Коммунист во Христе. 95 лет со дня рождения Николая Пучкова
30 января исполнилось 95 лет со дня рождения легендарного вратаря Николая Пучкова.
Встреч было три, все в начале столетия. Первая продолжалась шесть часов. Диктофон не выдержал. Я выдержал с трудом. Накануне его уволили из СКА — не нынешнего, а ещё прежнего, достаточно скромного. Я написал текст про несправедливость тренерской судьбы, он позвонил и рубанул: «Меня не надо жалеть!». Ничего не оставалось делать, как напроситься к нему в Питер.
Не скажу про всю квартиру на углу Светлановского и Мориса Тореза, а комната напоминала жилище доживающего свой век пенсионера. Никто не догадался бы, что здесь живёт великий вратарь, чемпион мира и олимпийский чемпион, легенда мирового хоккея и знаменитый тренер. Ни медалей, фотографий, ни регалий, ни атрибутики. Ни-че-го. Из художественного оформления — два отксерокопированных бумажных листа формата А-4. На одном — лицо Терри Савчака в инфракрасном изображении, со всеми его шрамами. На другом — плакатный Че Гевара.
Хозяин ждал, но встретил сурово: «Вы борец по натуре? Не совсем? Тогда какой же вы журналист? Журналист без чёткого осознания своей миссии — как хоккеист без клюшки. Вы вообще ничего не делаете. Хоккей — это явление народное. А вас то, чем живёт народ, не волнует. Вас интересует только обслуживание власти. Что, «простите-простите, Николай Георгиевич…». Вы пришли ко мне как представитель прессы, так принимайте удар на себя! У нас не пресса, а сплошная продажная сволочь. И даже не пытайтесь возражать!».
Нет, конечно, раскрутить его на какие-то воспоминания изредка удавалось. Можно было понять, откуда у него залежи дисков с классической музыкой — часами слушать оперные радиоспектакли и концерты пристрастился во время войны. Он считал, что до всего человек может дойти сам, без малейшей посторонней помощи.
Так Николай Пучков, ставший первым номером сборной СССР уже по ходу дебютного чемпионата мира (заменил Григория Мкртычана по его же просьбе по ходу неудачно складывавшегося матча против ЧССР) учил перед поездкой английский язык. Партнёры удивлялись. Посмеивались над «книжным иностранным» Пучкова, не понимая, зачем ему это надо. Пожимали плечами, увидев, что он ходит босиком по снегу, чем странности не исчерпывались. Но уважали, конечно, безмерно, потому что трудяга он был редкостный, что отмечал сам Всеволод Бобров.
В «шайбу» Пучков пришёл почти 20-летним, азам новой игры учился у старшего товарища по патронируемой Василием Сталиным команде ВВС Мкрычана, но привнёс в неё и прежние навыки из футбола и бенди. Лучшим вратарём чемпионата мира его признали лишь однажды — на чемпионате мира-1959 в Чехословакии, хотя могли это сделать и раньше — олимпийский турнир 1956 года стал звёздным часом Николая Пучкова, спасшего решающий матч против канадцев. Следующая Олимпиада стала последней — тогда в 30 лет запросто отправляли «на пенсию», особенно упёртых. А Николай Георгиевич покладистым никогда не был, вот Анатолий Тарасов, посчитавший, что он излишне робеет перед канадцами и уже «не тот», его из ЦСКА и попросил весной 1962.
После чего коренному москвичу Пучкову пришлось стать ленинградцем, и через девять лет привести заштатный СКА к первым медалям, пусть бронзовым. С юниорской сборной СССР (Юрий Блинов, Владимир Лутченко, Владимир Шадрин и другие будущие звёзды) на неофициальном чемпионате Европы-1967 в Ярославле он взял золото, через год в Хельсинки «только» серебро, когда под его началом были Валерий Васильев, Александр Мальцев, Сергей и Вячеслав Солодухины, Владислав Третьяк. В 1972 он встал на тренерский мостик сборной СССР рядом с Бобровым, пусть всего на один — «серебряный» — чемпионат мира.
Потрясающая эрудированность сочеталась в нём с не менее потрясающей наивностью, безапелляционность в суждениях — с обезоруживающей улыбкой. Пучков, казалось, весь состоит из контрастов и противоречий. Что можно было списать на возраст, но он, судя по осторожным высказываниям коллег, и раньше был «не без странностей».
В Ленинград он переехал в начале 60-х, в самом конце карьеры игрока. Если не знать, что он хоккейный вратарь и рабочая косточка, его можно было принять за потомственного аристократа. Если не знать, что он убеждённый коммунист, можно было воспринимать его как глубоко верующего христианина. Если не знать, что он абсолютно советский человек, консерватор и патриот, можно было решить, что он либерал и ярко выраженный западник. В Ленинграде ему как тренеру реализоваться даже на 50 процентов не дали. Сам фанатик, того же он требовал и от подопечных, а вот в том, чтобы обеспечить команде комфортные условия с помощью высокого начальства, Пучков силён не был. На пенсию его вытолкали на рубеже 90-х, а предваряла расставание многолетняя работа с его детищем — «Ижорцем». Пенсионер Пучков поехал в Швецию, где согласно шведскому законодательству работать мог только с командами второго эшелона. На традиционном семинаре, завершающем сезон, экзотический персонаж из развалившейся страны сказал, что через год он сделает доклад на шведском. Все только посмеялись, а он действительно выучил шведский язык — самостоятельно, как английский перед первым чемпионатом мира. И действительно выступил с докладом, коллеги аплодировали.
Всякого рода ветеранские воспоминания он считал никому не нужной мемуарной чепухой: «Главное не то, что мы прошли, а то, что мы передадим. А передавать надо не рассказы о подвигах, а суть, опыт и методику. Воплощённые в пособиях, книгах и практической работе. Вы не понимаете, что главная катастрофа у нас случилась с тренерами: им не на чем учиться, а скоро будет и не у кого. Поэтому у меня нет времени на рассказы о том, как мы в Стокгольме победили канадцев полста лет назад. Мне методикой надо успеть поделиться. Я бы вам показал, о чем я пишу, но вы же не понимаете…».
Начинал он играть ещё в обыкновенной перчатке. В результате чего на пальцах было столько же переломов, сколько шрамов на лице: «на лице 47 — меньше, чем у Савчака». Пальцы у него гнулись в обратную сторону так же, как в обычную. А сам не гнулся. Когда после дюжины шведско-финских заграничных лет вернулся домой и четвёртый раз принял СКА, в раздевалке включил любимую токкату и фугу ре минор Баха. Годившиеся во внуки подопечные слегка обалдели. Самым безобидным из его чудачеств посчитали, что он обращается к хоккеистам исключительно на «вы». У Пучкова опыта новой мутной жизни не было, и быть не могло.
Он никогда не жаловался и не роптал на судьбу, которая отнюдь не была к нему благосклонной в последние годы. Его быстро сняли с поста главного тренера СКА, но совсем изгнать Пучкова из хоккея могла только смерть. Он спускался по тренерской лестнице, но ни одним своим движением не сфальшивил. Для него тренерский мостик СКА и тренировка в детской хоккейной школе были явлениями одного порядка. Он очень торопился отдать то, чем владел. Методические разработки Пучкова, с которыми он знакомил студентов Академии имени Лесгафта, кстати, работают до сих пор. И первая школа вратарей получила его имя. И предсезонный турнир имени Николая Пучкова есть.
У него был иссечённый 47 шрамами лик воина, невозможный характер и доброе сердце, отражавшееся в беззащитной улыбке. Николай Георгиевич Пучков умер на исходе лета 2005, идя на тренировку детской команды. На памятнике на Северном кладбище надпись: «Хоккей — любовь и вся моя жизнь». Лучше не скажешь.
Когда проезжаю в Питере мимо его дома, останавливаюсь на минуту-другую на углу. Кажется, вот сейчас выйдет из двора крепкий старик с выдубленным лицом, в клетчатой рубашке, и сокрушённо махнёт рукой: «Вы не понимаете! Вы ничего не понимаете…».
— Вы не понимаете, какими мы были. Вы просто не можете этого понять, потому что судите примитивно и плоско. Как будто 50 лет назад и мысли, и поступки, и одежда — всё было одинаковым. Чушь и бред! Даже во времена сталинизма жизнь не сводилась только к чёрному и белому, а дух, как известно, дышит, где хочет. Мы не были одинаковыми. Мы были очень разными. И даже совсем простых ребят нельзя было назвать «простенькими». Потому что пустота в душе и сердце — это не про нас. Над нашей экипировкой на первом чемпионате мира смеялись, но на свитерах были четыре буквы — «СССР». От травм они не защищали, но с ними мы побеждали... Не для вождей побеждали, а для людей. Спорт сам по себе не идеологизирован. Просто его очень удобно использовать в качестве идеологического инструмента. И тогда использовали, и сейчас — пусть и в несколько иных формах. Спортивная элита целиком зависит от власти предержащих. Власть в своих целях и требует, и поддерживает — раньше больше морально, сейчас — больше материально. Не знаю, что хуже — только «давай-давай», или только деньги. Я убеждённый коммунист во Христе. Не улыбайтесь. В церковь не хожу, но знаю, что две с лишним тысячи лет назад на Земле жил человек, который указал правильный путь: жить по любви и помогать друг другу. Человек приходит в мир только для этого.
Досье
Николай Георгиевич Пучков
Родился 30.01.1930, умер 8.08.2005
Заслуженный мастер спорта (1954), заслуженный тренер Российской Федерации (1967), заслуженный тренер СССР (1971).
Карьера игрока: 1949-53 — ВВС, 1953–62 — ЦДСА, ЦСК МО, ЦСКА, 1962/1963 — СКА
Достижения: олимпийский чемпион (1956), бронзовый призёр (1960). Чемпион мира (1954, 1956), серебряный (1955, 1957-59) и бронзовый (1960) призёр. Лучший вратарь чемпионата мира 1959. Чемпион СССР (1951-53, 1955, 1956, 1958-61)
Карьера тренера: 1963-79 — СКА, 1980-90 — «Ижорец», 1990-93 — «Кируна» (Швеция), 1994/1995 — «Кальмар» (Швеция), 1997-2000 — «Порво» (Финляндия), 2002/2003 — СКА. Также работал в юниорской, второй и национальной сборных СССР и хоккейной школе СКА.
Достижения: серебряный призёр чемпионата мира (1972), чемпион Европы среди юниоров (1967), серебряный призёр (1968). Бронзовый призёр чемпионата СССР (1971).
Награждён орденами Знак Почета (1957) и Трудового Красного Знамени (1971).