К юбилею поэта: "В КГБ поставили дилемму: либо тюрьма, либо эмиграция, пришлось собирать деньги на отъезд"
Вспоминает друг Юрия Кублановского, президент киноклуба «Современник» Борис Крейн
Вспоминает друг Юрия Михайловича, президент киноклуба «Современник» Борис Нехемьевич Крейн:
Наши отношения складывалась постепенно. С раннего детства он существовал для меня как «внесценический персонаж». В 40-50-х Елизавета Александровна и Михаил Наумович входили в тот же узкий круг местной интеллигенции, что и мои родители. У них было много общих друзей, и дома вместе с именами этой яркой супружеской пары – Лиля и Миша – иногда звучало имя их сына – Юра. Поэтому, когда на детском спектакле «Золушка» в большом зале ДК рядом оказался мальчик с продолговатым лицом и снисходительным взглядом миндалевидных глаз, то и дело отпускавший скептические замечания, я сразу угадал: это Юра Кублановский!
Позднее, уже в старших классах, нас познакомили, кстати, тоже в театре, в ложе главного художника. Но и тогдашняя встреча не получила продолжения. Взаимное тяготение возникло лишь на рубеже 80-х, когда я решил пригласить на «Современник» опального поэта-земляка, набиравшего неофициальное признание. В то время разгорался скандал вокруг альманаха «МетрОполь», и Юра не стал выступать в киноклубе, чтобы не навлечь на нас беду.
Но именно с тех пор между нами завязалась дружба. Приезжая домой, он рассказывал о культурной жизни столицы, передал как-то автограф-набросок Отара Иоселиани, с которым встретился у Беллы Ахмадулиной (назадолго до того маэстро показал нам свой фильм «Пастораль»). А когда я приезжал в Москву, мы бродили по городу, много говорили, Юра знакомил меня с друзьями, водил на «подвальную» выставку художников-концептуалистов на Малой Грузинской, показывал сборник своих стихов, изданный Иосифом Бродским. Бывал я и в селе Никольском, где он работал церковным дворником – после изгнания со всех государственных мест. Его положение в СССР становилось всё более опасным. В КГБ поставили дилемму: либо тюрьма, либо эмиграция. Пришлось собирать деньги на отъезд.
И вот в конце сентября 1982 года пришла телеграмма: «Приезжай». По сложившейся к тому времени традиции проводы проходили в просторной квартире на верхнем этаже старого дома на Большой Садовой. Собралось человек 30, в т.ч. Величанский, Кормер, Евгений Попов, Венедикт Ерофеев с женой… из бывших рыбинцев – Боря Думеш и Таня Долгодрова. На другой я поехали в Апрелевку, где Юра с женой Ириной Юдиной и годовалым Ильёй жил в малометражной квартире родителей жены. 3 октября отправились в аэропорт. У входа в метро сфотографировались (Ира Юдина потом прислала мне этот снимок).
Оттуда, из Шереметьева, постоянно, по несколько семей в день, улетали в эмиграции. Перед турникетом выстроилась группа провожающих. Дождавшись очереди, Юра прошёл контроль, сдав несколько книг, которые не позволили взять с собой. Последний взмах руки – и казалось, мы простились навсегда. Потом было несколько писем из Парижа и Мюнхена, написанных на обороте открыток с репродукциями Модильяни и Пикассо, стихи, переданные «оттуда» общими знакомыми, «тамиздатский» сборник, который мне показывал Борис Мессерер.
Юрий Кублановский вернулся одним из первых вынужденных эмигрантов. И вот уже более четверти века мы снова встречаемся в Москве, Рыбинске и его пригородах, проводим презентации, перезваниваемся, отмечаем праздники, обмениваемся письмами и подарками.