Никогда в нашей стране не появлялось такого количества примечательного авторского кино, как в девяностые. Снятые на ужасную пленку на деньги бандитов и банков, эти фильмы балансируют на грани между шедеврами и онейроидным трешем, до сих пор поражая сновидческими фантазиями и откровенным безумием. Елена Кушнир рассказывает о сложносочиненном артхаусе смутного времени, в числе которого два мистических фильма на тему «Фауста» с великими актерами в ролях бесов.
«Кремлевские тайны XVI века» (1991)
Иван Грозный (великий Алексей Жарков в главной роли в своей жизни с глазами, затянутыми счастливым белым безумием), наслушавшись предсказаний волхвов, понимает, что ему осталось жить не более суток. Борис Годунов (Богдан Ступка) сжимает кулачки. Царевич Федор (Алексей Серебряков) мечется в саду добра и зла. Над землей поднимается звезда Полынь.
Страшное, как хоррор, высказывание о природе власти не до конца реализовавшегося в СССР сценариста Бориса Бланка, снявшего свой фильм по сценарию другого значимого сценариста Виктора Мережко, погружает нас в инферно, которое вылупилось из третьей части «Ивана Грозного», запрещенной Сталиным (хотя номинально это экранизация трагедии Алексея Толстого). Когда в голове царя совсем плохо, на экране поднимается гигантский фаллос, вокруг которого пляшут линчевские карлики и целующиеся мужчины. Когда еще хуже — Годунов с кричащими глазами Ступки продает душу, чтобы выкупить страдающую от тирана Россию у какого-то абсолютного зла. Жарков создает жуткую драгоценность из своей смерти. В каком-то смысле в этой полночи с дьяволом сконцентрирована вся история государства Российского. Но если не сильно напрягаться, фильм можно смотреть как хеллоуинский спецвыпуск телепередачи на ТНТ. Глядите, опять какие-то ряженые черти побежали.
Поэт Макаров (Сергей Маковецкий), вышагивающий со стихами по кладбищам, покупает с рук пистолет, который делает его уверенным в себе и завтрашнем дне. Завтрашнее дно не замедлит наступить: поссорившись с женой-поэтессой (прекрасная самоубийца Елена Майорова), он отыскивает в кафе роковую любовницу Марго (прекрасная, рано умершая фам фаталь Ирина Метлицкая), за спиной которой маячит серьезный браток.
Девяностые режиссера Владимира Хотиненко, который мучился от распада СССР еще до того, как тот распался, — метафизическая картина жизни, которая позднее будет подхвачена официозом. Перестройка была реваншем интеллигенции, которую десятилетиями гнобили как гнилую прослойку. Но почвенник-государственник Хотиненко от лица интеллигенции, которая его ни о чём не просила, естественно, оплакивает русскую культуру, которую растирают под подошвой приподнявшиеся сволочи в малиновых пиджаках. Если абстрагироваться от полыхающей ненависти режиссера к свободе, демократии, капитализму и неподцензурному творчеству, можно сказать, что его тошнотворный гимн десятилетию, олицетворенному в ледяном Маковецком, очень близок к шедевру. Когда в финале человек станет патроном, заплачет даже Алехандро Ходоровски. Такой уровень сюрреализма почти недостижим.
Московский студент Мартын (Иван Охлобыстин под именем Ивана Чужого) и его друг Рыжий (Иван Захава) служат в Афганистане, где вроде как можно жить и даже любить местную девушку Камиллу (Наталья Петрова). Однако возможно это лишь до нападения моджахедов, которые присылают Рыжего обратно по частям. Немножко сойдя с ума, Мартын совершает крайне жестокую месть и оставляет в Афганистане свою ногу. Из ноги вырастает отдельный человек.
Картина еще одного самоубийцы Никиты Тягунова по сценарию рано умершей Надежды Кожушаной (и вот опять!), также написавшей сценарий трагического русского «Дня сурка» всё того же режиссера Хотиненко «Зеркало для героя», еще при жизни автора была записана критиками в число величайших антивоенных фильмов. Лента исполнена такого же антимилитаристского пафоса, как «Иди и смотри» Элема Климова, который в силу подробной демонстрации ада тоже не до конца избежал сюрреалистичности: наше сознание просто не справляется с абсолютным кошмаром — и переплавляет его в босхианскую фантасмагорию. Помимо Охлобыстина с шальной улыбкой, особо выделяется Петр Мамонов в роли старшего брата героя. Его выступление в поезде, когда он очень долго кричит матом, достойно всех «Оскаров» мира.
Под песню «Иероглиф» группы «Пикник» пугающий ребенок (или карлик) наблюдает за гильотиной, пока у белого кролика трогательно дрожат розовый носик и усы. Следующий кадр связан с предыдущим титром: «Это был очень тревожный сон, он меня самого расстроил». Город засыпает, просыпается мафия. Засыпает милиция, просыпаются маньяки. Один из них по прозвищу Арбитр (Александр Соловьев) устраивает самосуд. Его ловит молодой милиционер (режиссер фильма Иван Охлобыстин) с помощью сидящего под искусственной березой матерого следака (Ролан Быков, который выглядел безумнее только в фильме «Ширли-мырли»), фотографа-гея с калашниковым (Федор Бондарчук) и доброго голоса Евгения Евстигнеева за кадром.
Неописуемый нуар в шляпах и плащах, перешитых на фабрике «Большевичка», выдерживает детективную линию, но смотреть этот фильм ради поисков преступника — всё равно что смотреть «В джазе только девушки» ради джазовой музыки. В случае Охлобыстина необычайно увлекательно проваливаться в содержимое его головы вслед за белым кроликом.
«Будь проще, и к тебе потянутся. Потому что лучше быть одному, чем раздваиваться. Лучше раздваиваться, чем расстраиваться. Но лучше расстраиваться, чем четвертоваться. И запомни главную мысль: пуля — дура, а штык — молодец».
Бог (занесенный в российское кино ветром перемен Руперт Эверетт, который единственный тут, кто играет серьезно), или просто сумасшедший скульптор, потерял некий волшебный глаз, без которого не оживить статую тоже, видимо, Бога. Творец от огорчения запил, стал требовать блины у будущего мертвого соседа, от лица которого рассказывается история, а тем временем (только непонятно, каким) в игру вступают силы ада под предводительством мафиози по прозвищу Шатен и Люцифер (Константин Райкин).
Есть еще черт Федор Добронравов, вампир Армен Джигарханян в черном плаще с кровавым подбоем, две дьяволицы (одна хорошая, другая плохая) и густой, тяжелый цайтгайст со смутными идеями, бьющимися на экране в унисон с мерцательной аритмией диалогов. Актеры иногда переходят на английский. Изысканный британец Эверетт прекрасен с бутылкой русской водки. Играет классическая музыка. Не столько фильм, сколько артефакт эпохи — капсула времени, в которую сложили всё.
В уездном городе N из географии двух наших самых важных авторов — Гоголя и Салтыкова-Щедрина — появляются двое решительных молодых людей с бакенбардами (Виктор Сухоруков и Александр Медведев) в пушкинских пролетках и с его строками, которые они яростно зачитывают на площадях в микрофон. Через какое-то время молодежь города отказывается от «неформальных» субкультур, подхватывает новый тренд на старое, всё агрессивнее зачитывает стихи, проводит реконструкторские по стилю, но вполне серьезные по духу дуэли и ходит чугунным строем.
Режиссер-провидец Юрий Мамин сделал немало предсказаний, покрывая злобу дня толстым-толстым слоем иронии и экспрессивного абсурда. «Бакенбарды» сначала кажутся только исследованием феномена русского национализма или даже нацизма (журналист в фильме называет статью о Сухорукове «Фюрер в бакенбардах»), но Мамин разбрасывает свои проклятые вопросы щедрой рукой. Тут и роль культуры в формировании имперского сознания, и система работы политической пропаганды, и то лицо патриотизма, которое всегда носят поверх униформы, — в одиночку оно почему-то никогда не встречается. Погиб поэт, невольник чести! Ать-два, левой, ать-два, левой!
Бог спорит с Мефистофелем (оба Олег Борисов в последней кинороли) на душу балетного танцовщика Фауста (Юрий Посохов), напоминающего Рудольфа Нуреева с соответствующими аллюзиями на его личную жизнь.
Декадентское, эстетское пространство ада населено известными актерами, которые преимущественно произносят по паре строк. Чаще остальных появляется роковой красавец Андрей Харитонов (незабываемый Овод из «Овода») в образе местного Калигулы, для которого он был рожден. Визуально микс из произведений Пушкина, Гёте и Томаса Манна, пересказанных своими словами, очень похож на гротескный гламур Феллини (правда, на ужасающей пленке); чего стоят одни кутюрные наряды из коллекции дизайнерки Кати Филипповой, создающей героиновый шик а-ля рюс. Строки великих раздаются спорадически — в остальное время звучат стихи, сочиненные режиссером фильма Юрием Борисовым, сыном актера, сыгравшего великолепного усталого беса. Безусловно, для литературного уровня было бы лучше оставить Гете. Но для аллюзий на Россию рыночную, Россию растерянную, Россию, которая ищет свою душу и спотыкается, — лучше в виде транскрипции.
Условный Мефистофель (Виктор Авилов) спускается на землю за своей дочерью (Ирина Сидорова), которая должна умереть от его руки. На земле девушку преследует уродливый режиссер-горбун (Вадим Гемс), а помогает ей толстенький ангел на смешной таратайке (Александр Кузьмичёв). Играет трип-хоп и эйсид-хаус питерской группы «Фантом».
Картину снял немецкий режиссер Георг Фризен, который жил в то время в России, на деньги друзей, разбогатевших от продажи водки. Фильм стихийно появился, а затем режиссер потерял его, и лишь спустя почти 30 лет его нашли и отреставрировали золотые люди из команды FROM OUTER SPACE, которые занимаются поиском и спасением раритетов того времени.
Еще одно расхристанное эстетство, в котором всё похоже на что-то, а форма и есть содержание. По собственному признанию, режиссер подражал Питеру Гринуэю и немецким экспрессионистам. Наказанный дурдомом журналист (Денис Карасёв) — кавер-версия одновременно Мастера и Бездомного. Без Авилова зрелище прошло бы по разряду курьезов из кунсткамеры, но потусторонний актер почти превращает фильм во второго «Господина оформителя».
