Пока еще слишком рано говорить о наступлении эпохи постпопулизма в Европе

Сегодня, кажется, любые выборы в Европе могут быть сведены к одному главному вопросу: «Победят или проиграют популисты?». До выборов в Нидерландах популистская волна, или, как выразился бывший лидер партии независимости Великобритании Нигел Фараж, «цунами», казалась непреодолимой. Однако после выдающейся победы Эммануэля Макрона на президентских и парламентских выборах во Франции, похоже, на горизонте все-таки показалась эпоха постпопулизма. В представление о непреодолимой волне популизма полностью укладывались итоги референдума по брекзиту и победа Дональда Трампа в США – это был триумф для них, а не для консерваторов истеблишмента. Не приходится сомневаться, что Фараж и Трамп популисты, но не потому, что они критикуют элиты. В конце концов настороженность по отношению к элитам на самом деле может быть признаком демократии. Отличительной чертой популистов является их утверждение, что только они представляют «реальных людей» и «молчаливое большинство». Для популистов выборы - не просто противостояние противоположных точек зрения; они твердят о коррупции, безнравственности и нелегитимности всех остальных претендентов на власть. Другая инсинуация заключается в том, что граждане, которые не разделяют взгляды популистов, «представляющих народ», являются менее легитимными членами правительств. Достаточно вспомнить Фаража, который утверждал, что брекзит - это «победа для реальных людей». 48% тех из тех, кто голосовал за то, чтобы остаться в Европейском Союзе, по его мнению, не являются частью «настоящего британского народа» вообще. Или можно вспомнить высказывание Дональда Трампа на предвыборном митинге: «Единственным важным является объединение людей - потому что люди по отдельности ничего не значат». Другими словами, популисты решают, кто настоящие люди, а кто из этой когорты может быть исключен - даже если у него есть британский или американский паспорт. Популизм, таким образом, одна из форм антиплюрализма. Точка зрения, что «люди» восстают против «истеблишмента», не является нейтральным описанием политических событий - на самом деле это определение самих популистов. В его основе лежит навязанный самими популистами факт, что они представляют «народ». На самом деле такие фигуры как Фараж или голландский ультраправый популист Герт Вилдерс даже не попытались завоевать доверие большинства избирателей. Когда политики и журналисты лениво признают, что популистов беспокоят «реальные проблемы», они демонстрируют глубокое непонимание того, как на самом деле работает демократическое представительство. Образ непреодолимой «популистской волны» всегда вводил в заблуждение. Фараж не добился бы брекзита в одиночку. Он нуждался в помощи консерваторов, таких как Борис Джонсон и Майкл Гоув (которые до выборов входили в кабинет премьера-министра Терезы Мэй). Точно так же Дональд Трамп не был бы избран в качестве кандидата низового протестного движения белого рабочего класса; он представлял одну из двух главных партий страны и получил благословение республиканских лидеров, таких как Руди Джулиани и Ньют Гингрич. Идея о том, что выборы в Голландии и Франции возвестили о приходе «постпопулистской эпохи», скорее всего ошибочно. Например, Вилдерс, который на самом деле является популистом, им и остается. Но его главный конкурент, правоцентристский премьер Марк Рютте, принял риторику Вилдерса по поводу мигрантов, заявляя что они должны покинуть страну, если не хотят «нормально» себя вести. Марк Рютте не стал популистом, он не претендует на звание единственного законного представителя «истинных голландцев», но его политическая культура смещается вправо, без какого-либо надлежащего демократического одобрения со стороны граждан. Популисты могут оказаться в выигрыше, даже если они номинально проигрывают, а консерваторы просто копируют их идеи. Как отметил Дэниел Циблатт из Гарвардского университета, консолидация демократических сил в Европе в основном зависит от поведения консервативных элит. В межвоенный период, когда консерваторы решили сотрудничать с авторитарными и фашистскими партиями, демократия погибла. После Второй мировой войны они решили придерживаться правил демократической игры, даже если от этого страдают интересы консерваторов. Нынешнее время не сравнимо с межвоенным периодом, и сегодняшние популисты не фашисты. Но урок все еще актуален: судьба демократии настолько же зависит от выбора, сделанного правящими элитам, как и от проблем, поднятых аутсайдерами. Те, кто сотрудничает с популистами - или копирует их идеи - должны понимать это.