Юрий Ряшенцев: «Любовь к мушкетерам у меня с юных лет»

Ровно сорок лет назад, в июле 1978 года, на Одесской киностудии проходили съемки трехсерийного телевизионного фильма «Д’Артаньян и три мушкетера». Корреспондент «Культуры» попросил поделиться воспоминаниями одного из главных «виновников» многолетнего успеха картины — поэта Юрия Ряшенцева.

культура: Если немного перефразировать строчку из известной песни, Вы помните, как все начиналось?

Ряшенцев: В свое время к нам с Марком Розовским обратился Сандрик Товстоногов, сын Георгия Александровича, с идеей поставить «Трех мушкетеров» в Московском театре юного зрителя. Что и было осуществлено. А, надо сказать, ТЮЗ тогда был площадкой культовой. Спектакль стал настоящим хитом, на постановки ломилась вся Москва.

Успех постановки, где в главной роли, кстати, был задействован молодой Володя Качан, во многом определил фурор снятой через несколько лет киноленты. Юнгвальд-Хилькевич вышел на нас с Марком, привлек к работе Максима Дунаевского. Мы придумали сценарий, дописали еще пару номеров, ну а остальное, как говорится, уже история.

культура: Решение максимально «омузыкалить» любимый роман для многих зрителей было неожиданным...

Ряшенцев: Дело в том, что фильм — это, по сути, продолжение спектакля, который изначально был насыщен музыкой. Свой песенный номер есть у каждого, даже у Портоса, который, в картине, как известно, вокального «антре» лишен. Что весьма досадно, поскольку в театральной версии ария Портоса присутствовала и пользовалась стабильным успехом. Но в фильме ей места не нашлось — она просто не влезала в хронометраж.  

культура: А если абстрагироваться от обстоятельства, что Вы являетесь одним из главных создателей этого фильма-мюзикла, принимаете ли голосящих мушкетеров, кардинала, Рошфора? Не коробят ли поющие Констанция и Миледи?

Ряшенцев: При всей любви к театру и кинематографу, все же главное мое призвание — стихи. Я откликнулся в основном по двум причинам: во-первых, надо было банально зарабатывать деньги, а во-вторых, вся эта история отсылала меня к романтическим воспоминаниям о детстве, когда мы с упоением играли в мушкетеров. У Розовского с Дунаевским, кстати, примерно такие же «счеты» с романом Дюма, поэтому работали с удовольствием.

культура: Есть слухи, что фильмом Вы остались по большому счету недовольны. Так ли это, и если да, то почему?

Ряшенцев: Во многом это действительно так. Мы очень любили наше детище. Спектакль был насквозь ироничен и слегка отстранен от реальности, поскольку мы прекрасно понимали, что всерьез предлагать советской публике французские дела многовековой давности — занятие неблагодарное и бессмысленное. И вот этой самой иронии, присутствующей в театральной постановке, в фильме мы не обнаружили. Поэтому как я, так и Розовский от картины были не в восторге. Хотя со временем я к ней привык, кое с чем смирился, свыкся, и сегодня воспринимаю ее уже не так категорично.

культура: Почему сиквелы, снимавшиеся в девяностых и нулевых, не имеют и толики той популярности, что выпала на долю «Д’Артаньянa  и трех мушкетеров»?

Ряшенцев: Прежде всего надо, конечно, отдать должное Хилькевичу: он угадал с актерами, подобрал просто-таки ошеломляющий состав. Большинство исполнителей главных ролей выстрелили «в яблочко», выглядели как влитые. Мушкетеры — блеск, Табаков, Фрейндлих — выше всяких похвал, словом, абсолютное попадание.

Единственное, что нас с Розовским всегда напрягало и огорчало, — это песня Миледи. Меня в тот момент не было рядом, а съемочная группа почему-то решила срочно сделать новую песню для этой героини. И вот они сами ее написали, чем повергли меня в состояние глубокого возмущения. Получилось, на мой взгляд, ужасно. Когда я услышал, заявил: «Ребята, вы, конечно, хозяева, рулите всем кинопроцессом, но, будьте любезны, меня в качестве соавтора этой композиции не указывать. Пусть все знают, что она написана не Ряшенцевым». Они отказались, дело дошло до суда, и в итоге съемочную бригаду обязали эту песню снять.

Что же касается того, почему продолжения ленты не имели успеха... Мне трудно судить: во-первых, никакого отношения к этим фильмам я не имею, а во-вторых, признаться, толком их даже не видел. Однако отзывы слышал неважные.

Всему этому предшествовала одна история. Как-то пришел ко мне Миша Боярский и со словами «Мы хотим умереть мушкетерами» попросил написать продолжение. Идея была в том, чтобы в кадре каждый из четверых умирал и таким образом можно было бы поставить убедительную жирную точку. Сценарий я написал и, как мне кажется, небезынтересный. Но надо учитывать, что делалось это в те годы, когда многое до конца не доводилось — будь то по халатности, из-за отсутствия средств или по каким-то иным причинам. В общем, эта работа где-то затерялась, и уже спустя несколько лет Хилькевич к затее вернулся и в результате сделал то, что сделал. Однако поезд, видимо, ушел, в одну реку дважды войти не удалось, и широкий зритель продолжения мушкетерских приключений не принял.

культура: Легко ли работалось с Дунаевским?

Ряшенцев: Когда мы еще трудились над театральной постановкой, бывало непросто. Поскольку, помимо «Мушкетеров», у Максима Исааковича была масса других заказов. Однако когда он располагал временем, то работал быстро и продуктивно: порой поставишь перед ним текст на пюпитр, и буквально через несколько минут мелодия готова. Когда уже дело дошло до съемок фильма, все было куда проще, поскольку львиная доля музыкального материала уже была придумана.

Кстати, в случае с «Д’Артаньяном» все песни Дунаевский сочинил на готовые стихи.

культура: Между съемками фильма и его премьерным показом по телевидению прошло почти полтора года. С чем была связана такая задержка?

Ряшенцев: Помимо нашей судебной истории, несомненно, повлекшей за собой некоторые проволочки, возможно, имели место и моменты цензурного характера. Вот вам полукурьезный случай. Помните дуэт Бекингема и королевы: «Я не сказала «да», милорд». — «Вы не сказали «нет»? Так вот, ознакомившись с этим текстом, один редактор, очень, кстати, умный, но при этом испуганный на всю жизнь человек, отреагировал: «Вот у вас тут королева не сказала «да»... Не надо, Юра, это все-таки королева Франции, а у нас сейчас с ними не самые лучшие отношения. Или вот, ваш Бекингем произносит: «Могучий флот и армия Британии нужны, лишь для того нужны, чтоб я в любви добиться мог успеха». К чему это, Юра? Бекингем — серьезное лицо в английской политике». Я парирую: «Да Господь с вами, когда это было?!» В общем, такие забавные нюансы. Причем связаны они были скорее с внутренней цензурой чиновников-перестраховщиков, нежели с общегосударственной линией. До нее в нашем случае, слава Богу, не доходило. И лучшее тому подтверждение — утро после вечернего показа картины: у меня под окном пьяная компания горланила «Пора-пора-порадуемся».

культура: Не наводит ли успешный опыт «Д’Артаньянa  и трех мушкетеров» на мысль, что музыкально переосмыслить можно любое, даже самое серьезное литературное произведение? Или какие-то границы все же есть?

Ряшенцев: Мне кажется, их не существует. Имеет смысл говорить лишь о совпадении авторского текста с музыкальным воплощением. И если это происходит, то никаких рамок нет — все пути открыты. Судите сами: сейчас в Москве демонстрируется опера «Преступление и наказание», которую мы написали с Эдуардом Артемьевым. Казалось бы: ну какая опера, к тому же с элементами рока, может быть на текст Достоевского? А между тем, мне представляется, что Федор Михайлович просто-таки создан для рок-музыки. Аншлаговые залы на спектаклях «Преступления...» красноречиво об этом свидетельствуют.

культура: А что для Вас является основным критерием, когда принимаете решение, работать над проектом или нет?

Ряшенцев: Главное — наличие собственного интереса в той или иной истории, есть мне что сказать или нет. Конечно, важны и традиционные составляющие: личность режиссера, грамотно подобранный актерский состав, увлекательный сценарий. Однако для того, чтобы все эти компоненты гармонично слились воедино, должно крупно повезти. Счастливый случай в моей профессии играет важнейшую роль.

Сейчас у меня в работе несколько сюжетов — одни еще не доведены до сценического воплощения, другие находятся в зародышевом состоянии. Но в целом хватает — хотя в основном на ниве театра. Конечно же, постоянно пишу стихи: это, повторюсь, главное дело. Роман с кинематографом, участие в мюзиклах — все возникло в моей жизни, можно сказать, случайно и не в последнюю очередь было связано с заработком. Без них я могу обойтись, а без стихов — никак. Не так давно, кстати, вышел мой пятитомник.

культура: А как в целом оцениваете состояние современного поэтического слова?

Ряшенцев: Не считаю себя вправе вальяжно рассуждать на эту тему, хотя бы потому, что не очень хорошо знаком с творчеством молодых поэтов. Сейчас ведь все утекло в интернет. Это, конечно, гениальное изобретение, но, как говорится, «дураку досталось». Любого, даже не имеющего никакого отношения к поэзии человека виртуальная реальность делает личностью, горделиво порхающей по сетевым просторам.

Я знаю нескольких авторов, к которым отношусь с уважением и которые, на мой взгляд, что-то определяют в нынешней поэзии, но опять же — это люди, скажем так, в возрасте. Им в среднем лет по пятьдесят. Так что говорить о том, что молодые плохи, не буду — просто я с их произведениями почти не соприкасаюсь.