Философия против угнетения. Как построить справедливый социальный порядок

Фрагмент из книги «Жизнь жестче» философа Кирана Сетии о том, как жить достойно в несовершенном мире.

В издательстве Individuum вышла книга «Жизнь жестче. Как философия помогает не отчаиваться в трудные времена» философа Кирана Сетии. Опираясь в том числе на личные примеры, автор рассказывает о том, как с физической болью, горем из-за утраты близких, ощущением, что каждый день происходит самое худшее, и многими другими проблемами, с которыми мы сталкиваемся в повседневной жизни, помогает бороться философия — Аристотель и Кант, Теодор Адорно и Симона Вейль, а также мировая литература и искусство. Публикуем фрагмент из главы, посвященной проблеме несправедливости в мире.

По словам Мердок, «задача моральной философии — расширять границы языка, как это делают поэты, и давать слову возможность подсветить сферы, которые до этого находились во тьме». Тьма, с которой мы сталкиваемся, есть несправедливость мира и ощущение, что мы бессильны что-то изменить.

Может ли философия пролить на это хоть какой-то свет?

Начав в «Государстве» со справедливости, которую презирает пастух-невидимка Главкона, Платон резко переходит к политике. Бóльшая часть диалогов посвящена созданию его утопии — каллиполиса, или прекрасного града. В нем каждый гражданин пожизненно приписан к одной из трех каст: философов-стражей, которые правят городом, стражей-помощников, которые его защищают, и производителей, работающих ради удовлетворения материальных потребностей города. У стражей нет частной собственности, семья упразднена, дети воспитываются совместно. Справедливость в городе строится на том, что каждый выполняет работу, к которой приписан.

Неудивительно, что мало кто из последующих философов соглашался с этим платоновским уложением о деспотическом режиме обязательных работ и совместного воспитания детей.

Однако они часто разделяли устремление Платона — описать абсолютно справедливый социальный порядок.

Интерес к этой теме то взлетал, то падал, а в итоге она получила развитие в работах политического философа Джона Ролза, в частности, в его «Теории справедливости», написанной в 1971 году. Для Ролза политическая философия начинается с «идеальной теории» (ideal theory) — описания общества, которое управляется за счет «строгого соблюдения» принципов справедливости при достаточном количестве материальных благ. Ролз называл это «реалистической утопией»: он говорил о «людях, какие они есть» и о «законах, какими они могли бы быть». С этой утопией на руках мы обращаемся к «неидеальной теории» (non-ideal theory), которая говорит об условиях, в которых мы находимся в действительности. Согласно этой теории, нам следует стремиться к утопии наиболее действенными средствами, которые только дозволяет мораль.

Как вы, наверное, уже видите по замыслу этой книги, я не считаю, что политическую философию следует начинать с описания идеально справедливого общества, так же как этика не должна отстраиваться от аристотелевской идеальной жизни. Чтобы видеть несправедливость в мире, проект утопии не нужен. Достаточно взглянуть на прошлое и настоящее Америки: выселение и истребление коренных народов, рабство, провалы Реконструкции, законы Джима Кроу, редлайнинг, массовое лишение свободы и его последствия, жестокость полиции, манипуляции на выборах. Несправедливость в этой стране хорошо видна и без идеальной теории, к тому же идеальная теория все равно не даст нам рецепта для ее устранения. По своей природе идеальная теория абстрагируется от структур угнетения; в худшем случае она их затушевывает. (Кроме того, утопия не видит расовых проблем).

Да и вообще сомнительно, что мы в состоянии представить себе идеальный мир.

Один из выводов «критической теории», разработанной философами Франкфуртской школы в середине XX века, заключается в том, что идеология искажает наше представление о том, что возможно в пределах человеческих сил и с человеческой точки зрения. Вот лишь один пример: трудно не воспринимать технологическую автоматизацию труда — беспилотные автомобили, механизированные склады, компьютерный ввод данных, — как угрозу занятости, которая оставит миллионы без средств к существованию, а не как освобождающую перспективу свободы от труда. Это не просто реализм или уступка тому, что сейчас политически осуществимо. Такой взгляд на ситуацию подкреплен идеологией производительного труда как источника самоуважения, при этом мы забываем, что сама эта связь, возможно, была порождена экономической системой, для оправдания которой используется. Разве «безработные» чувствовали бы себя неудачниками, если бы никому не нужно было работать? Я не утверждаю, что не чувствовали бы, я говорю, что нам не дано предугадать, какой была бы человеческая жизнь и как бы мы относились к работе и друг к другу при социальном устройстве, радикально отличном от того, с которым мы имеем дело на сегодняшний день.

Так что политическая философия не должна заниматься теоретизированием на тему идеала справедливости: у нас нет возможности представить себе безупречный мир. Вместо этого она должна помочь нам увидеть, что не так с миром вокруг нас и что делать, чтобы его изменить. Так относился к философии один из основоположников критической теории Теодор Адорно. В текстах, которые Адорно собрал и опубликовал вскоре после окончания Второй мировой войны под названием «Minima Moralia», мы видим отказ от мечтаний об «эмансипированном обществе» или «раскрытии всей полноты человеческих возможностей». Адорно считал, что мы не можем стремиться к эмансипации сейчас, поскольку не знаем, что подобные слова могут значить. Исследовать человеческий потенциал на обломках человеческой истории — все равно, что изучать ботанику по образцам на пересохшей почве. Можно предположить, что этим растениям не хватает воды, но нельзя сказать, как они будут выглядеть, когда зацветут. Для Адорно «ответом мягким был бы лишь самый грубый, а именно: никто больше не должен голодать». Если мы не можем придумать утопию, то можем хотя бы реагировать на насущные потребности.

В своей моральной ясности это требование в чем-то верно, но в чем-то и нет. Оно напоминает моду на «эффективный альтруизм» — идею о том, что если уж мы взялись помогать нуждающимся, то должны это делать максимально взвешенно. Уильям Макаскилл, Питер Сингер и другие сторонники эффективного альтруизма утверждают, что состоятельные люди должны прилагать больше усилий для помощи тем, кто оказался в трудной ситуации. Они, в частности, призывают нас жертвовать деньги самым эффективным благотворительным организациям, а свое деловое чутье и время тратят на оценку этой эффективности в долларах на «продолжительность жизни с поправкой на ее качество». (В приоритете — москитные сетки и лекарства от малярии). Эффективных альтруистов критикуют за то, что они пренебрегают политикой, игнорируют социальные причины бедности и человеческих страданий: политические решения трудно поддаются количественной оценке. Но ведь они еще и пренебрегают вопросом ответственности. Эффективные альтруисты одинаково относятся к любым видам нужды, хотя некоторые из них лежат на нас более тяжелым грузом. Наше нравственное отношение к человеческим страданиям становится острее, если мы связаны с их причинами.

Философы могут нам помочь разобраться во всех этих хитросплетениях.

Так, Айрис Марион Янг — политический теоретик-новатор, умершая от рака в возрасте пятидесяти семи лет — разработала идею «структурной несправедливости», то есть несправедливости, которая не локализуется в несправедливом отношении или действиях, а возникает интерактивно, и предложила модель ответственности всей социальной ткани общества (social connection model).

Такие концепции проливают свет на нашу тьму.

Когда несправедливость является структурной, она создается или поддерживается, по крайней мере, частично, практикой, не зависящей от частных предрассудков или конкретных несправедливых действий. Даже если бы никто не придерживался сексистских взглядов на способности женщин и, например, не отказывал бы им в приеме на работу из-за того, что они женщины, гендерное разделение труда, при котором женщины выполняют бóльшую часть неоплачиваемого ухода за детьми и домашней работы, все равно систематически ущемляло бы их. Несправедливость кроется здесь не в каком-то конкретном отношении или акте исключения той или иной категории людей, а в наших коллективных ожиданиях. Проблема, по сути, является структурной.

Янг утверждает, что мы несем ответственность за структурную несправедливость. В основе ее аргументации лежит противопоставление виновности или вины и ответственности за изменения. Возьмем другой пример: хотя несправедливо критиковать современных американцев за расистское прошлое нашей страны, мы все равно часто оказываемся вовлечены в жизнедеятельность систем, обеспечивающих сохранение расистских пережитков в наши дни.