Россия отказалась от «русского бунта»
Наша страна живет все беднее, а протестует по этому поводу все менее охотно. Системный экономический кризис так и не смог пробудить в соотечественниках желание отстаивать социальные права на площадях.
Об этом говорят последние замеры "Левада-центра", зафиксировавшие снижение бунтарского духа россиян по сравнению с декабрем 2014-го.
Лишь 11% сограждан готовы принять участие в акциях с социальными требованиями. Еще меньше – 8% - в демонстрациях под политическими флагами.
Можно сказать, что гражданское общество проявило солидарность с национальной элитой, практически отказавшись от давления. Для оппозиции весьма удручающие факты и цифры. До такой степени, что не каждый протестный активист поверит в непредвзятость опроса организации, не так давно признанной "иностранным агентом".
Впрочем, есть и другие отчетливые индикаторы, показывающие, что любые формы непослушания, в том числе очень законные, приобрели статус маргинального поведения. Недавно упраздненный праздник 7 ноября показал, что никакого политического оформления российская социальная напряженность не имеет.
Самая массовая столичная демонстрация под вывеской "Красный марш" собрала от 2,5 до 5 тысяч активистов КПРФ, ностальгирующих и недовольных. Видимо, это все, что способны мобилизовать "левые", несмотря на падение уровня жизни. А, значит, запрос на радикальный разворот политики правительства в сторону программы Глазьева, о которой так много говорят экономисты из патриотического лагеря, по-прежнему не созрел. Другой сугубо социальной датой во всем мире считается Первомай.
Но не в нашем случае. Все-таки шествия под флагами "Русского молока" и ФНПР имеют весьма косвенное отношение к делу борьбы за права пролетариата.
Как ни прискорбно для коммунистов и социалистов, но День народного единства, празднуемый 4 ноября, даже с учетом сомнительного наполнения, стал для населения России чуть понятнее "исконно левых" праздников. В первую очередь, потому, что ни одно движение под красным флагом не смогло предоставить политически активным массам новизны и свежести. Причем, не только в идейном, но и в личностном плане. Единственный узнаваемый политик новой генерации Сергей Удальцов, отметившийся на этом фланге, отбывает срок в тамбовской колонии в условиях полного информационного штиля, что не лучшим образом характеризует левое движение и его мобилизационный потенциал.
Не в лучшем состоянии пребывает и либеральный протест, неожиданно получивший популярность в 2011-2012 годах. Эпизодически на этом фланге появляются фигуры, претендующие на звание ярких – Михаил Ходорковский, Алексей Навальный и Лев Шлосберг. Однако социальный протест никогда не был коньком этого политического сегмента. Свободные суды, политзаключенные, активные и пассивные избирательные права, свобода совести – проблемы, безусловно, важные, но имеющие третьестепенное значение для беднеющего населения.
Не сыграла ставка и на активность рассерженных избирателей, которых в декабре 2011-ого было очень много, в марте 2012-го вдвое меньше, а в 2015-м осталась горстка. Электоральные неудачи демократических сил в Костроме не привели к массовым выступлениям и подорвали уверенность в повторении успеха "Болотного движения" на выборах 2017-го.
На волнах украинского и сирийского кризисов общество попросту перестало следить за несистемной оппозицией. Вся надежда на привлечение внимания возлагается на экзальтированные выходки отдельно взятых активистов, наподобие художника Павленского, подпалившего двери ФСБ на Лубянке.
Подобная маргинализация протеста крайне выгодна действующей власти. Логика проста. Чем более деструктивными и невменяемыми будут действия оппозиционеров, тем меньшее количество людей выйдет на антиправительственные акции. В этом свете авангардист-членовредитель и солистки группы Pussy Riot – находка для политтехнологов Кремля.
С другой стороны, ситуация для правящей элиты вырисовывается отнюдь не радужная. Отсутствие системы сдержек и противовесов в политической системе чревато ее полной деградацией, которая будет сопровождаться дальнейшим ухудшением качества жизни населения. При отсутствии достойной оппозиции и сохранении общественных противоречий, власть может нарваться на раскол правящего класса, который спровоцирует появление экстремально сильных оппонентов режима.
Обозреватель Noteru.com Сергей Рунько