Как правильно сдаться солдату русского мира
Жёлто-голубых рагулей, как известно, история ничему не учит. Однако мы решили, что для киевских карателей будет очень полезно ознакомится с мемуарами немецкого эсэсовца в той части, где он удачно сдался в плен солдатам русского мира. Поверьте, эсэсовцам это было очень трудно сделать, также, как и современным последователям украинской националистической мертвичины.
Воспоминания эсэсовца Гюнтера Кюне (сайт «Я помню», раздел «Союзники и противники») заставляют задуматься над одним из недостаточно освещенных вопросов истории Великой Отечественной войны.
В войска СС Кюне попал не сразу:
«1-го апреля 1944-го года я прибыл в 24-ый морской учебный батальон (Schiffstammabteilung), располагавшийся в голландском городе Бреда. Сначала прошли шестинедельную базовую пехотную подготовку. После нее я, как подготовленный слесарь по машинам, обучался на моториста подводных лодок. Но подводных лодок для нас больше не было. Когда наше базовое обучение в Кригсмарине, по окончании которого я стал механиком тяжелых машин, было окончено, нас, без нашего согласия, передали в дивизию Ваффен СС «Гитлерюгенд». Мы сдали нашу военно-морскую форму, и 20-го июля 1944-го года, в день покушения на Гитлера, весь морской учебный батальон, 600 человек, был передан в дивизию Ваффен СС «Гитлерюгенд».
Тебе не надо ходить. Ты должен стоять в окопе и стрелять
Он обучался на наводчика 120-милиметровых минометов, которые перевозились гусеничными бронетранспортерами. Когда обучение было закончено, отправили на фронт. Дивизия наступала в Арденнах в декабре 1944-го года, Кюне был ранен в бедро. Любопытны детали его «излечения» и отправки в часть:
«Пролежал в госпитале примерно до марта 1945-го года. Потом я был в РЕА-клинике, это что-то вроде спортивного госпиталя немецкого вермахта, в котором восстанавливались солдаты после ранения. Я с трудом ходил на костылях, когда приехала медицинская комиссия для определения годности для фронта. Я вошел в кабинет на костылях, и меня еще поддерживали два человека. Я сказал: «Господин главный штабной врач, я не могу ходить без посторонней помощи». – «Тебе не надо ходить. Ты должен стоять в окопе и стрелять». Меня признали годным и оттуда, вместе с другими рекрутами, меня отправили в район Берлина. Мы были частью так называемой 9-ой армии под командованием фельдмаршала Буссе».
Откровения врача о том, что в окопе не надо ходить, надо стоять и стрелять, заставляют вспомнить бессмертную книгу «Похождения бравого солдата Швейка» Ярослава Гашека.
Да, и вспоминайте военкоматы киевских путчистов - поверьте, когда придёт час расплаты, слепых украинцев будут признавать годными к военной службе и записывать в снайпера, а безногих - в десантники. Опыт службы украинских националистов Гитлеру - не пропадёт.
Лежали штабеля трупов, один метр в высоту
Судьба 9-й армии Буссе (генерала, не фельдмаршала) известна. Ее основные силы советские войска загнали в котел у деревни Хальбе.
Вот что там творилось:
«Мы больше не были элитной частью, как во время битвы в Арденнах. В котле у Хальбе была сборная солянка из солдат дивизии СС Гитлерюгенд, моряков, летчиков, помощников зенитчиков, пехотинцев и танкистов, с непонятным руководством и диким беспорядком. Нас в котле было 200 тысяч солдат, а русских перед нами стояло 2,2 миллиона (классическое "у страха глаза велики", во всей Берлинской операции участвовало около 2.5 миллионов советских воинов. Но мы с этим знакомы – пресловутые российские войска не дают поклонникам холуя Гитлера победить "даунбассовцев". Ага. – ред.), в десять раз больше, чем нас. Точно такое же соотношение было с танками и с артиллерией. Мы всегда думали, что у русских нет самолетов. Привет! Русские превосходили нас в десять раз, никаких шансов у нас не было. На солдатском кладбище в Хальбе лежат 28 тысяч павших солдат. Это был забой скота. Я не могу этого описать, я не знаю, какие там были потери у русских, но у нас они были чудовищные. В этом лесу под Хальбе лежали штабеля трупов, один метр в высоту. Это не как сейчас, как я вижу на войне в Афганистане. Там солдат, которые увидели два трупа, посылают домой с посттравматическим синдромом и ими занимаются психиатры, потому что они утрачивают психическую устойчивость. Нам тогда, под Хальбе, уже давно надо было всем к психиатру. В принципе, это была последняя битва Гитлера, который думал, что Немецкая Империя еще будет спасена. Мы, солдаты, уже давно знали, что война проиграна, но об этом нельзя было говорить (как нельзя сегодня говорить что власть на Украине незаконная, а события на Донбассе - гражданская война. - ред). Во время отступления от Одера, в каждой деревне был так называемый «дуб Гитлера», – дерево на рыночной площади, на котором висели солдаты, дезертировавшие с фронта. Их вешали с табличкой на груди: «Я был слишком труслив, чтобы сражаться за народ и родину». В Бранденбурге песок и сосны, там нет лесов, как в Тюрингии».
Не стоит красноармейцам череп с костями и руны СС демонстрировать
В такой ситуации сдача в плен выглядела большой удачей. Но сдаться надо было еще суметь:
«На мне была униформа Ваффен СС: на рукаве была нашивка с надписью «Гитлерюгенд», а в петлицах череп с костями и руны СС.
Перед тем как попасть в плен я столкнулся с двумя старыми парашютистами. Они десантировались на Крит, воевали в Греции, еще я не знаю где - у них был очень большой опыт. Один из них вытащил из кармана десантных брюк складной нож и срезал мне с униформы все нашивки. Конечно, было видно, что нашивки срезаны, потому что ткань под нашивками была новая. Тогда они мне из парашюта сделали накидку, чтобы русские, когда возьмут в плен, не увидели манипуляции с моей формой. Позже, в плену то, что я был в СС, не играло никакой роли, но в момент взятия меня в плен это имело огромное значение. Если бы мне, в момент взятия меня в плен, попался бы плохой русский, или тот, у кого нацисты убили на войне брата или двух братьев или родителей или сестру, и он бы увидел, что я из Ваффен СС, он бы взял свой автомат и пристрелил бы меня. Так что этим двум парашютистам я обязан жизнью.
28 апреля мы лежали в ямках в песке, когда нас окружили конные красноармейцы и взяли нас в плен. Я не знаю, были ли это монголы, но у них были такие узкие глаза (Буряты! Не верите - спросите у киевских карателей. - ред.). Я сразу поднял руки достаточно высоко, как знак, что я сдаюсь. Мне было страшно, потому что я был Ваффен СС, про которых говорили, что они все преступники. Мы такими не были. Нас заставили. Мне никаких обвинений не предъявляли, и на меня никто никаких показаний не давал. Я пять лет был в русском плену, и моя нога никогда не ступала на русскую землю, кроме как в качестве woennoplennyi».
Сразу возникают вопросы. А если бы мудрые парашютисты не срезали нашивку с надписью «Гитлерюгенд», череп с костями и руны СС? Что сделали бы «плохие русские»? Взяли бы в плен молодого эсэсовца или застрелили бы? В том, что руны СС и череп с костями могли вызвать у красноармейцев «крайне негативную реакцию» усомниться трудно. И реакция такая была вполне справедливой.
Что об этом думают прочитавшее это киевские каратели и прочие больные сифилисом русофобии?
Насколько соответствует действительности утверждение: «В плену то, что я был в СС, не играло никакой роли»? Вполне справедливо было бы создать для эсэсовцев специальные лагеря с режимом содержания пожестче, и пайком поменьше, чем для солдат вермахта.
К сожалению, вопрос о том, что делали у нас со сдающимися в плен эсэсовцами, явно недостаточно изучен и освещен, и ждет своих исследователей.