Вспоминаем фильмы о революционных движениях разных стран и времен, в которых социально-политические потрясения показаны без идеализации и лакировки. Дамблдор отправляет на эшафот Оби-Ван Кеноби в байопике об Оливере Кромвеле, Жерар Депардье пытается остановить террор во Франции, а студентка из Алжира бросает вызов радикальным исламистам.
«Кромвель» (1970)
Cromwell
Оливер Кромвель (Ричард Харрис, первый Дамблдор в «Гарри Поттере»), член парламента и пуританин, стиснув зубы, наблюдает, как по воле короля толстый лорд в кружевах отнимает землю и средства к существованию у крестьян. Тем временем король Карл I (Алек Гиннесс, первый Оби-Ван Кеноби в «Звездных войнах»), подкаблучник, которым манипулирует французская жена-католичка (Дороти Тьютин), произносящая различные вариации фразы «Ты мужик или нет?», требует у парламента огромную сумму на войну против шотландских бунтовщиков, что не вызывает у парламентариев ни малейшего энтузиазма. Король надменно заявляет, что им не будут командовать «лесники и корзинщики». Если бы он видел выражение лица Кромвеля, полыхающего от ледяной ярости, он бы промолчал.
Справедливо или нет, классический эпик превращает хронологию массового движения в биографию одного человека, практически супергероя, изменившего историю государства. Великий Харрис с его горящими голубыми глазами, чеканным профилем и громовым голосом мог бы завоевать зрителей, переманив их на сторону революции, даже если бы играл диктатора-каннибала, не то что Кромвеля. Однако авторы усложняют задачу аудитории: второго парня в этом фильме тоже играет великий актер.
Когда заканчивается первая часть картины, переполненная энергией народного гнева, смолкают пушки в эпичных битвах и начинается относительно тихий суд над королем, нам становится всё труднее приговорить человека, который обнаруживает чувство собственного достоинства, превращающее короля в исполнении Гиннесса в нечто большее, чем статичный благородный образ с полотна Ван Дейка. Мы не можем снести ему голову с плеч, а Кромвель — может. Проход Карла на эшафот под взглядом Кромвеля — репетиция личной смерти смотрящего и непростое испытание для ваших нервов. Так на вас однажды посмотрит вечность. И, как Кромвель, глазом не моргнет.
«Битва за Алжир» (1966)
La battaglia di Algeri
В ходе Алжирской войны за независимость 1954–1962 годов французский полковник-парашютист Филипп Маттьё, бывший участник Сопротивления, переквалифицированный своим государством в карателя (единственный профессиональный актер картины Жан Мартен, настоящий парашютист и участник Сопротивления), ловит одного из лидеров городской герильи по имени Али и по прозвищу Острие (Брахим Хаджадж). Будет много взрывов и перестрелок.
Исторически ценный документ эпохи, созданный итальянским режиссером-коммунистом Джилло Понтекорво, с помощью которого учились делать революцию такие организации, как «Черные пантеры» и немецкая леворадикальная «Фракция Красной армии», а Пентагон перед началом миссии в Ираке, напротив, изучал на примере фильма способы борьбы с национальным сопротивлением в условиях арабского города.
Историческая ценность, впрочем, имела бы для зрителя мало значения, будь это просто пропагандистский манифест, в котором левый режиссер выкрикивает лозунги против империализма. Однако этот жестокий фильм, снятый практически в документальной манере, где большинство персонажей играют самих себя, сделан настолько энергично, что политическая заряженность почти перестает иметь значение. Так больше не снимают, чтобы каждый взрыв и пытка отдавались в тебе. Это почти боевик, от чьей свирепой интенсивности приятно кружится голова. Если, конечно, не обращать внимание на историческую достоверность показанных в нем жертв и разрушений.
«Дантон» (1983)
Danton
Одиннадцатый год Республики. Франция живет по законам революционного террора. В Париже толпятся очереди за хлебом, который можно купить только по карточкам. Шпионы выслеживают неблагонадежных. Гильотина работает без перерыва. Кумир улиц, адвокат Дантон (Жерар Депардье), возвращается из деревни в столицу, чтобы бросить вызов Комитету общественного спасения, возглавляемому Робеспьером (Войцех Пшоняк, сыгравший в своей жизни дьявола и Христа). Дантону придется сделать выбор между ролью жертвы и палача, и это станет началом конца революции.
Снятый с точки зрения вечности безнадежный и страшный шедевр Анджея Вайды по пьесе гениальной польской недореволюционерки Станиславы Пшебышевской, умершей не столько от голода и морфия, сколько от страстной любви к Максимилиану Робеспьеру. Совместное исследование писательницы и режиссера вовсе не ограничивается тривиальностью «революция пожирает своих детей», пусть даже главный герой картины — это Мадам Гильотина, затянутое черным крепом безликое чудовище, любимое орудие смерти большого французского террора (население шутит о том, как далеко ты пойдешь с собственной головой под мышкой) и само воплощение Мадам Истории, от чьей бесстрастности ползет мороз по коже. О да, этот Сатурн сожрет всех.
Как представитель соцлагеря Вайда революцию, конечно же, ненавидит — он конструирует безупречную модель бессмысленного и беспощадного разрушения и политической подлости, хотя не стоит оглуплять картину, рассматривая ее лишь как аллегорию противостояния между Войцехом Ярузельским и Лехом Валенсой в современной режиссеру Польше. В противовес Пшебышевской Вайда лишает Робеспьера мессианского ореола, поскольку он успел увидеть революционное царствие небесное, тогда как писательница не застала вырождения освободительного движения в варварскую деспотию. Но всё же именно она создала невероятный дуэт Дантона и Робеспьера — жизни и смерти, человека и бесчеловечности. Не железный импотент Робеспьер, заставляющий ребенка разговаривать цитатами из Декларации прав человека, а гуманист и гедонист Дантон суммирует главную революционную мудрость на все века:
«Народ свободен с того момента, когда он хочет быть свободным».
«Русский бунт» (1999)
Екатерининская Россия, XVIII век. Государство ведет войну с народом. Под знамена лихого донского казака Пугачева (Владимир Машков) стекается всё больше угнетенного простого люда. Ах, простите, это другой Пушкин и другой русский бунт, который снимали в СССР, — про народного любимца Пугачева при большевиках, про народного царя при Сталине и даже про народного святого при Брежневе, когда Пугачева должен быть играть Высоцкий, которого цензоры на экран не пустили, но его хрипастый дух в кино сохранили. Всё это осталось в прошлом. В 1990-х режиссер Александр Прошкин («Холодное лето 53-го») снял кино про окруженного отморозками натурального бандита, который пришел разрушить благолепную мирную жизнь, где из всех проблем был Швабрин (Сергей Маковецкий с традиционно брезгливой физиономией), подкатывающий к дочке капитана Миронова (почему-то польская актриса Каролина Грушка), в которую влюблен Петруша Гринев (почему-то польский актер Матеуш Даменцки). А без Пугачева Россия горя не знала.
Удивляться такой трактовке не стоит. После шестидесяти лет развитого социализма наследники значительной части суши мало что так ненавидели, как бунты и революции. Во всех российских исторических фильмах 1990-х сочувствуют царям (абсолютно любым), проклинают бунтовщиков и оплакивают Россию, которую мы потеряли, яростно хрустя французской булкой. Местный Пугачев с хитрым прищуром Машкова, наряженный в многозначительный кровавый красный, недаром угодил в списки сайта «Злодеи вики». Спасибо, что он собачку еще не пнул.
Если отбросить демонизацию народного движения, безупречная, снятая с европейской прохладцей и в великолепном минималистичном стиле картина Прошкина (поставлена совместно с французами) остается самым внятным фильмом — исследованием русской революции на постсоветском пространстве. Благолепие в любой миг готово взорваться ультранасилием. В начале фильма реалистично, с жуткими предсмертными хрипами, душат царя Петра III, возводя на престол матушку Екатерину. В финале трупы запытанных бунтовщиков развешаны на крюках, как в мясной лавке. Стоит ли удивляться, что мужик кровь льет, когда его так хорошо учили, не считая плетки, нищеты, унижения и каторги. Народ безмолвствует — но только до поры.
«Цвет шафрана» (2006)
Rang De Basanti
Наивная английская кинематографистка (Элис Паттен), начитавшись дневников своего деда, служившего в британской колониальной армии (Стивен Макинтош), решает поехать в Индию, чтобы снять докудраму о повстанцах из движения за независимость, в числе которых знаменитый подпольщик Чандрашекхар Азад (индийская суперзвезда Аамир Хан). Набрав на роли легенд революции юных раздолбаев из местных, воодушевленная девица, сама того не понимая, заражает их бунтарскими идеалами. Почувствовав дух предков за спиной, современные ребята решают действовать, потому что им тоже не всё нравится в стране. Перейдут ли они грань?
Первый фильм Болливуда, не то чтобы деконструирующий каноны жанра, но, скажем так, совершающий его постмодернистскую ревизию. Здесь умудряются превратить в стильный музыкальный номер сцену повешения молодых революционеров, которые смотрят в будущее с таким ясноглазым оптимизмом, которого вы не увидите в зеркале. Перед нами феноменальный мультижанровый коктейль, в котором удивительным образом работают все элементы — от кровавой исторической драмы до музыкального ромкома, — аккуратно склеенные между собой боевиком с погонями и перестрелками.
Это по-прежнему болливудское кино со стереотипными второстепенными персонажами (например, орущей, но доброй «индийской мамой»), диалогами уровня «передо мной оживали страницы прошлого», а также обязательными песнями и танцами. Очень сомнителен и призыв к молодежи умирать за родину вместо того, чтобы смотреть MTV и пить пиво. Но фильм наполнен такой красочной витальностью, что способен разбудить самого угрюмого зрителя. И кому не захочется сплясать в честь победы над угнетателем?
«Лапочка» (2019)
Papicha
Алжир, конец 1990-х. Неджма (Лина Кудри), мечтающая стать дизайнеркой студентка, продает платья в ночном клубе. Под звуки техно в прозападном оазисе можно забыть о происходящем на улице. Но забыть не получится. Растет число терактов, в которых гибнут мирные жители. Влияние исламистов усиливается с каждым днем. В общежитии Неджмы и ее подруг развешивают листовки с лозунгом: «Мусульманская женщина — в чадре». После убийства фундаменталистами сестры-журналистки, выступавшей против радикального ислама, Неджма решает организовать модный показ, рассматривая его как последний доступный ей способ сопротивления гендерному апартеиду.
«Десятилетие террора», «годы свинца», «годы огня» — эпоха гражданской войны в Алжире, когда правительственные силы пытались подавить исламскую революцию. Талантливая красавица Лина Кудри, получившая премию «Сезар» за роль непокорной студентки, — не единственная, кого хочется запомнить в эмоциональной картине франко-алжирской режиссерки Мунии Меддур. За Неджмой и ее подругами видятся лица всех женщин, спрятанных под чадру и лишенных базовых человеческих прав.
«Вечеринка окончена, лапочка».
И это именно то, за что боролись в «Битве за Алжир» националисты, объявившие «деградацией нации» западную музыку и женщин без хиджабов. Мама Неджмы вспоминает, как во времена войны за независимость скрывала под чадрой оружие, чтобы убивать французов. Прошло время. Убивают алжирцы уже не французов, а друг друга. Молодежь мечтает уехать во Францию. Одна дочь убита, другая раздавлена морально. Чадра на всех. История, беспощадная ты стерва.
