Второе открытие Америки
25 июля 1959 года в Москве стартовала грандиозная американская промышленная выставка, а в Нью-Йорке несколькими днями ранее завершилась советская. 60 лет назад в условиях холодной войны две сверхдержавы раздвинули железный занавес и открылись друг другу.
Впрочем, нынешние расхожие представления об этом периоде, пожалуй, слишком прямолинейны. Не было ни тотальной изоляции, ни тем более яростной взаимной ненависти. В СССР не стеснялись учиться у капиталистов. Сталин говаривал, что стиль работы настоящего большевика — русский революционный размах плюс американская деловитость. Легендами стали триумфальные трансокеанские перелеты Чкалова и Громова. Сохранялась память о встрече союзников на Эльбе. Марк Твен и О. Генри в Советском Союзе были без преувеличения народными писателями.
Однако первое десятилетие холодной войны вышло напряженным. Война в Корее, череда взаимных обвинений и шпионских скандалов… Именно тогда наша пресса создала отталкивающий образ Америки. Получилась этакая «комната страха»: безработица, гангстеры, нищета, кризисы, бесправие трудящихся… Американцы же судили о нас по карикатурам и пасквилям. Но к концу 1950-х обе державы устали от противостояния. Возникла идея мирного соревнования и сотрудничества в науке, культуре, промышленности.
Сначала, 29 июня, в нью-йоркском Колизее открылась советская выставка. Американцы увидели модели космических спутников и новых АЭС, атомного ледокола «Ленин» и самого большого в мире синхрофазотрона. Убедились, что Россия — не медвежий угол, а страна, где есть автомобили, театры, пионерские лагеря… Но местная публика, перекормленная зрелищами, отметила мероприятие лишь как одну из дежурных сенсаций лета 1959-го. А в СССР американская выставка произвела настоящий фурор. И вспоминали о ней не один год.
Лозунг «Догоним и перегоним Америку», выдвинутый Хрущевым, не казался авантюрой. Он искренне верил в преимущество социалистической системы, и для этого имелись основания. Советская экономика и впрямь росла быстрее американской — правда, с низкого стартового уровня. Успехи атомщиков и ракетчиков вдохновляли Хрущева сильнее, чем графики экономического роста. А запуск первого в истории искусственного спутника Земли вознес самоощущение лидера советской державы до космических высот. Нам ли бояться американской промышленной выставки?
И все-таки для Хрущева это был рискованный шаг. Пятнадцати лет не прошло после войны, которая опустошила СССР и обогатила Штаты. «Элементов сладкой жизни» у нас критически не хватало. «Там у них пока что лучше бытово», — полтора десятилетия спустя пел Владимир Высоцкий. К 1959 году это относится куда в большей степени.
Пойдем гулять в «Сокольники»
Сначала фестиваль планировали провести в Парке Горького — там, где с 1943 года выставляли трофейное оружие, отбитое у гитлеровцев. Но площадка на берегу Москвы-реки оказалась тесноватой. Американцы хотели расположиться с размахом. И тогда вспомнили про «Сокольники» — в огромном лесном массиве можно было развернуться, не сковывая фантазию.
Под выставку отвели четыре гектара. За дело взялись американские зодчие и дизайнеры, а также московские рабочие. К лету появился диковинный выставочный городок, состоящий из трех павильонов оригинальной архитектуры и открытых экспозиционных площадок. Жемчужиной ансамбля стал так называемый геодезический купол знаменитого инженера Ричарда Фуллера — огромная многогранная золотистая полусфера. Выглядела конструкция эффектно — будто иллюстрация из фантастического романа. К сожалению, до нашего времени павильон не сохранился, его демонтировали в 1983-м.
Хрущев надеялся, что выставка поможет заключить выгодные контракты, как при сталинской индустриализации, обрести лицензии и технологии. «Мы буквально гонялись за всяческими новинками», — признавался позднее первый секретарь ЦК КПСС. При этом он не ожидал от гостей особой пропагандистской прыти. Однако президент Дуайт Эйзенхауэр лично патронировал подготовку русскоязычных гидов. Им запретили критиковать советскую власть и выказывать высокомерие по отношению к низкому уровню жизни в СССР. Рекомендовалось рассказывать об американских чудесах максимально доброжелательно. Работать гидам, к слову, пришлось по-стахановски: любопытные посетители засыпали их вопросами, а они окружали москвичей навязчивым вниманием. Отточенные технологии сервиса ошарашивали. Значки и проспекты, велеречивые консультации, рекламные видеосюжеты, вдобавок бесплатная пепси-кола. А рядом десятки киноэкранов неустанно демонстрировали несколько слащавые, но броские фильмы о сказочной «заокеанской жизни». Это был наглядный урок капитализма — первый для советской России.
Поклонение Пепси
Неугомонный Хрущев не убоялся попробовать буржуазную газировку, осушив два стаканчика. Но почему-то решил, что напиток произведен в Советском Союзе. Возможно, гости ввели его в заблуждение. «Наша пепси-кола явно вкуснее американской!» — воскликнул Никита Сергеевич. На самом деле в СССР разливать пепси начали только в 1974 году, но это совсем другая история. А в 1959-м миллионы людей по всему миру знали рекламный слоган: «Будь общительнее, пепси поможет!» Назавтра в десятках западных газет появились фотографии советского вождя с подписью: «Хрущев учится быть общительным». Кроме него в кадр попал и с грустью поглядывающий легендарный маршал Клим Ворошилов. Мол, за что же мы боролись…
Впрочем, как раз с безалкогольными напитками в СССР проблем не было. Горожане охотно пили газировку с сиропом, который вручную нацеживали в стакан тетеньки в кокошниках. Повсюду продавался и традиционный хлебный квас. Да и бутилированные советские лимонады — «Ситро», «Крем-сода», «Дюшес», «Крюшон» — во многом превосходили стандарты корпорации PepsiCo. Но шипучка темного цвета притягивала, словно экзотический «запретный плод». К тому же потчевали бесплатно. Затягивали. В журнале «Крокодил» тем же летом вышла актуальная басня Сергея Михалкова:
Так, ахая под звуки рок-н-ролла,
Он, наконец, дошел до пепси-кола…
Тут у него совсем вскружилась голова:
— Ах, до чего напиток ароматный!
Ах, что вы говорите, он бесплатный?!
Прошу стаканчик! Нет, подайте два!.. —
Американка вежливо подносит.
Гость пьет и хвалит. Пьет и снова просит.
Уж у него в желудке колотье,
А он знай льет в себя заморское питье…
Чего греха таить! Любитель заграницы
Попал в палату городской больницы.
Бесплатно и лечился и питался.
Hо этому ничуть не удивлялся,
А только требовал и на сестер ворчал…
Перед чужим он слепо преклонялся,
А своего, увы, не замечал.
Но таких «безродных космополитов» было все-таки немного. Поколение фронтовиков и детей войны многое хлебнуло и умело отделять рекламу от реальности.
Хрущев против Никсона
К открытию выставки в Москву, как в сказке Маршака, прибыл почти «владелец заводов, газет, пароходов» — вице-президент США Ричард Никсон. В то время он готовился к борьбе за Белый дом с кандидатом от Демократической партии Джоном Кеннеди и надеялся в московском вояже набрать вистов. Здесь, в «Сокольниках», Никсон встретился с Хрущевым. Они надолго задержались в «типичном американском доме», битком набитом ультрасовременной бытовой техникой. Эта избушка была одним из гвоздей выставочной программы. Никсон держался напористо. Он точно явился в Москву не за контрактами, а за политическим рейтингом. И его боевитые наскоки предназначались не столько Хрущеву сотоварищи, сколько американским избирателям. «Мы богатые, а вы бедные!» — безапелляционно заявил Никсон. И нарвался на забористую филиппику Никиты Сергеевича: «Мы тут тоже не мух ноздрей бьем. Дайте нам еще семь лет, и мы будем на таком же уровне!»
Когда Никсон нахваливал вольготную жизнь в коттеджах, Хрущев усомнился в высоком качестве американского массового жилья и отметил, что мы стараемся строить прочно, «на века». К тому же Никита Сергеевич заверил американцев, что в ближайшем будущем покажет им «Кузькину мать». Это была импровизация.
Переводчик из Бюро переводов МИДа Юрий Лепанов сработал добросовестно. Он так и отчеканил по-английски: «Мы покажем вам мать Кузьмы». А потом попытался объяснить идиому иностранцам, но не слишком удачно. Позже Хрущев разъяснял, какой смысл он вкладывает в поговорку: «Это значит показать то, чего они никогда не видели». То есть — дать жару… В дальнейшем советский лидер не раз будет употреблять сей загадочный термин, но тогда, в «Сокольниках», он впервые ввел его в политический оборот.
Вице-президент многозначительно рассказывал Хрущеву о прелестях ипотеки, показывал новейшие разработки в области бытовой техники, уверяя (не без лукавства), что они доступны любому чикагскому рабочему. В том числе — волшебный телеэкран, на котором можно увидеть, что происходит в разных комнатах дома и во дворе…
Хрущев парировал: «А у вас нет машины, которая бы клала еду в рот и проталкивала ее дальше? Вы показываете нам массу интересных вещей, но они не необходимы для жизни. От них нет пользы. Это все лишь штучки. У нас такая поговорка есть: если у вас клопы, вы должны поймать одного и залить ему в ухо кипяток». Пожалуй, Никсон не ожидал от Хрущева такого красноречия. «А мне нравится это интеллектуальное сражение!» — бросил он в сторону.
«Кухонные дебаты», заснятые на цветную видеопленку, тем же вечером показало заокеанское телевидение. Не отставала и Шаболовка. 27 июля сюжет прошел на советских телеэкранах. Зрелище было первостатейное. Как и вся выставка, которую уже в первый день посетили 75 тысяч человек. Билеты поначалу главным образом распределялись по предприятиям, а потом в «Сокольники» хлынула вся Москва. Общая аудитория форума далеко перевалила за два миллиона.
Хрущеву выставка не понравилась: американцы примешали к экспозиции слишком много показухи и пропаганды. Но он не запретил ее. Таково было его самонадеянное кредо — не избегать открытой конкуренции и не бояться сравнений с сильным противником. А москвичи поняли: у Америки есть чему поучиться, но и мы не лыком шиты.
Высокое искусство
Американцы попытались поставить на место советских «мамонтов» и по части искусства. Картины, представленные на выставке, сильно отличались от привычного для советских граждан классического канона. Именно поэтому любители живописи, студенты, вольнолюбивые молодые люди стремились в «Сокольники», чтобы приобщиться к таинственному абстракционизму.
Послевоенный СССР оставался заповедником добротного реализма в живописи. О традициях советского авангарда вспоминали редко и осторожно. Крайне консервативными эстетическими вкусами отличался и Хрущев. Прогулка по сокольническому вернисажу его разочаровала:
«Я осмотрел раздел художников. На меня он не только не произвел доброго впечатления, а скорее оттолкнул. В разделе скульптуры то, что я увидел, меня просто потрясло. Скульптура женщины… Я не обладаю должной красочностью языка, чтобы обрисовать, что там было выставлено: какая-то женщина-урод, без всех верных пропорций — просто невозможное зрелище. Американские журналисты меня расспрашивали (а они знали мое отношение к такому жанру в искусстве) и поэтому как бы подзадоривали. Ну я и отвечал: «Как посмотрела бы мать на сына-скульптора, который изобразил женщину в таком виде? Этот человек, наверное, извращенец. Думаю, что он, видимо, ненормальный, потому что человек, нормально видящий природу, никак не может изобразить женщину в таком виде».
Для Хрущева это была проба пера в искусствоведении. Скандал в Манеже, поучения художников с трибуны — все это будет позже. Претенциозное современное искусство раздражало Хрущева. Но в любой ситуации, прежде всего, он оставался политиком. С уважением относился ко многим американским достижениям — начиная с кукурузных хлопьев и заканчивая автоматизированными заводскими цехами… Вместе с тем был убежден: в идеологии нельзя следовать заокеанским стандартам. Они до добра не доведут, не воспитают надежного человека. Рок-н-ролл не должен заглушать народную песню, а какофония красок не может заменить привычного реализма…
Выставка продолжалась полтора месяца, но влияние оказала мощное, на долгие годы. Штаты открылись советским людям под звуки джаза, в ореоле Голливуда. Американцы показывали товар лицом. Великим искушением для женщин стал салон косметики и парфюмерии. Там все искрилось и благоухало. Мужчины высоко оценили и дизайн, и технические данные новейших лимузинов. В итоге Америка вошла в моду не только в молодежной секте «стиляг», а, как тогда говорили, в широких кругах советской общественности. Отныне глубокие черные кожаные кресла, наркомовские настольные лампы и затейливые этажерки представлялись архаикой. Легкая промышленность постепенно освоила эстетику функционального модернизма. А вот сотрудничество в области высоких технологий, вопреки планам Хрущева, не состоялось.
Советские идеологи после той выставки всерьез озаботились высоким искусством рекламы. Поняли, что демонстрировать свои успехи нужно в яркой упаковке, что следует учиться устраивать шоу, иначе можно проиграть борьбу за умы. И надо признать, что два года спустя наша пресса сумела не только душевно, но и эффектно рассказать стране и миру о полете Юрия Гагарина. Сказались уроки американской выставки.