Парадоксальная драматургия. Почему интеллектуального режиссера Линча особенно любят в России
15 января умер Дэвид Линч — ему было 78. Его сериал «Твин Пикс» стал одним из самих знаковых событий 90-х на российском телевидении. Специально для «Бумаги» главный редактор журнала «Сеанс» Василий Степанов объясняет, за что в России полюбили Дэвида Линча и чем он отличается от современников.
— Когда мы — то есть «Сеанс» — делали книгу о Линче, в кратком предисловии к ней пришлось написать, что Линч всегда был для России кем-то большим, чем просто культовым режиссером.
Магия его кино — совсем непростого, с трудом вписывавшегося в стандартные представления о зрительском кинематографе — легко преодолевала любые границы. Его смотрели люди самого разного происхождения, образования, политических взглядов. Отклик на его смерть это только подтверждает. Казалось бы, нишевый, интеллектуальный автор, но «Твин-Пикс» в России видели все.
— Человеку, знакомому с кафкианским абсурдом России и тем более России эпохи перемен, было легко обосноваться в парадоксальной драматургии Линча, понять его героев. Для нас он, безусловно, гиперреалист и автор, точно портретирующий окружающую действительность.
Дэвид жил и работал в реальности для современного Голливуда параллельной. И куда сильнее был связан с Голливудом старым, утопическим, знакомым ему по фильмам. Он работал с мифом и сам стал мифом. Голливуд как капиталистическая экосистема о нем хорошенько поплачет — будет много панегириков, слов горя и любви, много продаж. После Голливуд пойдет себе дальше, Линч же останется с теми, кому он действительно принадлежит, — мифотворцами, сновидцами, людьми, которые способны разглядеть прореху в синем бархате привычных представлений о мире.
— Линч — не актер (хотя, может, и актер отчасти — вспомним хотя бы последнее камео у Спилберга, где он сыграл великого Форда). И не режиссер. И не драматург. Линч — это серебряная челка, это чашка хорошего кофе, это сигарета. Линч — это художник, которого занесло в кино каким-то случайным ураганом. Когда его домик приземлился в этой волшебной стране, он понял лучше прочих — большое кино не терпит середины, плюет на конвенции, ныряет в бездну, не обращая особого внимания на зрителя. И только тогда становится предметом любви, предметом искусства.
Он мог бы стать кем угодно (всю жизнь был художником), но судьбе было угодно, чтобы он стал кинематографистом (picturemaker’ом — как он сам бы сказал в «Фабельманах» Спилберга). И это большая удача для кино.
Что еще почитать:
- Премьеру «Рыжего» отменили. Что нужно знать о петербургском фильме о 90-х, который не вышел в прокат.
- Журнал «Сеанс» не раз оказывался на грани закрытия, но пережил все кризисы и введение цензуры. Как им удается издавать книги и проводить фестивали?