Лекция о семье и браке. Избранные места из книги флотских рассказов «Будни и бредни старшины первой статьи Александра Нехорошева, рассказанные им во сне и наяву, и записанные его же друзьями»

Ко Дню защитника Отечества

Александр Нехорошев «Бякин» - звукорежиссёр киностудии«Мосфильм», лауреат кинопремии «Ника». Автор музыки и слов к песням, основательсамобытного рок-дуэта «Кефир» (совместно с О. Елизаровой). Срочную служил наТихоокеанском флоте (1973-1976) в отряде морских пограничников в должностистаршего корабельного радиста. Трагически погиб в Москве в октябре 2013 года.(на фото: Александр Нехорошев. Автопортрет)Итак, разгрузка на Курилах в тайфун!

Глубина не позволяла кораблю подойти очень близко кберегу. А непрекращающийся ни на минуту накат заставлял вельбот отцеплятьпонтоны с грузом и двумя матросами, не доходя до полосы прибоя. Дальше –матросы сами. А на берегу их уже ждала вся застава, включая жену начальника,трактор «Беларусь», коня, свинью и детей, если таковые имелись. Все были готовыв любую минуту прийти на помощь – и приходили, если моги.

Веня Барков, наш командир, начинал разгрузку вприлив, на самой высокой и опасной волне. Это было его, как теперь говорят,«ноу хау» и тонкий расчет. Поясню. Океанская полоса прибоя всегда норовилаперевернуть понтоны и поживиться нашими скромными и так необходимыми на берегударами. Такое случалось не раз. Но хитроумный как Одиссей, капитан второго рангаБарков сумел перехитрить не знающего жалости Посейдона. Он затеял отправлятьматросов с понтонами и грузом в самое опасное время – время прилива, когданакат особенно яростен, и полоса прибоя – широка и глубока: доберутся матросикидо берега без приключений – хорошо, перевернутся и потопят груз – тоже не беда!

Когда начнется отлив, вся застава побредет за отступающим от берега океаномсобирать свои средства выживания – вплоть до мощных и тяжеленныхдизель-генераторов. Тут и трактор в помощь, и любые руки лишними не будут.

Начиналась погрузка так. Надували понтоны, спускалиих на воду, крепили друг к другу и клали сверху толстые деревянные щиты. Потомнагружали на них, лебедкой и вручную, весь ожидаемый на заставе груз,вытаскивая его из своих трюмов. И всегда это происходило во время сильнойкачки. На океане всегда волнение. Штиль – редчайшее исключение из правил и бедапарусного флота. Мы – грузим. Всё это – качает. Понтоны бьются о борт. В общем,дело несладкое. А в море, кроме качки, еще и погода не последнюю роль играет -сильно много от нее зависит в море, от погоды…

В нашем деле главное – выполнить план. То есть,сделать все необходимое - и вовремя вернуться домой. Занятие долгое - обойтивсе эти одинокие пограничные заставы и обеспечить их на зиму всем самымнеобходимым. Иногда на это уходит вся навигация! А потом надо успеть вернутьсядомой до того, как Авачинскую бухту льдом затянет. Мы же не ледоколыкакие-нибудь, правда же? Надо торопиться. Но и спешить тоже не следует. Всезнают, когда нужна спешка. Поэтому капитан второго ранга Веня Барков, ВениаминСергеевич, наш любимый командир, во время разгрузочных работ был особенноактивен.

В тот южный поход нам с ветром и погодой ну никак невезло – одно слово: циклон! Ветер, дождь, волна! Веня просто глотку рвал,стараясь перекричать рев тайфуна, чтобы как-то нас подбодрить и вдохновить. Изовсех динамиков, что на верхней палубе в этот раз не звучали сухие военныекоманды типа «понтон к спуску!», «вельбот к спуску!», «расчехлить первыйтрюм!», «расчехлить второй трюм!» - нет! Ни в коем случае! Веня - орал,перекрывая вой ветра. Он кричал как на последнем перед концом света митинге, -ревел самые проникновенные слова. Трансляция работала без перерывов. Там было:

- Ребята, блядь!!! Мы должны!!! Снабдить!!! Грузами!!!

Всех наших братьев!!! На заставах!!!

И так далее, и тому подобное. В общем, сплошныепризывы, вдохновляющие на героизм и подвиг. И мы слышали этот громоподобныйголос - и вдохновлялись им! А Веня, хряпнув от простуды коньячку, в своихпризывных речах уже орал:

- Ребята, блядь!!! То, что командир может!!! Длявас!!! Сделать!!! Он!!! Сделает!!! Я отдам!!! На разграбление!!! Все!!!

Тропические!!! Порты!!! Куда мы войдем!!!

В общем, Веня Барков заходился «по полной». И всетолько для того, чтобы подстегнуть и подвигнуть нас на невозможное. Это и ежупонятно. Но это – действовало! Мы и в ледяную воду падали, и руки в кровьсдирали, - в общем, как могли, делали свое дело, не смотря ни на что, - поддождь и свист ветра и под Венины митинговые выкрики…

В этом походе рядом с нами, параллельным курсом, шла«двойка» - точно такая же, как и мы, шхуна. Внешне ее отличал от нас толькобортовой номер - 542. Их ребята работали точно в таких же условиях, как и мы, -делали то же самое дело. Один остров обслуживали мы, следующий - они. Так ишли, обгоняя и страхуя друг друга. Иногда встречались. И кончилось это нашетакое «борт в борт» существование на острове Шикотан.

Шикотан – это была такая штука, где работал комбинатпо переработке сайры. Это была та самая сайра, бланшированная в масле, которуюпри советской власти выдавали только в праздничных заказах. Деликатес, однимсловом, по советским меркам. Производили ее в те времена только тут, наШикотане. Именно отсюда готовая продукция разлеталась по праздничным столамсоветских граждан.

Каждую путину на Шикотан набирали девиц со всегоДальнего востока, около двух тысяч человек. Гонясь за «длинным рублем», ониработали там, не покладая рук: упаковывали эту сайру в эти банки - и снабжалиими все праздничные столы. И вот туда, к этому острову, в его бухту, мы инаправились…

За весь этот южный поход мы так изнервничались, такизмучились; погоды все время стояли такие ужасные; условия разгрузки на Курилах– и без того непростые - были в этот раз ну совсем... ну вообще… циклоны-тайфуны,а не условия...

И вот только мы взяли курс на остров Шикотан, толькона него навострились, как фортуна жуткую свою корму от нас отвернула иповернулась другим местом – и улыбнулась многообещающе! Хотите – верьте, хотите– нет, но...

Непогода улеглась - это раз!

Разгружаться там не надо - это два!

Швартоваться можно к пирсу – это три!

Мы туда лишь за водичкою за пресною зашли!

Пополнить запас...

Шикотан встретил нас, как Юг с большой буквы:ласковый тропический воздух, безоблачное синее небо и полный штиль назеркальной глади залива. И два наши корабля – «двойка» и мы - оба, один задругим, входим в эту бухту и режем тихую воду…

По правому борту – зеленые склоны сопок, холмики,пригорки. Не то, что скалы голые с птичьими базарами! Все, свободные от вахты,высыпали поглазеть. Смотрим – и диву даемся: местами, по низу сопок, будто снеглежит, еще не сошел, с зимы остался. Что за чудеса? Жара ж стоит! И тут вдругкто-то сообразил посмотреть в дальновизор – и радостно завопил:

- Бабы! Это же бабы!!!

Оказалось, что это выбежало в белых халатах всеженское население Шикотана, работницы комбината - ну, просто несметноеколичество женских единиц! Все стали таращится во всевозможную оптику, какая укого была. Хотя и не надо было ни бинокля, ни дальновизора, чтобы простосердцем разглядеть приветственные взмахи всех этих беленьких платочков в белыхруках.

Как они нам махали! Будто встречали самых родных исамых близких, очень дорогих им людей, с которыми были разлучены, а теперь,вот, свиделись. Как они радовались нашему неожиданному приходу!  

«Ты, моряк, красивый сам собою,

Тебе от роду двадцать лет,

Полюби меня, моряк, душою,

Что ты скажешь мне в ответ. 

По морям, по волнам,

Нынче здесь, завтра там.

По морям, морям, морям, морям, эх,

Нынче здесь, а завтра там…» 

Скептик тут же заметил бы: ну, конечно, рады! Они жевсегда рады. Потому что в тех условиях, в которых они там работали, это был имподарок судьбы, хоть какой-то шанс на надежду скрасить свое однообразноесуществование.

Согласен, - пусть шанс. И шанс – мимолетный какпоцелуй. Но кто же упустит, кто ж не воспользуется?

А тут, значит, аж два боевых корабля входят, сматросами!

И вдруг, как только мы туда вошли, в бухту эту, –вошли в полном восторге! – наш командир, капитан второго ранга Барков, вотличие от командира «двойки», капитана второго ранга Попова, повел себястранно: он тут же, на сколько позволяла длина якорь-цепи, практическипосредине этой бухты сразу велел отдать якорь. И мы встали намертво. А «двойка»спокойненько подошла к пирсу, где стояли рыбачьи суда, и там «привязалась».

Вообще-то, мы оба туда зашли – «двойка» и мы - только чтобы заправиться преснойводой. Она ж у нас не только питьевая - мы и умываемся, и обеды готовим на ней,и так далее, и так далее, и так далее. Но Веня встал на рейде - как вкопанный!

Веня Барков встал на рейде - как вкопанный, и мызаподозрили неладное и начали потихоньку звереть. И не только мы. Офицеры тожепосчитали себя жестоко обманутыми и начали недовольно гундеть: «Сколько времениуже под ногами суши не чувствовали! Даешь суши!» Хоть и не за нас они радели,за матросов, - не было им до нас никакого дела! - но и среди них пошлиразговоры: «Что он творит, попугай камчатский? Топорок!» Они-то уж точнособирались ступить на сушу, офицерики наши…

«Топорок» - так офицеры прозвали между собой Веню,своего командира. Топорок – это птица такая. Она гнездиться на скалах вместе счайками, гагарами и бакланами. Топорок – маленький и толстый, совсем как Веня.

Эту птицу еще называют «дальневосточный попугай». Очень такой надутый и склювом. Иногда можно было услышать среди офицеров: «Топорок, мол, то. Топорок,мол, сё…» Так вот, мичманы и офицеры стали что-то гундеть между собой против«Топорка». Ну и мы, соответственно, - тоже. Но пока терпели…

Самый ужас для нас наступил, когда более или менеестемнело, - и на берегу зажглись огни, и заиграла музыка.

Градус беспокойства начал расти…

Хорошо, если бы мы пришли одни, без «двойки»,бросили бы якорь посреди бухты – и остались себе ночевать. Но нет! А ведь люди– создания глупые и тупые! - больше всего на свете страдают от сравнения себя скем-то еще, причем, если это сравнение не в их пользу.

Так и мы…

Глядим - и что же мы видим? А видим мы вот что: всякоманда «двойки», кроме вахтенных, уже стоит на юте, трап подан, у всех –«парадки», на головах - белыебескозырки…

Бунтарский дух нарастал!

Наш радист, старшина первой статьи АлександрНехорошев еще больше усугубил наше состояние тем, что, связавшись с радистом«двойки» по УКВ в звуковом режиме, спросил его:

- Что происходит?

А оттуда раздался радостный, плотоядный, полныйвожделения голос:

- На танцы идем! На танцы! Всё! Всё! Всё! Конецсвязи!

Оказывается, именно в этот день недели на островеШикотан устраивались всеобщие танцы.

Саша Нехорошев тут же распространил эту «благуювесть», и все «прихожане», вопреки здравому смыслу – на рейде ведь стоим! -стали готовиться к празднику. Кто-то вытащил и стал надраивать хромовыеботинки, кто-то бляхи затеял начищать - короче, начали собираться на эти самыетанцы. Но наша «единичка» как стояла, так и продолжала стоять посреди бухты - иникуда идти не собиралась.

И тут - началось!

Стали костерить Веню громко, не стесняясь, хоть и нематерными еще словами, но в таких терминах, что даже простой русский матпоказался бы детским лепетом в сравнении с теми эпитетами, которыми награждалиразгневанные матросы своего ненавистного командира. В общем, закипало страшноенегодование.

Сам Веня почему-то не показывался. Обычно его всюдувидишь, где какой непорядок собирается: глядь – а он уже тут как тут, порядокнаводит! А сейчас его, почему-то, нигде не было видно, хотя непорядок собиралсябыть немалым. Дверь каюты капитана второго ранга Вени Баркова была запертаизнутри. А градус недовольства подымался как у лихорадочного: мысли и чувствакипели и булькали в котелке местечкового бунта.

И ведь главное – что? Обманул! Так публично орать втрансляцию и пафосным голосом призывать на подвиг! Обещать тропические порты! Итут вдруг – вот это?! Почему они – вся «двойка», кроме вахтенных! - идут натанцы, а мы здесь - стоим? Да еще посреди бухты! Хоть бы к берегу подошли, чтоли. Ну, сколько уже болтаемся в море! Суши настоящей месяцами не видели. ВсеКурилы, все непогоды - всё прошли…

И вдруг включилась громкая связь. Слышно, что включилась,- зашуршало в динамиках. Это значит, Веня взял у себя в каюте микрофон. И тутон отдал такую команду… Он включил связь только на внутренние помещения. Еслибы он включил динамики на верхней палубе, слышно стало бы на всю бухту и навесь остров. Но Веня отдал команду по внутренней связи. Он сказал своим грубыми ненавистным нам голосом:

- Команде – лепить пельмени, блядь!!!

И выключил связь.

«Лепить пельмени» – это было такое у насмероприятие, которое проводилось только по великим праздникам – раза три в год.

Обычно весь год кок Володя Караваев баловал нас кашами да супами. А лепитьпельмени – это не готовка пищи. Пельмени – это вам не еда. Это – торжество! Этокак свадьба! А сколько той свадьбы бывает? Ну, к Новому году лепим. Ну, еще напару праздников. И всё! А тут, видать, Веня захотел хоть как-то отмазаться оттой подлости, которой он всех нас подверг, - хоть какой-то праздник нам всучить!

«Лепить пельмени» – это значит: Володе Караваеву идти доставать кусок мороженойтуши, размораживать его, потом фарш крутить, потом всей команде собираться встоловой и лепить эти самые пельмени.

Делать нечего. Приказ есть приказ. Принялись заработу…

Матрос Караваев остервенело чего-то там крутилмясорубкой на рабочем камбузе. Команда месила муку с водой, тесто раскатывала.

Кстати, вода уже заканчивалась! Мы ж сюда за пресной водой зашли, а не простотак! И что в результате? А в результате - на «двойке» уже подключились, водукачают и на танцы пошли, а мы тут стоим посреди бухты со своими пельменями! Ивсе поняли, что Веня хотел этими пельменями доказать: мол, это как бы нашаальтернатива разврату, на который отправился соседний экипаж. Неубедительно! Поэтомулепка пельменей выглядела ужасно. Это было – как Рождество и Распятие в одиндень!

Стали лепить. И все это - совершенно уныло. Араньше-то как бывало? Радостно, торжественно, с огоньком, сшутками-прибаутками. Лепили – и душа пела и предвкушала. А сегодня душа командыскукрежилась, сжалась в кулак – и показывала Вене громадную фигу!

В общем, дошло до того, что в своем негодовании мыиз этого теста слепили подобие чучела Вени - благо это было несложно. Получилсяэтакий Веня-колобок-снеговик. И стали мы бросаться в этого Веню фаршем,приговаривая: «Вот тебе, сука! Вот тебе!» В общем, гадили по-детски, как могли,но легче не становилось. Напряжение только нарастало. Основной тезой, звучавшейна лепке, была такая: «Нам пельменями рот не заткнуть! Подлость не скроешь!»

И тогда раздалась вторая команда – опять от Вени.

Куда все офицеры запропастились – непонятно! Как вымерли. Даже дежурный офицерне подавал никаких признаков жизни, - а ведь это он должен был отдаватькоманды, которые Веня сам, не выходя из своей каюты, нам отдавал. Бредкакой-то! На этот раз его грохочущий голос отдал следующую команду…

Как потом выяснилось, Веня устроил своим офицерамтакой разнос, что они все по щелям запрятались и до утра носа не высовывали. Онсобрал их в кают-компании и сказал так:

- К матросам у меня вопросов нет. Это – дети. Я сними потом разберусь. У меня вопрос к офицерам. Вы что, до сих пор службы непоняли? Наша задача – задача любого военного профессионала! – быть всегдаготовым выполнить поставленную задачу и достойно подохнуть. И всё! Задачавсякого настоящего офицера – достойно подохнуть! А если вы и ваша семья к этомуне готовы, уходите с военной службы к чертовой матери! Потому что военнаяслужба предполагает войну и смерть! А не только деньги, славу и награды! Армиябез войны и без дисциплины - опасная вещь. Долго говорить не буду. Сушизахотели? Вот вам! - Веня сложил кукиш и добавил: - Вы мне еще спасибо скажете!

В одном переходе от нас Владивосток. Не забыли еще?

И всё… 

А нам он своим грохочущим голосом отдал по радиоследующую команду:

- Закончить лепку пельменей!!! Убрать всё нах!!!

Очистить столовую команды!!! Команде собраться в столовой команды!!! Формаодежды номер три!!!

Ну, это уже ни в какие ворота! Форма одежды номертри – это парадная форма. То лепить пельмени, то не лепить! Мы чего-то там ужеслепили… Бросили… Начали уборку…

Состояние – ужасающее! Плюс ко всему - бездействиеофицерское, соглашательство их немое и самоустранение! (Мы же тогда про разносв кают-компании еще ничего не знали!) Вякали ж поначалу, костерили своего«Топорка»! Чего ж теперь хвосты-то поджали, попрятались?

Володя Караваев начал куда-то складывать ужеслепленные пельмени и неиспользованные фарш и тесто. Команда кое-как на камбузпошвыряла утварь кухонную. Рабочий камбуза и Караваев принялись стол от муки иот остального безобразия тереть. И все больше и все явственней личный составначинал материться – в открытую. Раньше это было сквозь зубы, а теперь уже вовесь голос.

Время от времени в коридоре из-за угла выглядывалоухо замполита, - это Иван Иванович пытался отследить настроения, царящие наборту, но близко подходить опасался.

Ну, Веня! Ну, Топорок! В парадку ему одеться! И чеговдруг? И в парадку, и в столовой собраться, на ночь глядя! Он что, на танцы насповедет, как обещал? Так ведь нет!

Когда мы там, на Курилах, канатами рвали кожу с руки бултыхались в ледяной воде на разбитых щитах, - мы, может, мечтали тогда…

Может быть, он захотел объясниться за неразграбленные тропические порты?

Тогда непонятно, чего мы тут стоим? Чего ждем?

И тут по внутренней связи раздался голос замполита,Ивана Ивановича:

- Внимание! Еще раз - повтор команды! Повторяю:команде собраться в столовой команды! Форма одежды номер три! Лекцию о семье ибраке прочитает коммунист Барков!

Ну, это - вообще! Нам теперь еще и втирать что-тобудут…

Все так же матерясь и негодуя, мы разбрелись покубрикам - в парадку одеваться!

Мы все надевали свои суконные свежие тельняшки,верхние темно-синие голландки со значками и черные штаны, а наш старослужащийрадист, старшина первой статьи Александр Нехорошев, стоял в грязной робе – и незнал, что ему делать. Он стоял в позе, и эта поза говорила с негодованием:

- С каких хренов?!

Похоже, он был расстроен таким обломом со стороныкомандира больше всех. И принял он такое решение… 

Дело в том, что наш радист за полгода до призыва на«срочную» впервые познал женщину, как говорят в таких случаях. Это произошлоночью в помещении канцелярии, пропахшем запахами бумаг, копирок, чернил ипечатей, ластиков, клея и сургуча. Она была женщина на десять лет опытнеенашего будущего старшины первой статьи, и она с радостью поделилась этим своимопытом. Повторенный неоднократно в течение полугода, этот опыт связал изакрепил в голове нашего радиста все запахи, звуки – буквально все ощущения,сопровождающие половой акт! - с запахами канцелярских принадлежностей. СаняНехорошев мне сам рассказывал про это еще на корабле, а теперь, спустядесятилетия, он попросил меня вставить этот эпизод в мое нынешнееповествование, и я, хоть и с неохотой, но согласился…

Итак, иного сексуального опыта, кроме«канцелярского», у Сани до службы не случилось. С этим небогатым багажом ипамятью всех пяти чувств он ушел служить на Камчатку. Там он надолго лишилсявозможности не только снова «понюхать пороху» во время «боевых действий нацветочном поле», как называли половые отношения древние китайцы, но дажеперекинуться парой слов с прекрасной половиной человечества, - и, казалось,навсегда позабыл о своем первом опыте. Но однажды зимой, на втором году службы,Саня получил отпуск и отправился за отпускными документами в канцелярию штабачасти. Там сидел штабной майор Кочкин в морской форме и скучал. Когда Саняобъяснил цель своего визита, майор сказал:

- Правильно оформленная бумага – это залог победы,матрос! Документы из Петропавловска в Москву оформлять долго. Наберисьтерпения. Да ты садись, матрос!

И вдруг убежал, потревоженный телефонным звонком:

- Есть, товарищ капитан первого ранга! Так точно,товарищ капитан первого ранга! Сейчас буду! Ты тут посиди, матросик, подожди!

Майор убежал, а Саня остался ждать. Он был в шинелии шапке. В комнате было жарко натоплено. И вот тут он, наконец, учуял запах!

Это был знакомый дух канцелярии: ластики-копирки, сургуч… И тут же возникниоткуда, как по волшебству, запах горячего женского тела! А еще Санепоказалось, что он ощутил на своей щеке шелест дыхания и будто бы уловил краемуха легкий стон, а всем своим телом - трепет женского тела, и сам затрепетал вответ…

Майора не было долго. Саня успел так нанюхаться, чтоу него от долгого воздержания голова пошла кругом. Он закрыл глаза и привалилсяк стене. Шапка свалилась на пол. Эротические грезы набросились на бедного Саню,как сладкие волки. Они терзали его до тех пор, пока не вернулся майор Кочкин.

Саня даже позабыл расстегнуть крючок шинели в этой жаре, - так ему было хорошо!

Майор тут же обратил внимание, что с матросом творится что-то неладное. Чтоименно, майор уточнять не стал. Чтобы не брать на себя ответственность за егоздоровье, он заявил:

- Так, военный, отпустить тебя в отпуск не имеюправа. В санчасть - могу, а в отпуск – нет. Не надо тебе ни в какой отпуск.

Иди-ка ты в санчасть, и пусть они там оформят на тебя бумагу вместо отпуска.

Делать нечего, Саня отправился в санчасть. Там егоосмотрели - померили температуру и давление, послушали сердце и легкие,постучали по коленке молотком – и оформили «правильную» бумагу, в которой былонаписано, что в отпуск матрос может отправляться хоть сейчас.

Майор Кочкин прочитал бумагу, заглянул Сане в глазаи спросил:

- Самолетом полетишь? Плохо не станет? - Хотелосьмайору поразвлекаться, скучно же в канцелярии! - Может, обождешь еще полгодика,а, матрос?

Но Саня ждать не стал и улетел в Москву… 

Как потом объяснял мне Саня Нехорошев, емунеобходимо было выдавить из себя эти запахи первого сексуального опыта новымопытом с женщиной в новых условиях. Иначе он будет обречен и дальше шалеть отвожделения – и уже не только в канцеляриях госучреждений, но также в отделахканцтоваров книжных магазинов, на почтах и почтамтах всего Советского Союза…

Срочно был нужен новый сексуальный опыт!

И вот такой случай вроде бы подвернулся – здесь, наШикотане, на рыбоконсервном заводе. Все-таки сайра, бланшированная в масле, -неплохая замена сургучу, клею и ластикам…

Но мы продолжали стоять на рейде!

«Двойка» в полном составе отправилась на «случку»,обходя нас по всем статьям, а мы - в полной половой готовности! – находились вопасном бездействии посреди вечерних вод…  

Сане Нехорошеву, как «почетному дембелю», полагалосьместо во главе стола в столовой команды. А стол там был широкий и длинный. Авокруг него – диваны буквой «П». Если капитан второго ранга Веня Барков войдетв дверь, то окажется как раз напротив старшины первой статьи Саши Нехорошева –с другого конца стола, очень далеко. Вот Саня и решил: чего это буду я парадкуда хромовые ботинки надевать, штаны эти черные? Нацепил он сверху голландку,чтоб было, - и все! Все равно, строем мы никуда не пойдем, награды нам вручатьне будут. Да и вообще – ничего не будет. Какая-то непонятная ерунда – лекция о семьеи браке…

Ну, в общем, собрались в столовой команды, сели.

Вбежал замполит, Иван Иванович, и скомандовал:

- Всем встать!

Все встали. Саша Нехорошев тоже встал, оглядел себя– вроде бы, ничего, грязных брезентовых порток из-под стола не видно.

И тут раздались шаги Командора! По коридору Веня шелстроевым шагом: Бух! Бух! Бух!

Явился он нам в самом парадном виде - в фуражке,хотя во внутренних помещениях дозволялось ходить без головного убора; толькодежурный офицер и дежурный по низам должны были иметь, так сказать, полныйнаряд… Нет, он был - в фуражке! Он был в кителе, перепоясанном ремнем, накотором висел кортик в ножнах, с кучей якорей на лацканах, с дубовыми листьями,и со всеми своими золотыми погонами, в ослепительной рубашке и при галстуке. В общем,все – при нем! Когда он вошел, замполит скомандовал:

- Смирно!

И мы вытянулись «смирно».

Веня, не глядя на нас, уставился на замполита. Тотему доложил:

- Товарищ капитан второго ранга! Личный состав ПСКР№ 541 собран для проведения лекции о семье и браке!

Веня, не давая команды «вольно», повернулся к нам ивнимательно осмотрел каждого из нас – как ощупал… Каждого… Никогда еще воттаким взглядом - взглядом удава Коа на ненавистных ему бандерлогов из «Маугли»- Веня на нас не смотрел. Все - потупились. И Веня вкрадчиво – а мы все стоимпо стойке «смирно», но тупимся – а он вкрадчиво говорит, обращаясь к радисту:

- Нехорошев, а, Нехорошев?

Старшина первой статьи Саша Нехорошев посмотрел накапитана второго ранга Веню Баркова:

- Я, товарищ командир!

- А вот скажи мне, Нехорошев, командир самоголучшего отделения… - Веня внимательно посмотрел матросу в глаза, - а, вот, радилюбимого боевого командира трудно было надеть черные портки, а?

Радист стушевался, Веня махнул рукой и сказал:

- Вольно! Сесть!

А сам перед нами стоять остался.

Мы сели. Он расправил свои черные брови, как Чапаевусы, и начал с тяжелым вздохом рокотать:

- Вот что я вам хочу сказать, ребята! Тут до менядошли слухи, что командир ваш, по вашему мнению…

Тут он перешел на рык, которым обычно перекрикивалтайфуны:

- …что командир ваш - мудак!!! И причины тому мнеизвестны!!!

Тут он чуть сбавил обороты и продолжил:

- Я не хочу комментировать действия капитана второгоранга Попова…

Это он про командира «двойки».

– Не хочу. Нет. У него свои планы. А у нас с вами –свои. И вот что я вам хочу сказать. Я – старый боевой морской волк. Я началлейтенантом. А сейчас я перед вами в чине капитана второго ранга. И вот за всюслужбу мне так бывало больно в жизни, когда матрос, классный специалист,отличник боевой и политической подготовки, патриот своей Родины, моральноустойчивый, комсомолец, получает увольнительную, весь напидарасится,нагладится, наодеколонится – и в город выйдет, а там ему попадется какая-то –вот, идет…

И Веня, со свойственной только его колоритной фигуреграцией, покачал бедрами, изображая «какую-то». В его исполнении это выгляделонастолько комично, что, не смотря на всю нашу едва сдерживаемую ярость, вызвалоу многих из нас невольную усмешку, но мы тут же постарались ее подавить. А Веняпродолжал кривляться:

- …идет вот такая ему навстречу! И что происходит сматросом? С отличником боевой и политической? С классным специалистом? Скомсомольцем? Он – весь вспотеет! Затрясется! Шишка – во!

Тут он сделал характерный жест, прижав руку локтем кштанам, выставив кверху кулак.

- Шишка – во!!! Глаза - зассанные!!! И о службезабыл на х...!!!

Всё это было произнесено с такими грозными раскатамии одновременно с такой болью и горечью в голосе, что это почувствовал каждый:почувствовал его обиду за матроса и за похеренную им службу, - что сравнимо позначению на командирский взгляд с изменой Родине, если не хуже…

Веня перевел дух и сменил обличительную интонацию наотеческую:

- Вот что я вам хочу сказать, ребята. Вы все - моилюбимые сыны. Вы все мне - как дети. И, если вы думаете, что своимиразговорчиками и финтифлюшками дети могут папе нагадить и навредить, – тут онснова на мгновение повысил голос: - …то так не думайте!!!

Меня как громом поразило: Веня заранее знал всё! Ипро речи наши, и про чучело, и про грязные штаны радиста…

Веня продолжал нас колбасить:

- Вы, небось, сейчас вспоминали фильм Айзенштайна?

Где офицеров за борт пачками выбрасывали? Вы этого хотите? Хорошо! Я готов этовыслушать от вас. И если вы меня убедите, что это надо, мы, вон, со старпомом,капитан-лейтенантом Метейко сами за борт прыгнем. Это вам и замполитподтвердит, Иван Иванович. Так, замполит? Мы со старпомом - сможем! Но толькоперед тем, как вы откроете рот, я вам хочу сказать одно: когда у вас появятсямысли об этих самых… - Веня опять сделал танцующий жест бедрами и ручками, –…вот когда у вас возникнут мысли об этих самых, вы возьмите…

Веня снова повысил свой и без того рыкающий голос:

- Поверьте: проверено жизнью!!! …возьмите ипредставьте себе, как она сидит - такая прекрасная и замечательная, желанная! –представьте, как она сидит - и срет!!!

Тут Венины децибелы стали зашкаливать:

– Как у нее говно!!! из жопы!!! лезет!!! Как у нееглаза!!! кровью!!! наливаются!!!

Шквал пронесся. Настала тишина. Веня одернул китель,дотронулся до кортика и сказал:

- Всё! Я закончил.

Скомандовал:

- Встать! Всем разойтись!

Мы встали, а он развернулся и быстрым шагом покинулстоловую команды.

В столовой команды повисла гробовая тишина…

(Продолжениеследует)