Русская артиллерия в XVI веке
Рисунок Алексея Березина . Изображена чоховская пищаль "Драгон" 1577/1578 гг. Чеканщик (может сам Андрей Чохов - но ему в это время должно быть где-то не менее 32 лет) отделывает отлитый на Пушечном дворе ствол. «Здѣлана сия пища(ль) драго(н) в лѣто 7087 дѣла(л) Ондрѣ(и) Чохо(въ)».
Чрезвычайно важным событием в истории русской артиллерии и артиллерийского производства стало создание в Москве предприятия, специализировавшегося на изготовлении артиллерийских орудий. Речь идет о Пушечной избе (к созданию которой, возможно, приложил руку Аристотель Фиораванти). Первое упоминание о ней относится к 1488 г., когда в Москве случился очередной большой пожар, в огне которого сгорело 5 тыс. дворов, три десятка церквей, три моста через Москву-реку у Фроловских ворот Кремля и сама Пушечная изба.
В летописном известии о московском пожаре в августе 1500 г. Пушечная изба упоминается уже во множественном числе («погоре от Москвы реки и до Неглимны и Пушечные избы»), равно как и при пожаре в мае 1508 г., следовательно, производство артиллерии в Москве росло, что совсем не удивительно, ибо, прекрасно понимая всю значимость обладания столь ценным и вместе с тем технически сложным видом оружия, и Иван III, и его сын Василий всемерно способствовали развитию пушечного дела на Руси...
В последующие десятилетия темпы развития русской артиллерии и производства огнестрельного оружия не снижались. Пушечная изба (избы), судя по всему, постоянно перестраивалась, и в описании чудовищного пожара 21 июня 1547 г. впервые упоминается сгоревший дотла Пушечный двор, стоявший на реке Неглинной. При Иване Грозном Пушечный двор представлял крупный производственный комплекс из нескольких зданий, объединенных в единое целое, – в посольской книге записано, что 4 мая 1570 г. Иван Грозный со своей свитой проезжал в свой опричный двор «мимо литовский посолской двор ко Всем Святым на Кулишку, да на коневую площадку по загороду Китаю к пушечным избам, да через Неглименский плавной мост в опришнину».
Оснащенный лучшим оборудованием (московские оружейники, а значит, и Пушечный двор могли использовать вододействующие механизмы, в том числе и молоты) и опытными мастерами, как иностранными, так и русскими (которые постепенно вытесняют иноземцев), Пушечный двор во 2-й половине XVI в. окончательно превратился в важнейший и крупнейший центр артиллерийского производства в России, да и не только в ней...
Масштабы, качество и количество производимых на московском Пушечном дворе орудий поражали иностранных наблюдателей, имевших возможность ознакомиться на месте с артиллерией Ивана Грозного и его преемников, царей Федора Иоанновича и Бориса Федоровича. Некий англичанин, побывав на царском смотре зимой 1557/58 г., в самый канун начала Ливонской войны, в своих записках отметил, что московиты обладают «великолепной и разнообразной бронзовой артиллерией – бэйсами, фалконами, миньонами, сакрами, кулевринами, двойными и королевскими пушками, большими и длинными василисками (описывая русские орудия, англичанин прибег к знакомым ему терминам, под которыми скрывались артиллерийские орудия калибром примерно в 1,25, 2, 3, 6, 14, 18, 48 и 74 фунта)…»
Кроме того, писал англичанин, «у них есть 6 великих орудий, которые стреляют ядрами в ярд величиной, когда такая пушка выстрелит, то человек легко сможет увидеть, как летит такое ядро». Наконец, завершал он свое описание московского «наряда», у русских есть «великое множество мортир или пушек-«горшков» (в оригинале использовано словосочетание «pot guns»), из которых они стреляют зажигательными снарядами (в оригинале «wild fire»)…». Кстати, как раз накануне приезда англичанина в Москву, в 1554 и 1555 гг. на Пушечном дворе были отлиты два гигантских орудия, «Кашпирова» и «Степанова», калибром 20 и 15 пудов и весом соответственно 1200 и 1020 пудов, и не их ли видел наш англичанин среди отмеченных им тех шести гигантских пушек?
Спустя почти два десятка лет имперский посол Иоганн Кобенцель в своем донесении императору Максимилиану II в 1576 г. писал, что «Немцы и Поляки, как и сами Москвитяне, уверяли меня, что… кроме других, в двух только местах хранятся две тысячи орудий с множеством разнородных машин. Некоторые из этих орудий так велики, широки и глубоки, что рослый человек, в полном вооружении, стоя на дне орудия, не может достать его верхней части».
В том, что такие большие орудия в Москве были, не стоит сомневаться – польский шляхтич С. Немоевский в своих записках писал, что он видел возле Московского Кремля «18 новоотлитых мортир (не тех ли, что были отлиты по приказу Лжедмитрия I, готовившегося к войне с турками?), громадных и удивительных, а одно орудие столь громадно, что человек мог в него влезть», а в другом месте «стоит большое и длинное орудие, в котором рослый мужчина может сесть, не сгибаясь: я это сам испытал».
Над изготовлением этой многочисленной и могучей артиллерии трудились многие иностранные и русские мастера, об именах которых свидетельствуют в первую очередь сами пушки, ими изготовленные. Начнем с иноземных мастеров, которые приложили свою руку к изготовлению этих подлинных шедевров литейного искусства середины – 2-й половины XVI в. Иван Грозный и его советники, отлично понимая всю важность обладания передовой военной техникой и тем более технологиями, не оставляли попыток нанять в Европе мастеров-литейщиков и артиллерийских специалистов.
Так, например, в Москве в 1546 г. весьма благосклонно отнеслись к предложению саксонского авантюриста Г. Шлитте, прибывшего с рекомендательными письмами от прусского герцога Альбрехта Гогенцоллерна, оказать содействие в найме специалистов, в том числе и оружейников, в Европе. Правда, из-за козней ливонцев (прежде всего магистра ордена И. фон дер Рекке) и великого князя Литовского и польского короля Сигизмунда II миссия Шлитте закончилась не так блестяще, как начиналась, однако можно предположить, что именно благодаря его усилиям в Москве в конце 40-х – начале 50-х гг. появился мастер Каспар Гунс (в русских документах Кашпир Ганусов – Каспар Иогансен?), учитель Андрея Чохова.
Точно неизвестно, сколько артиллерийских орудий отлил Каспар Гунс за время своей работы на Пушечном дворе (по мнению А. Н. Лобина, до конца 60-х гг., во всяком случае, в Смоленском арсенале хранилась, согласно описи 1671 г., 4-фунтовая медная пищаль, отлитая Гунсом с 1565–1566 гг.) и каковы их характеристики. Однако похоже, что немецкий литейщик специализировался главным образом на изготовлении тяжелых крупнокалиберных орудий – о гигантской «Кашпировой» пушке уже было сказано выше (историк Е. Л. Немировский полагал ее мортирой), а кроме нее, мастер отлил целый ряд других тяжелых орудий.
Так, в 1554–1555 гг. он изготовил 15-фунтовую пищаль, а в 1563–1564 гг. – 35-фунтовую «Острую Панну». В росписи артиллерии, что была придана войску воеводы М. Б. Шеина, отправившегося осаждать Смоленск в 1632 г., числилась 150-пудовая 12-фунтовая пищаль «Гладкая» «Кашпирова литья».
Впрочем, мастер не ограничивался отливкой больших орудий. В 1562 г. им были сделаны по меньшей мере три 6-фунтовые «полуторные» пищали (и не эти ли 6-фунтовые пищали стали образцом для больших серий аналогичных по калибру, весу и размерам пищалей, отливавшихся впоследствии в Москве?), а в 1565–1566 гг. – 4-фунтовая пищаль. Отметим, что в описи псковской артиллерии 1699 г. числится отлитая неким Кашпиром в 1585–1586 гг. 6-фунтовая полуторная пищаль. Кто этот Кашпир? Если Каспар Гунс, то тогда его долголетию можно только позавидовать – почитай, 40 лет работал он на Пушечном дворе!
Другим иноземным мастером, прибывшим, по мнению А. Н. Лобина, в Россию между 1554 и 1562 гг., был некий Богдан (в 1554 г. он отлил в Литве 19-фунтовую пищаль «Дедок»). Прибыв из Великого княжества Литовского, русин Богдан активно включился в производство артиллерийских орудий на Пушечном дворе. Специализировался он на изготовлении малых и среднекалиберных пищалей калибром 1,5, 2, 4, 5,5, 6 и 7 фунтов, которых известно, по словам историка Н. Н. Рубцова, порядка 20, из них пять датированы 60-ми годами XVI в.
Кроме оставивших свой след благодаря надписям на отлитых ими пушках, на Пушечном дворе работали и другие иностранцы, о которых, к сожалению, практически ничего не известно. Так, к примеру, вместе с русским послом Осипом Непеей в мае 1557 г. из Лондона отплыло 4 английских торговых судна, на борту которых, кроме русского посла и английских же дипломатов к Ивану Грозному, были также артиллерийские мастера, пушки и артиллерийские материалы.
Но не иностранцы играли заглавную роль в изготовлении артиллерии грозного царя, но русские мастера. Самым известным из них был, конечно, знаменитый Андрей Чохов, ученик Каспара Гунса, в совершенстве овладевший искусством отливки тяжелых орудий (и колоколов). Самое раннее из известных его орудий, 5-фунтовая пищаль длиною в 4 аршина и весом 43 пуда, «на ней орел двоеглавой, наверху орла три травы, у казны травы ж, в травах подпись Руским писмом: «лета семь тысяч семдесят шестого году, делал Кашпиров ученик Андрей Чохов»; посеред ее и у дула травы ж», датируется 1567–1568 гг.
Две другие малые пищали 4-фунтового калибра были отлиты начинающим мастером в следующем, 1569 г. Эти небольшие (относительно, конечно) пищали стали, похоже, своего рода «пробой пера» будущего мастера. После них Чохов перешел к изготовлению больших орудий, которые стали главным делом его жизни (впрочем, в промежутках между литьем больших пищалей и пушек Андрей со своими учениками и подмастерьями продолжал делать и небольшие полуторные пищали, как это было, к примеру, в первые послесмутные годы).
За шестьдесят лет своей работы на Пушечном дворе (последнее известное орудие мастером было отлито в 1629 г.) им было изготовлено несколько десятков артиллерийских орудий, и знаменитая Царь-пушка калибром 54 пуда, отлитая им в 1585–1586 гг., лишь самая известная. А были и другие, не менее замечательные. Так, в 1574–1575 гг. Чоховым была изготовлена первая именная его литья пищаль – 12-фунтовая «Лисица», в 1576–1577 гг. – 70-фунтовый (sic!) «Инрог» и 40-фунтовый «Волк». Двумя годами позже, после того как «Волк» был взят шведами под Венденом, мастер отлил по царскому указу второго такого же «Волка» (он также попал в руки шведам, и оба «Волка» сохранились до наших дней и ныне хранятся в шведском замке Грипсгольм).
В 1586 г. Чоховым были отлиты «верховая пищаль» (мортира) «Ягуп», неснаряженная бомба для которой весила 6 с четвертью пудов, а в 1589–1590 гг. – сразу пять крупнокалиберных пищалей, 25-фунтового «Соловья», 40-фунтового «Льва», 45-фунтового «Аспида» и 60-фунтового «Троила», в 1699 г. стоявших во Пскове, и 25-фунтовую «Скоропею».
В 1588 г. мастер изготовил уникальную 100-ствольную пушку, о которой польский ротмистр С. Маскевич писал: «Я видел одно орудие, которое заряжается сотнею пуль и столько же дает выстрелов; оно так высоко, что мне будет по плечо; а пули его с гусиные яйца». Кстати, он упоминал в своих записках и о Царь-пушке. По его словам, «сев в нее, я на целую пядень не доставал головою до верхней стороны канала. А пахолики наши обыкновенно влезали в это орудие человека по три, и там играли в карты, под запалом, который служил им вместо окна».
Мастерство и знания Андрея Чохова высоко ценились царской властью. Любопытный пример – по случаю венчания на царство Бориса Годунова служащим Пушечного двора было выплачено государево жалованье «по их окладам сполна», и Чохов получил наибольшее среди всех служащих Пушечного приказу жалованье, 30 рублей. Под конец жизни мастер получал ежегодно 35 рублей деньгами и дополнительно – кормовое жалованье в размере 30 четвертей ржи и овса, 6 четвертей пшеницы, по 2 четверти крупы, гороха и «конопели» (конопляных семян), а еще 10 четвертей ячменного солоду и соль от казны. Дополнительно от казны мастер получал для своего коня 35 четвертей овса и ежегодно подарки дорогими сукнами, не считая наград за литье пушек и колоколов.
У Андрея Чохова были ученики, также оставившие свой след в истории русской артиллерии. Так, в Пскове в 1699 г. стояли три 6-фунтовые пищали, отлитые прошедшими обучение у Чохова мастерами Богданом Федоровым и Кондратием Михайловым. Любопытно, но в том же году, когда Чохов отлил своего «Льва», его ученик Кондратий Михайлов отлил 6-фунтового «Левика» (то есть львенка)! Другой ученик Чохова, Проня Федоров, под руководством своего наставника в сентябре 1604 г. отлил 12-пудовую мортиру, больше известную как «мортира Самозванца». Еще один чоховский ученик, Федор Савельев, отлил в 1593–1594 гг. 7-фунтовую пищаль, в 1670 г. стоявшую на вооружении Смоленской крепости.
Андрей Чохов (благодаря своей Царь-пушке), пожалуй, самый известный русский мастер-литейщик последней четверти XVI – начала XVII в. Но, конечно же, работал на Пушечном дворе он не один. Григорий Котошихин, беглый подьячий Посольского приказа, в 1666 г. писал, что находящихся в ведении Пушкарского приказа, которому подчинялся Пушечный двор, будет «пушкарей и затинщиков, и мастеровых всяких людей с 600 человек на Москве…». Само собой, что мастера-литейщики и их ученики и подмастерья делали основную работу, а для всякой черновой и подготовительной работы нанимали всякого рода «гулящих» людей, «казаков» да «ярыг», которым платили сдельно.
Имена некоторых мастеров, работавших во времена Ивана Грозного и его преемников на Пушечном дворе, сохранились благодаря «автографам», которые они оставляли на своих орудиях. Так, в 40-х гг. XVI в. на дворе лили пушки мастер Игнатий, от которого дошла до наших дней 10-фунтовая «Гафуница». Десятилетием спустя на Пушечном дворе работал Степан Петров, отливший в 1552–1553 гг. 16-фунтовую пищаль «Левик», а в 1555 г. – 20-пудовую пушку «Павлин» (вторую с таким именем).
Вместе с Чоховым в конце 60–70-х гг. на дворе отливал артиллерийские орудия ученик мастера Богдана Пятой (в смоленской росписи 1670 г. числилась 7-фунтовая пищаль, изготовленная этим мастером). В начале 80-х гг. на дворе трудился и Первой Кузьмин, которому принадлежит пищаль «Онагр» «ядром пуд 7 гривенок». В конце века бок о бок с Чоховым лили пушки, пищали и мортиры на Пушечном дворе Семен Дубинин (среди прочих орудий за ним числится 40-фунтовый «Медведь», изготовленный в 1589–1590 гг., и 40-фунтовый же «Свиток», отлитый годом позже) и Русин Евсеев, специализировавшийся, судя по всему, на литье рядовых 6-фунтовых пищалей (только в Смоленске в 1670 г. было 4 его такие пищали).
Кстати, стоит заметить, что не большие «именные» пушки, пищали и «мозжеры», хотя и впечатляли современников и продолжают впечатлять нас, определяли «лицо» русской артиллерии конца XV – начала XVII в., и не они делали основную работу, а как раз эти рядовые средние и малые пищали. Они составляли основу «малого» «полкового» наряда и сопровождали войско в походах. Они были основой крепостного артиллерийского парка, особенно в малых крепостях и городах.
Например, в Изборске в 1631 г. на вооружении были 3 полуторные пищали, 1 пищаль скорострельная, одна 9-, две 7-пядные пищали, 1 так называемая «хвостуша», 4 тюфяка и два десятка затинных пищалей, а в Печерском монастыре под Псковом – 5 полуторных, 4 скорострельные, 6 «волконей» (то есть малокалиберных пушек-фальконетов) и 51 затинная пищаль. Эти орудия, судя по всему, производились массово, десятками и сотнями штук.
Цитируется по: Пенской В.В. Военное дело Московского государства. От Василия Темного до Михаила Романова. Вторая половина XV – начало XVII в.