Этот случай приключился в те годы застоя, когда престиж КПСС был непоколебим, и люди бесконечно верили всему, что происходило в Москве, в шестиэтажном особняке на Старой площади. А Фотохроника УзТАГ, где я служил, располагалась на втором этаже правого крыла самого большого здания Ташкента по адресу улица Навои, 30. Сбоку этого крыла, рядом с входом в полиграфкомбинат, был небольшой магазинчик, которым заведовал страшно скупой, как все торгаши, Обид. И вот однажды мы его потешно разыграли. А дело было так. Отправляют меня в командировку в Бухару. Билет - в кармане, аппаратура и пленки – в кофре. И вдруг меня зовут к телефону. Звонил мой славный знакомый, третий секретарь Ташкентского обкома партии Ало Ходжаев. Он спросил, готовы ли фотографии, что я снял накануне? - Ало Максумович, снимки-то готовы, но я вот срочно улетаю в Бухару. - Давай я пришлю свою машину, - сказал он, - снимки передашь водителю, а он отвезет тебя в аэропорт. Перед дальней дорогой, как писал еще Салтыков-Щедрин, вполне естественно желание пропустить "на посошок". Я и предложил коллегам – Саше Кошкину и Боре Юсупову поехать со мной, выпить в депутатском зале по соточке. Но Борька сослался на то, что надо срочно готовить снимки к выпуску: - Давай, лучше у Обида. Дал я им пятерку: - Накрывайте поляну, а я подойду, только встречу лайбу, что за мной послали. Они направились к магазину Обида, а я стал у крыльца дожидаться машину. И вот она подъехала – не автомобиль, а океанский лайнер! Весь сверкающий, ослепительно белый как вершина Чимгана - «ГАЗ -31», с правительственным номером остановился у подъезда. Первая партия этих представительских машин тогда была выделена только высшей номенклатуре республики. Я поздоровался с водителем, погрузил вещи и попросил на минуту подъехать к магазинчику. И вот этот «лайнер» подъезжает к самой витрине, где за кассой сидел Обид. От удивления он вытаращил свои, ставшие, словно круто сваренные перепелиные яйца глаза и потерял дар речи. И тут из машины появляюсь я, захожу в магазин, киваю головой Обиду и прямиком - в подсобку, где на перевернутом ящике уже нарезаны хлеб, помидоры и колбаса. Одним махом мы приняли на грудь, и вышли из подсобки. Наступила минута прощания. Борька, словно Леонид Ильич, трижды обнял и облобызал меня, и войдя в роль даже пустил слезу. Коронный номер генсека повторил и Кошкин. Под занавес и я не остался в долгу – также крепко обнял Обида, который так и остолбенел с выпученными перепелиными глазами. Я сел в свою лайбу, она плавно развернулась и вперед - в Благословенную Бухару! А в магазине наступила томительная тишина. Борис украдкой вытирал слезы. Ведь тем, кто остаётся – всегда тяжелее. - Я не пойму, - обрел, наконец, дар речи Обид. – Это же наш Рустам?.. - Ну да! – промолвил Юсупов. – Все, уехал он в Бухару секретарем обкома. - Как так, - удивленно шарахнулся Обид, - ведь он у меня всегда сигареты в долг брал! Борька – еще тот бухарский еврей, враль, с красивыми кудрями, маленькими пухлыми губами и длинными девичьими ресницами, прекрасно знал, как играть на самых тонких человеческих струнах. - Э-э, Обид, это он пыль в глаза пускал, - начал он разыгрывать торгаша,– ты не знаешь - у него же папа в ЦК КПСС работает! Он сидит в самом большом после Брежнева кабинете в ЦК на Старой площади. - Как так, - не верил Обид, - он же всегда в долг брал… - Это он делал для вида, - сладко, как соловей, пел ему на ухо Борька, - чтобы не выделяться от других. Но он, же к тебе хорошо относился. - Да, долги всегда возвращал, - соглашался торгаш. - Подожди, он еще заберет тебя в Бухару. Будешь хозяином облпотребсоюза. Это тебе не вшивым магазинчиком заведовать! В этом краю, где не копни – золото! И Обиду вдруг стало грустно. Борька, невинно моргая своими длинными ресницами, наплел с три короба. Все нахваливал меня, как в той песне «А он такой хороший!». Ну и Кошкин, приписал мне гору достоинств. А Обид, после этих басен, закрыл глаза и вдруг представил себя в чалме, в драгоценном бухарском халате и в золотых калошах, в окружении фурий в прозрачных одеяниях и павлинов с разноцветными хвостами… После этой картинки из сказки «Тысяча и одна ночь» он выставил еще бутылку. В тот день Борька с Сашей героически раскрутили бедолагу Обида по полной программе. А расколоть торгаша – великое искусство. Все было по Салтыкову-Щедрину: сначала посошок, а затем – стременная, следом – туманная. Вот жаль только, что без меня! А через неделю я вернулся из Бухары и, зашел к Обиду: - Дай пачку сигарет до получки… - Как, - удивился он, - ведь ты уехал в Бухару первым секретарем? Не ведая об этом розыгрыше, я всё запорол. Павлин с феерическим хвостом из сказки «Тысяча и одна ночь» вдруг развернулся и показал Обиду свой тощий куриный зад. Р. ШАГАЕВ
