Игорь Порошин: «Русским мужчинам XX века будут поклоняться, как мифическим героям»

Философ от спортивной журналистики уверен, что Этери Тутберидзе будет жить вечно, а просмотр футбола приравняют к чтению

Одним из гостей недавнего нового книжного фестиваля «Смены» в Казани был известный спортивный журналист Игорь Порошин, который стал участником дискуссии «Книги и футбол: обрученные ковидом». А перед этим многолетний автор лучших отечественных СМИ поговорил с «БИЗНЕС Online» о том, как олимпийский поезд «свалился в обрыв», почему атлеты на Играх должны представлять фармконцерны, а не страны, что из себя представляет контрреволюция в фигурном катании и когда футбол стал скучнейшим «кино для взрослых».

Олимпиада — это ритуал, похожий на похороны, но неинтересный

— Игорь, что для вас нынешние Олимпийские игры в Пекине — крупнейшее мировое спортивное событие или странный пир во время ковидной чумы?

— Наверное, ни то ни другое. Скорее ритуал, похожий на похороны, но неинтересный. Хотя обычно похороны — это почти всегда интересно. Дело в том, что я всю эту ритуальность знаю неплохо, она просто сейчас совсем перестала работать. Единственное — у зимних Олимпийских игр в силу какой-то их компактности, приятного снежного обаяния еще есть какой-то смысл. Это все-таки обозримое состязание с понятными видами спорта, а летние — это вообще какой-то безумный поезд, который мчится в никуда, уже свалился в обрыв, но продолжает падать, потому что обрыв глубокий. Продолжают разыгрываться комплекты медалей, непонятно для кого люди машут флагами, исполняются гимны. Сейчас это прямо-таки уже какой-то отточенный гротеск. Игры в Токио, которые, кажется, ни один живой человек не смотрел, кроме их участников, точно подтвердили, что Олимпиаде совершенно нет места в XXI веке в том виде, в котором они проводились в XX веке.

— Но смотреть трансляции будете?

— Наверное, посмотрю фигурное катание, поскольку оно меня исторически волнует и там выступают выдающиеся спортсмены, а в целом, конечно, нет.

— Сейчас накануне каждой Олимпиады можно слышать суждения, дескать, именно эти Игры будут последними. Сегодня таких разговоров еще больше, то ли все ждут большой войны, то ли просто распада мирового олимпийского движения…

— Вы не путаете со словами любого действующего руководителя МОК, что те или иные Игры оказались лучшими? Это в общем одно и то же. Это не предсказание того, что они закончатся. Нет, я так не думаю.

Посмотрите, как было в античности. На самом деле Олимпийские игры проводились до V века. Это даже в голове не укладывается, при том, что они уже в новой эре совершенно не имели значения, потому что появился свой Counter Strike в римской цивилизации, — гладиаторские бои, народ тащился от этого, но в Олимпии люди продолжали бегать, прыгать, что-то тягать в своем параллельном, как бы уже подземном мире. Все это продолжалось до V века практически, пока наконец византийский император Феодосий не обнаружил, что вот такая языческая хрень на территории христианской империи продолжает проводиться, и он все это дело закрыл. Думаю, будет как-то так: не случится какого-то единовременного конца Олимпийских игр.

Я когда-то публично выдвигал идею, и насколько понимаю, не одинок, но такое мнение позволено высказывать только каким-то фрикам по поводу того, что у Олимпийских игр есть только одно будущее, если они превратятся в «Формулу-1» для фармацевтических концернов.

— Каким образом это должно выглядеть?

— Спортсмены, как и в «Формуле-1», должны представлять в первую очередь не страны, а фармконцерны. То есть не должно возникать проблемы допинга вообще, просто фармацевтические концерны несут ответственность за атлета, его медицинское обеспечение. И если в прямом эфире твой атлет умирает, значит твоя компания на следующий день разорится. Как-то так мне видится эта история.

Все, что связано с допингом сегодня, — это предельные формы абсурда. Так как список запрещенных веществ обновляется практически онлайн, и спортсмены должны за этим следить. Это все нормально, но дело в том, что антидопинговое законодательство апеллирует к нравственности. Представим доллар в качестве единицы нравственности. Трудно, правда ведь? А с допингом и со списком запрещенных веществ получается такая странность: вчера это было нравственно, а завтра, как это было с Машей Шараповой, — уже безнравственно. Потому что список быстро обновили. Соответственно, довольно странно в таких категориях подходить к вопросу. Не могут же котировки нравственности обновляться онлайн, как доллар по итогам биржевых торгов. Или могут? То есть должны проводиться какие-то конгрессы, прения ученых о границах дозволенного. Но мы этого не видим. Поэтому произошла девальвация допингового преступления. Это что-то вроде штрафа за неправильную парковку теперь.

Чем хорош чемпионат мира по футболу? Он ни с чем не конкурирует, это настоящая месса

— То есть, как-то переформатировать исходя из нынешних условий Олимпиаду уже нельзя?

— Почему? Должны остаться только престижные дисциплины, потому что абсолютно ненормально, что 100-метровка по легкой атлетике зарыта в куче всякого софтбола, стрельбы из лука и так далее. Нельзя без иерархии. А олимпийская хартия, основы которой заложены в эпоху, когда еще почти не было профессионального спорта, отрицает иерархию спортивных дисциплин.

Чем хорош чемпионат мира по футболу? Он ни с чем не конкурирует, это настоящая месса. Ты понимаешь,  что сейчас выйдут на поле жрецы и ничто тебя не отвлечет от таинства их действа. А с Олимпиадой нет такого ощущения. Вот 100-метровка, антропологически это важнейшая история для спорта, но она спрятана в куче мусора. То есть должен проводиться очень серьезный отбор, должны существовать лиги. А на Олимпиаду приезжают люди из NBA и играют в 10:30 утра по какому-нибудь филиппинскому времени. Это все нелепо.

— В мировом хоккее с шайбой страны поделены на дивизионы и условный Гондурас играет в шестом и, если выиграет свой чемпионат, то может подняться в пятый. Примерно такую схему вы предлагаете?

— Да. Условно говоря, могут быть игры профессионалов и игры любителей. Соответственно, потом соревнования могут (и должны) разделиться на тех, кто проходит полное фармакологическое обеспечение на высшем уровне, как оно и есть, в том же самом футболе, и тех, кто отказывается от него. Без медицины сегодня просто невозможно представить себе Месси и Криштиану Роналду…

— В таком возрасте.

— Никогда не играли звезды такого возраста на подобном уровне! Соответственно, те, кто находится в сопровождении фармакологии, неважно, допинг это или нет, чистые атлеты… То есть, например, существует еда с биодобавками, генетически модифицированные ГМО и без него. Соответственно, какая-то такая история, разделение — веганская или невеганская, «кошерный» спорт и «некошерный», «безнравственный спорт» зрительский и «нравственный», где люди работают почтальонами, клерками, грузчиками, а в свободное время состязаются.

— Есть ли гарантия, что в этих группах будут соблюдать все правила? Или будут обманывать, как и сейчас?

— Естественно, там же люди. Это же касается и античных Игр, там было абсолютно то же самое, что мы знаем сейчас — и допинг, и подкуп, и политика. Была и своего рода допинг-полиция.  Раздавались стенания по поводу того, что олимпийский спорт загрязнен духом наживы и обмана. В этом смысле вообще ничего нового. Но сейчас этот корабль под названием «Олимпийские игры» настолько тяжел, неповоротлив, и нелеп, что совсем не понятно куда он плывет и зачем.

В фигурном катании считывается зрителем, хочешь не хочешь, культурный код нации

— Почему Россия сошла с ума в последние годы по фигурному катанию.

— Вообще у олимпийского спорта есть потенциал, о котором мы не догадываемся, ровно как и о том, куда повернется будущее. Этот потенциал связан с чувством национальной идентификации, тем, что теперь кажется на первый взгляд немыслимо устаревшим, особенно применительно к Олимпийским играм.

Ну какой национализм, если в олимпийском спорте теперь сплошь и рядом вот такие истории. Например, няня моих детей с Западной Украины. Она узнала из какой-то соцсети, что ее соседка по деревне стала медалисткой Олимпиады, но в составе Азербайджана. То есть вы понимаете: украинская женщина, которая как легионер выступает за Азербайджан! Приезжают посланцы богатого Олимпийского комитета Азербайджана, поскольку там есть государственный протекционизм в области спорта, подписывают атлета или атлетку, и она идет, приносит каким-то чиновникам бонусы, последние получают премии, а она, соответственно, получает за это деньги.

Какое это отношение имеет к «национальным чувствам»? Ты не можешь теперь эти чувства свободно выражать и чувствовать себя причастным к настоящему времени. А для большинства людей это чрезвычайно важно. Это что-то сродни инстинкту самосохранения.  Ну вот кто-то начинает произносить такие слова: «национальный престиж», «патриотизм»… И современный человек сразу реагирует, все — до свидания! Нам с тобой не по пути.

— Их же произносят же с утра до ночи по российскому ТВ.

— Ну нет… Это, знаете, такие тихие молитвы, которые почти с извинениями произносятся.

Но суть и странность заключаются в том, что в последние два года то, что казалось уже вообще похороненным, что не будет никаких флагов, кроме «Фейсбука» и Google в мире… Вдруг национальные правительства начинают что-то значить. Они выносят постановления, вводят чрезвычайное положение, принимают фактически антиконституционные акты. Эти акты работают, этим актам повинуются. Более того, люди благодарны им за это.

— Ковид, по сути, остановил глобализацию.

— В некотором смысле да. Это, на самом деле, очень интересная штука, здесь есть о чем подумать, в том числе о том, как может быть устроен божественный промысел. Соответственно, каким взором бог может смотреть на нас? Вот, скажем, если человек из штата Техас или ок, из Краснодара, едет отдыхать на Мальдивы, — это странно. Думаю, если есть промысел Божий (а он, на мой взгляд, есть), то такие искажения человеческого бытия как раз подлежат суду Божьему.

Так вот, возвращаясь к новому национализму или новому обособлению. В Италии премьер-министр, которого уже никто не помнит, он уже ушел, получил в разгар эпидемии ковида самый высокий в республике с 1946 года рейтинг.

— После введения коронавирусных ограничений?

— Да, потому что отец нации. Была же парадигма в отношении Сталина о том, что он отец нации. Это иконографически всячески транслировалось. Здесь то же самое, то есть человек, который заботится о нас, чадах неразумных. Казалось бы, эта парадигма патриархата осталась где-то в Северной Корее в качестве такого анекдотического назидания поумневшему населению Земли.

— Популярность фигурного катания в России — это как раз проявление важности национального духа?

— Смотрите. Это у нас где-то записано. Просто фигурное катание — это же такой «сверхвид» спорта, потому что он в себе очень многое объединяет. Нет такого другого вида спорта, кроме художественной гимнастики, но она не так почему-то популярна, как фигурное катание, хотя и там, соответственно, объединяются музыка, хореография, костюм и спорт. В фигурном катании, если не формулируется, то считывается зрителем, хочешь не хочешь, культурный код нации.

Олимпиады — в упадке, а фигурное катание — ни разу

— И это стало вдруг востребованным.

— Да. Ведь на самом деле был упадок фигурного катания в 90-е, в нулевые — в меньшей степени, но на Олимпиадах это все поднималось, приобретало какой-то невероятный масштаб интереса. Это как раз свидетельство того, что история с Олимпийскими играми жива в этой точке, и то же самое в США, несмотря на то, что там ужасно упали цифры зрительского интереса к фигурному катанию. Фигурное катание — это такая история, которая сильно возражает на то, что я говорил в начале об упадке олимпийского движения. Но возражение не принимается. Олимпиады — в упадке, а фигурное катание — ни разу.

— Вижу новость на Sports.ru о том, что фигуристка Рубцова ушла из команды Тутберидзе. Рубцовой 12 лет, она даже не звезда по меркам своего возраста, но при этом под новостью 501 комментарий. И это буквально за несколько часов! Безумие?

— Это, собственно, проявление цифрового хунвэйбинства. Самые мощные цифровые вибрации, с чем бы они ни были связаны, в основном производятся подростками, ну или людьми с сознанием подростков или даже с подростковыми состояниями вполне себе взрослых и уравновешенных людей. Кто больше всего срет комментариями, без устали? Естественно, нам говорят, что есть специально обученные боты, которых выпускают какие-то кукловоды. Если же говорить о живых людях, то самые мощные проявления любви и ненависти человек обнаруживает в себе, как правило, в подростковом возрасте. Это гениально Мао понял, когда использовал подростковую энергию в качестве розжига культурной революции. Соответственно, это всё девочки-подростки в основном пишут. И они готовы виртуально выцарапывать друг другу глаза в зависимости от того, за кого они болеют, — Загитову или Медведеву. Потом они выбирают себе других кумиров и продолжают выцарапывать друг другу глаза. Открытых проявлений ненависти осталось совсем мало в нашем мире. Ненависть почти полностью виртуализировалась.

— Вы считаете, что это будут еще усугубляться и люди уже схватятся на улице в реальной жизни? Или «фигурнокатательное хунвэйбинство» сойдет на нет?

— Все зависит от того, что будет дальше с фигурным катанием. Мне кажется, это вполне себе какой-то подростковый культ, но в этом участвуют не только подростки, но в основном женщины. Неистовство именно в эпистолярном жанре способны демонстрировать только женщины именно в силу какой-то своей выдающейся выносливости. Считалось, что мужчины предпочитали не растянутые во времени действия, в частности Казань 1980-х знаменита этим. А женщины способны очень долго вести сетевую войну — бесконечно писать ответы, оскорблять, набрасываться на кого-то одного, хейтить его, писать: «Уродина», «Тупица» и так далее. Потом они выходят на улицу, идут в офис и там становятся приятными и дружелюбными. Это своего рода оборотничество.

Тутберидзе максимально не похожа на Тарасову

— Этери Тутберидзе по-прежнему ваша героиня или она стала уже более понятной и менее интересной?

— Что значит «более понятной»? Это ведь своего рода снобизм: «А, все понятно с Тутберидзе!..» Так как раз и пишут в комментариях. Если бы, например, я писал ее портрет, она мне интересна была бы как натура, как натурщица, извините. Не думаю, что дождусь того, что мне будет позировать обнаженная Этери (Смеется.), но она интересна, я бы с удовольствием что-то сделал о ней, кино или книгу.

— Вы как-то рассказывали, что пытались с ней выйти на контакт. Не предпринимали новых попыток?

— Нет, все же я не настолько фанатичен. Кроме того, вокруг нее вьется такое количество людей, которые хотят ровно того же. Ну зачем мне стоять в этом хвосте? Один раз всерьез постарался — она оказалась твердой как скала.

— Согласны ли вы с мнением, что в российском фигурном катании сложился культ личности Тутберидзе?

— Когда мы произносим это словосочетание, то подразумеваем совершенно определенный тип создания образа, которому поклоняются. Эти условия предполагают герметичность мира, отсутствие конкуренции, скажем больше — культ личности предполагает способность человека или общества на чем-то сосредоточиться, на одном лице, пусть даже оно будет усатым. Это старый когнитивный навык. Современный человек даже на прекрасном лице Этери Тутберидзе не способен надолго задержаться. Его все равно что-то отвлечет, придет ему сообщение с котом или требованием оплаты очередного счета — он уйдет туда целиком и будет там. Тутберидзе реально на себе очень много чего собрала, ей поклоняются. Я имею в виду, прежде всего, родителей, которые мечтают отдать в ее попечительство детей. В этом смысле да, это культ личности. Ну, а как можно создать культ личности в духе XX века, когда сидят фанатки и пишут какие-то бесконечные гадости о ней в сети, желают упасть и сломать ногу всем ее ученицам, ну и так далее.

— Можете ли себе представить Тутберидзе в 75 лет? Это будет некто вроде Татьяны Тарасовой — мудрый Каа, которому звонят по любому поводу, чтобы услышать ее мнение?

— Во-первых, в моем представлении Тутберидзе максимально не похожа на Татьяну Анатольевну. Она не актриса, а полководец, предводительница амазонок. А Тарасова — плоть от плоти, так сказать, актриса Малого театра старой школы. Во-вторых, я думаю, что Этери будет жить вечно, решат вопрос вечной жизни, она будет подпитываться этими эликсирами, и она не будет меняться. Конечно, у нее, как и у любого человека, есть ограничение на ресурс, но, где она пьет эту кровь, которая дает ей энергию, дико интересно. Иногда складывается ощущение, что она дико устает от всего этого. Но что-то происходит, некий метаболизм, и она снова выходит на каток, у нее много учениц, ведь нужно всякий раз свежим, неусталым взглядом на них уметь посмотреть.

— Почему у нее только в женском одиночном катании получается добиваться таких колоссальных успехов?

— Я думаю, что с девочками, конечно, проще работать в принципе, если совсем просто выражаться, потому что они более дисциплинированы, усидчивы, исполнительнее, гибче и все такое прочее. Ну и, думаю, дополнительный нюанс в том, что она работает с русскими мальчиками, который, мне кажется, все-таки особенные.

В России сложился особенный тип посттравматического мужчины

— И в чем эта особенность?

— Я думаю, русских мальчиков последних поколений объединяет взгляд на мир. Он совершенно растерянный. Это есть в Штатах, конечно же. Но в России в силу очень особенной истории XX века, в которой русский мужчина приносил себя в жертву разным идеям, войнам, социальным экспериментам, сложился особенный тип посттравматического мужчины.

Сейчас этот перекос, думаю, постепенно выправляется. Русский мужчина, так скажем, стремительно нормализируется. Но это не отменяет того, что русских мужчин нужно сильно беречь. Они хрупкие, это слабый пол, и это сказывается, конечно, и на спортивных результатах. У женщин в нашей стране они ощутимо выше. Еще этот, с позволения сказать, феминизм, который пришел странным образом из США, при том, что Россия — страна, которая так много исторически сделала для настоящего феминизма. Может быть, больше, чем какая-либо другая.

Мы читаем и ссылаемся на какие-то американские тексты, которые просто являются перемолотыми в корм для беззубых младенцев валунами русского политического авангардизма 100-летней давности. Америка умеет здорово делать многие вещи. Но в плане работы и генерации идей — это мировая провинция с самими громкими ретрансляторами своей провинциальности в виде кино и телевидения. Они узнали по-настоящему, что такое марксизм, три года назад. Сейчас они его распробовали и их расколбасило так, что страшно смотреть.

— Не боитесь того, что единственный эффективный шанс избавиться от этой растерянности русского мужчины — война, которая опять может поднять его дух?

— А как вы себе представляете современную войну? Слушайте, ну она не может быть столкновением вооруженных сил в духе предыдущих эпох. Мы живем в эпоху цифрового взрыва. Поэтому современная война — это война способов упаковки информации. Она идет. А то, что связано с Украиной, — медийная истерика, которых во второй половине XX века было полно, а в в XXI веке ни одна из них не обернулась сколько-нибудь масштабным по меркам XX века столкновением.

Вооруженные операции сегодняшнего времени   — это, по сути, компьютерная игра: высокоточное оружие, сидят мальчики, которые способны с расстояния в несколько тысяч километров муравья убить. Примерно такая армия у России, ну и, наверное, вкупе еще более мощная армия у НАТО. Полноценное столкновение этих двух сил разнесет в клочья не просто нашу планету, а всю галактику. Почему из-за Донбасса вдруг начнется мировая война, для которой гораздо больше поводов было во второй половине XX веке?

— И как же преодолеть эту растерянность?

— Думаю, безусловно, будущее за мужскими движениями, но не карикатурно ретроградного «Мужского государства» (организация признана судом экстремистской в 2021 году, ее деятельность в России запрещена, — прим. ред.)., а именно то, что делают сегодня женщины. В чем они так прекрасны — в том, что умеют объединяться, а мужчины не хотят и не умеют этого делать.

— То есть жизнь заставит мужчин объединиться?

— Безусловно. Осознание своей истории, трагедии XX века. Думаю, русским мужчинам XX века, безусловно, будут поклоняться, как мифическим героям. В принципе, на российских стадионах футбольные матчи должны начинаться с того, что футболисты должны вставать на колени в честь миссии русских мужчин в XX веке, как они отдавали себя на этот жертвенный костер, как несли крест, шли на голгофу, чтобы появились такие прекрасные общества, как Швеция, Норвегия, Финляндия. Соответственно, от многого человечество удержалось в итоге, наблюдая за Россией. Скажем, без опыта русской революции Скандинавии в ее нынешнем виде не возникло бы.

Контрреволюция в фигурном катании основана на том, что девочки не дают зрителю зрелища жизни пола

— Давайте еще вернемся к фигурному катанию и к Тутберидзе. Она и ее ученицы двигают вид спорта вперед, но ведь есть ощущение, что здесь уже подобрались к потолку. Или нас скоро ждут пятерные прыжки?

— Это неизбежно.

— Но «срок годности» у фигуристов, который и так невелик, станет еще меньше.

— Это большая проблема. У зрителя есть большая привычка еще с XX века наблюдать «секс», то есть буквально — жизнь пола в экстремальном проявлении спорта. Это не о сегодняшнем времени. Нельзя смотреть на спорт и видеть «секс».  А вся контрреволюция в фигурном катании основана на том, что девочки не дают зрителю зрелища жизни пола, потому что они еще не оформившиеся подростки и так далее. Какой-то в этом заключается невероятный парадокс. Не знаю, как его разделить, но это правда. Видимо, высший период гибкости человека как раз приходится на эти годы — 12-15 лет. А дальше приходит гормональная буря, которая уносит те качества, которые нужны женщинам для достижения максимальных результатов в фигурном катании.

— Вы за повышение возрастного ценза в профессиональных соревнованиях по фигурному катанию?

— Нет. Зачем? Это предельно искусственная конструкция. Вы же помните, что олимпийские американские чемпионки типа Хьюз или Липински — им было по 16 лет. Страшно представить, кстати, что Сара Хьюз была олимпийской чемпионкой — самая невыразительная олимпийская чемпионка всех времен.

— Невыразительнее, чем олимпийская чемпионка Аделина Сотникова?

— (Смеется.) У Хьюз блата было меньше, но Сотникова как фигуристка все же сильнее, но к ней эта медаль совершенно не по праву прилетела. Взрослые постарались.

Футбол — это не быдло-игра для быдло-зрителя

— В мире спорта у вас сегодня два приоритета: футбол и фигурное катание?

— Нет, я сейчас, к сожалению, только футбол могу смотреть по своей занятости.

— Ковид изменил европейский футбол?

— Конечно! Футбол стало тяжелее смотреть. Вы смотрите футбол?

— В меру наличия свободного времени.

— Вас никогда не посещали мысли, когда смотрите футбол: «Боже, что я сейчас делаю?»

— Вы про скучные матчи на пустых стадионах?

— Футбол стал выглядеть очень абстрактно. Раньше у нас была подсказка, суфлер, в виде шума стадиона. То, что чувствовали люди на стадионе, давало нам понять, что происходит что-то значимое. Игроки питались этими эмоциями. Возникала синергия, можно было сидя у телевизора что-то тоже испытывать.

А теперь смотрите: пустой стадион, там люди катают мячик, причем люди выдающиеся. Картинка выглядит совершенно абстрактной. Поэтому футбол с точки зрения 10-летнего ребенка — это черте что. Какое-то скучнейшее «кино для взрослых». Футболу противостоит мир компьютерных игр, где столько событий запрограммировано!  А тут все со счетом 0:0 может закончиться…

— Это угроза популярности футбола?

— Да, конечно. Абсолютно уверен, что уже не будет так, как прежде. Уже ситуация сказывается на телевизионных контрактах. С одной стороны, поднимется английская лига, как оно всегда бывает: кто-то поднимается в общем кризисе. Просто суперлигой будет Англия. Оно так примерно уже и есть. Осталось подтянуть еще каких-то игроков, и все. Все равно Англия генерит почти весь поток транзакций.

— К чему придет футбол? Вот теннис держится, несмотря на телевизионные форматы мы пять с половиной часов смотрим матч Надаля с Медведевым.

— Футбол же всячески противопоставлялся в XX веке когнитивным практикам: «Ты бы пошел, что ли, книгу почитал!..» Или: «Сережа ходит на занятия в музейный кружок, а ты смотришь футбол!..» Я думаю, мы услышим в будущем фразу, где футбол будет противопоставляться популярным развлечениям будущего: «Ты бы хоть футбол посмотрел!» То есть футбол станет частью некоего престижа, будущей респектабельности.

— То есть читать Шопенгауэра и смотреть футбол — одно и то же?

— Точно! Потребуются примерно одинаковые когнитивные усилия для человека будущего, чтобы наблюдать футбол и читать сложные тексты.

— Мне кажется, это слова настоящего фаната футбола.

— Ну, так и есть, конечно же!

— И когда мы к этому придем, как считаете? Когда пожилые отцы будут произносить эти слова?

— Думаю, в течение ближайшего десятилетия. Слова о том, что это быдло-игра для быдло-зрителя, уже сейчас не звучат. Где же оно, это быдло? Его Маргарет Тэтчер прогнала со стадионов в 90-е. Интереснейший вопрос, кстати, куда ушла агрессия, которую генерировал в болельщиках футбол, во что она трансформировалась, где затаилась.