тем или иным причинам решение о ядерном испытании будет принято. Насколько быстро его можно провести, учитывая, что требуется особая подготовка?
Григорий Берденников: Конечно, требуется подготовка. На совещании нашего Совета Безопасности было сказано, что потребуется от нескольких месяцев до нескольких лет. У англичан, например, нет полигона. Они начали когда-то взрывать в Австралии, потом перешли в Неваду, то есть это зависит от американцев. Французы погорячились и свой полигон на атолле Муруроа в Тихом океане уничтожили после окончания испытаний в 1990-х гг. полностью.
Фёдор Лукьянов: То есть им физически негде взрывать, получается?
Григорий Берденников: Англичанам и французам негде. У нас Семипалатинский полигон утрачен по понятным причинам, но на Новой Земле есть. Как я понимаю, эти слова на совещании касались полигона на Новой Земле.
Фёдор Лукьянов: А у американцев срок подготовки испытания тот же?
Григорий Берденников: Вы видели, наверное, много разных сообщений, что у них на полигоне в Неваде полный развал, и что им нужно много лет для того, чтобы привести его в чувство. Надо понимать, что прошло тридцать лет – это целое поколение. Хотя полигон, в принципе, всё время функционирует, но, если там не проводят натурных испытаний, навыки теряются. Люди выходят на пенсию, туда набирают новых.
А если они имеют в виду взорвать в атмосфере или под водой, тогда им нужно выходить из договора 1963 г. в соответствии с его положениями, а там, по крайней мере, полгода ничего нельзя делать.
Фёдор Лукьянов: Выход из договоров не то чтобы совсем невозможен, Соединённые Штаты это делали в разных ситуациях.
Григорий Берденников: Конечно, но там есть своя процедура, и она говорит о периоде полгода.
Фёдор Лукьянов: Вы упомянули, что Договор о запрещении предусматривает ограничения на усовершенствования ядерного оружия. Допустим, нет больше этого договора, его не соблюдают крупные страны, есть ли понимание, в какую сторону можно совершенствовать? Это просто увеличение мощности или есть какие-то иные способы?
Григорий Берденников: Если бы мы знали, мы бы, наверное, что-нибудь делали в этом направлении. Это вопрос для учёных. Я не знаю, в каком направлении, но, видимо, можно говорить про какие-то новые принципы, хотя и не совсем понятно, какие. В истории был один реальный прорыв – переход от урановой бомбы к водородной бомбе и увеличение мощности на порядок.
Фёдор Лукьянов: То есть если всё пойдёт по негативному сценарию, то это, скорее, количественная гонка вооружений, как уже было?
Григорий Берденников: Да. Есть графики, которые показывают, что боезарядов действительно стало меньше. Сделают больше боезарядов.
Фёдор Лукьянов: Практического смысла в этом мало.
Григорий Берденников: Это опять же вопрос для физиков. Может быть, кто-то считает, что в этом есть огромный смысл.
Фёдор Лукьянов: Ощущение, что целая эпоха начинает уходить, и мы вступаем во что-то совсем новое.
