Они стали солдатами
Шестьдесят лет назад впрокат вышла картина Александра Иванова «Солдаты», экранизация легендарного романа Виктора Некрасова «Вокопах Сталинграда». Сценарий написал сам Виктор Платонович, так что после его отъезда заграницу всередине 70-х фильм был надолгие годы изъят изоборота. Между тем даже исегодня, когда нам известны сотни достойных произведений оВеликой Отечественной, лента неперестает удивлять.
Писатель вспоминал: «На худсовете, — я очень волновался, — встал высокий, седой человек и сказал: «Думаю, что мы с автором сценария о многом будем спорить, в чем-то не соглашаться, в чем-то пытаться друг друга переубедить, но… — и тут произошло то, что нас сблизило навсегда — он сказал: — Но как бы мы ни спорили, как бы ни ссорились, последнее слово будет за ним — он автор…».
И взгляд фронтовика Некрасова действительно уникален. В «Солдатах» хорошо показано: война превращается в приключение и легенду, броскую или трагическую, уже потом, через время. А для непосредственных участников событий, особенно для рядовых и младшего командного состава, война — такое вот нешумное, неброское служение.
Лейтенант Юрий Керженцев (Всеволод Сафонов), связной Антон Валега (Юрий Соловьев) и разведчик Иван Седых (Владислав Ковальков) направляются с отступающими частями Красной Армии в тыл. Они сейчас не действующие бойцы, ибо их соединение разбито, парней ждет переформирование.
Попытки пристать к любому из регулярных подразделений безрезультатны: командиры не поощряют «свободу выбора». Оказывается, на войне, даже самой жестокой, даже в трудные времена отступления и поражений, по определению не может быть тотального развала. Работает коллективный мозг: Ставка главнокомандования, штабы фронта, армии, дивизии. Воссоздается боеспособность, планируются атака и оборона, готовятся, а потом перебрасываются на новые места дислокации воинские части. В «Солдатах» угадывается огромность организационной задачи. Обычно, воспевая ратный подвиг, акцентируют те короткие, в сущности, мгновения, когда солдат поднимается в атаку и вступает в огневое или физическое соприкосновение с противником. Но подвигом является еще и ежедневный, никогда не прекращающийся труд по мобилизации и расстановке сил, уяснение сиюминутной ситуации и техническая подготовка к выполнению приказа. Солдат тот же работник. Ринуться под шквальным огнем в атаку и опрокинуть врага штыковым ударом в ближнем бою — удел не всякого. Однако всякий облаченный в военную форму участвует в сложной игре эмоций и амбиций. Да-да, Некрасов с Ивановым не обходят стороной и этот аспект. Конечно, практически у каждого мужчины, получившего в руки оружие и санкцию убивать и геройствовать, появляются азарт победителя, молодецкая удаль.
В фильме рассмотрены два варианта этого психологического феномена. Леонид Кмит, известный благодаря исполнению роли Петьки в «Чапаеве», играет командира разведки старшину Чумака. Видному, грубоватому, хотя вряд ли простоватому, воину явно нравятся собственная лихость и смекалка. Он, очевидно, получает удовольствие от опасной «игры». Нет сомнений, что подобный человеческий тип на войне ощущал скорее чувство удовлетворения, нежели психический слом и ущерб. Хорошо, что в картине Некрасова и Иванова эта тема мужского поведения, закономерно агрессивного, но в драматические годы столь необходимого, — раскрыта, не затушевана, как часто будет происходить в позднейших лентах, где иные авторы, утонченные интеллигенты, станут без разбора приписывать собственную пацифистскую мораль мужчинам совершенно иного склада.
Чумаку противопоставлен капитан Абросимов (Борис Ильясов). Штабной офицер одержим, думаю, не одним только тщеславием. Его порыв немедленно атаковать вторую линию немецкой обороны мотивирован достаточно здраво: он опасается, что, дорвавшись до теплых вражеских блиндажей на уже захваченной первой линии, солдаты психологически увязнут, а это сорвет жизненно необходимое последующее наступление. Вероятно, в целях драматургического назидания Абросимов дан шаржировано: посылая солдат на штурм вражеских позиций при свете дня и под проливным дождем, сам остается в окопе. Однако поведение бойцов в пресловутых теплых и уютных блиндажах, в сущности, подтверждает правоту капитана: почти сразу же появляются вино и расслабленность.
Таких противоречивых деталей в картине немало. Правда жизни то и дело вступает в борьбу даже не с идеологическими предписаниями, а с некими ходульными жанровыми схемами. Ну, должен же быть в фильме очевидный злодей? Обязательно. Угробивший половину батальона Абросимов подходит? Еще как. В результате исчезает подлинный драматизм эпизода. А заключается он в следующем. На войне обостряется конфликт между «слишком человеческим» желанием обогреться, передохнуть, побыть наедине с собой или с друзьями и необходимостью тотальной аскезы, полного подчинения себя общему опасному предприятию. При просмотре этого фрагмента с неизбежностью задействуются пресловутые антропологические константы. Будучи человеком абсолютно и принципиально непьющим, я на бессознательном уровне воспринимаю винопитие в блиндаже как непорядок. И в качестве союзника мысленно выбираю капитана Абросимова. А то, что он будто бы струсил вылезать из окопа во время атаки, квалифицирую как поклеп. Но зритель, который относится к алкоголю менее жестко, скорее всего, психологически солидаризируется с немного отпустившими себя бойцами, не обратит поэтому внимания на предсказание Абросимова, сочтет его за натурального подлеца.
То, что фильм провоцирует анализ на уровне микромотивов, делает его произведением незаурядным: картине удается добраться до человеческой подлинности, и даже спустя 60 лет она вызывает зрительское участие с непосредственным откликом. Мне практически невозможно представить себя генералом, и потому грандиозную эпопею «Освобождение» я смотрю, затаив дыхание, но не подселяясь во внутренний мир персонажей. Здесь — иное. Все время, в лирических и батальных сценах, в тылу и в блиндаже, в госпитале и в размокшей от ливня воронке, ощущаю себя потенциальным участником процесса. Хотелось написать «кошмара» или «ужаса», однако предельно сдержанная атмосфера фильма Иванова от этих экзальтированных слов уберегает. Лента учит тому, что никакая историческая гроза, никакая кровь и боль не способны деморализовать солдатскую массу, спаянную идеей национального спасения.
Характерен уже упомянутый эпизод, где после неудачи со штурмом немецких укреплений два наших воина томятся в артиллерийских воронках, боясь отступить на свои позиции из-за бдительных немецких снайперов и пулеметчиков. Именно об опасности угодить под прицельный выстрел справедливо говорит Керженцев. Товарищ же приводит поразительный аргумент за то, чтобы рискнуть: «Я уже сейчас закоченею». Как это по-человечески понятно.
Ясны и все другие мотивы:
— Об ордене мечтает!
— Это при штабе легче!
Или во время лирического свидания с красивой девушкой на природе:
— О чем вы думаете?
— О пулемете. Хорошо будет простреливать вон ту сторону оврага.
А уже непосредственно на передовой мысли об обратном:
— В госпитали подсядет к тебе такая: халатик в обтяжку, аж дух захватывает…
— Девочку под жабры и пошел…
Отношения между людьми даны без экзальтации, но с удивительным тактом. Оказывается, во времена смертельной опасности актуализируется категория «человеческая привязанность». В ситуации, когда в одночасье может перемениться и линия фронта, и твоя персональная участь, люди особенно держатся за знакомое лицо. Однополчанин навещает в госпитале — счастье, равного которому нет. Знакомая девушка-врач умеренно транслирует симпатию — и это, что парадоксально, повод с еще большим упорством искать опасности, подвига и Победы.
«Солдаты» — необходимая правда о великой войне в эпоху, когда мастера искусств прилагают к ней безумные жанровые схемы. И вот уже с фашистами сражаются лихие бретеры с завидными суперменами: не подступишься, не идентифицируешься. Здесь же счастливое сочетание человеческого измерения и небезнадежности. Конечно, об ужасах и кошмарах военного времени говорить необходимо, но, кажется, сегодня палка перегибается. Каждому человеку отмерено ровно столько ужаса и кошмара, сколько он способен вынести, а иное гражданское существование будет пострашнее окопного, ведь многое тут зависит от мотивации и личного отношения.
И наоборот, мужчины, которые ходили под пулями, мерзли в грязном окопе и лежали в госпиталях, имели в дополнение к трудностям и проблемам радостное ощущение причастности огромному и важному делу. Их маленькие ежедневные задачи настолько нам понятны, насколько сближает нас нынешних с ними, чаще уже ушедшими, иррациональное чувство долга по отношению к чему-то большему, нежели каждый из нас.
Как правило, мобилизованные и призванные, порою добровольно записавшиеся, все они включались в трудную, но благодарную работу. По мере сил этот победный порыв пытались воссоздать на своем профессиональном пятачке члены съемочной группы. Вот как Некрасов вспоминал Иванова и товарищей: «Он был не только режиссером, он был душой нашего дела. За полтора года, пока мы снимали фильм, он умудрился так сколотить всех нас вместе, как не удавалось никому до тех пор в советском кино. Он сумел создать коллектив… Коллектив, в котором все друг друга любили. Не завидовали, не старались обогнать друг друга, а работали. И с увлечением…
Помню, как мне сказал Юра Соловьев, игравший в фильме связного Валегу. — Хоть так мы приняли участие в войне…
Снимали с удивительным воодушевлением. Особенно в самом Сталинграде, на Мамаевом кургане. У ребят было ощущение, что они действительно его защищают.
А ребята… Сафонов, Соловьев, Ковальков, Погодин, Логинова, Маркелия, Смоктуновский — влюблены были друг в друга и, как мне кажется, на всю жизнь. И все это сумел сделать Александр Гаврилович…»