Наверное, параллели и сравнения между романом Мюриель Барбери «Элегантность ёжика» и фильмом Моны Ашаш «Ёжик» неизбежны. Плохо это или хорошо, но книгой я заинтересовался только после того, как посмотрел фильм. Хотя разделительный союз «или» здесь, конечно, от лукавого. Естественно, плохо. Кино — самостоятельный вид искусства. И после просмотра киноленты у зрителя не должно оставаться вопросов, для ответов на которые он должен найти роман, легший в основу фильма, и прочитать его. Да, вопросы получили ответы. Но то, что ответы на них — в книге, а не в фильме, говорит об отвратительной работе режиссера, не в полной мере овладевшего языком кино, прежде чем начать снимать полный метр и выносить его на суд зрителя. Хотя, естественно, это моё личное, а потому и крайне субъективное, мнение. Судя по элементарному сопоставлению цифр бюджета киноленты (8,8 млн. долларов) и её кассовых сборов (14,7 млн. долларов), «Ёжик» достаточно успешно прошел в прокате. Да что там «достаточно»?! Рентабельность в 67% - просто обалденная цифра. Скажем прямо, не ожидал. Ну, наверное, достаточно лирики? Собственно, о романе. На мой взгляд, он и шире, и глубже фильма. В отношении «шире», все, казалось бы, объяснимо. Все-таки у романа почти три с половиной сотни страниц. А хронометраж фильма — сто минут. В одну минуту киноленты «воткнуть» три с половиной страницы книги? Все мы прекрасно понимаем, что это нереально. Фото: кадр из фильма «Ёжик» Но хотя бы чуточку погрузить нас в маленький… очень маленький мир жильцов дома № 7 по улице Гренель в Париже: семь этажей и… Всего восемь квартир! Хотя бы чуточку погрузить нас в этот малепусенький мирок режиссер мог?! Но не из фильма, из книги я узнаю, что только на третьем и четвертом этаже в доме по две квартиры. На всех остальных — по одной. Что у гастрономического критика Пьера Артанса (5-й этаж), помимо сына Жана, ещё две дочери — младшая Лора и старшая Клеманс. А его супругу зовут Анна. Что живущий на 4 этаже Сен-Нисс по профессии дипломат, а его 19-летняя дочь Олимпия мечтает стать ветеринаром… Песика Бадуазов, проживающих на одном этаже с Сен-Ниссами, зовут Нептун… Да, все это мелочи, но… вся наша жизнь и состоит из вот таких мелочей. Без них её просто нет. Эти мелочи определяют нас. Дают понять окружающим, кто мы такие и что из себя представляем. Скажи мне, какие мелочи рядом с тобой, и я скажу, кто ты. И если мы позиционируем «Ёжика» Моны Ашан как фильм о жизни и смерти, так влейте в него хоть капельку мелочей, чтобы зритель почувствовал: да, это жизнь. А не схематичное её отображение на экране. Что же касается смерти… Фильм Моны Ашаш начинается с того, что мы буквально с первых же кадров узнаем о решении 11-летней Паломы Жосс покончить жизнь самоубийством через 165 дней, в день своего 12-летия. И всё. На протяжении всего «Ёжика» это решение является неизменной константой. Только в финале Палома передумывает. И решает жить дальше. По-видимому, её так потрясла смерть одной из главных героинь, консьержки Рене Мишель. Так думает зритель. А вот читатель, на мой взгляд, должен думать по-иному. Фото: кадр из фильма «Ёжик» Во-первых, на протяжении всего романа Палома колеблется. А может, все-таки жизнь — не пустой аквариум? А что-то другое? Неизмеримо более интересное? И тогда… Стоит ли уходить из неё? Может, и не стоит. Но тогда надо найти то, ради чего стоит жить. Палома колеблется. Её решение не такой абсолют, как нас старательно убеждают в фильме. А во-вторых… Да, Палому потрясла смерть Рене. Но не только поэтому подросток отказывается от своих самоубийственных планов. И как мне показалось, даже не столько поэтому. Просто Палома нашла смысл этой жизни. Да, в 11 лет. В отличие от многих других. В т. ч. и людей более зрелого возраста. Нашла смысл жизни. И поняла, что жить стоит хотя бы для того, чтобы помогать другим. Читатель это понимает. А вот зритель… Увы. Для того чтобы и он это понял, нельзя… Никоим образом нельзя выбрасывать из фильма два ключевых момента романа! Эпизод, когда в привратницкую к Рене заходит сын одного из бывших жильцов дома и такой же бывший наркоман Жан Артанс. И в ходе беседы выясняется, что Жан вылечился. И сейчас — никаких наркотиков. Работает в магазине яхтового оборудования. Ну, моторы там, запчасти. А помогли ему вернуться к жизни… цветы. Камелии, что растут во внутреннем дворике дома, на клумбе. Которые посадила и за которыми ухаживала Рене. Вот их Жан как-то и увидел. И когда ему было плохо, совсем плохо, он вспоминал эти камелии во внутреннем дворике дома. И ему становилось лучше. Вообще язык кино — это язык визуальных символов. Не просто так Рене и Какуро Одзу вместе смотрят японский фильм «Сестры Мунаката». Он — ключ к сцене с Жаном. Вот там смертельно больной отец сестер вспоминает, как он с одной из них ездил в Киото, в Храм мха. И там, на мхе, сверху него, лежал цветок камелии. «Такая красота!» Может, для того, чтобы увидеть такую красоту, и стоить жить? Камелия японская (Camellia japonica). Ботаническая иллюстрация из книги Flora Japonica, Sectio Prima Зибольда и Цуккарини, 1870 г.Фото: общественное достояние Эпизод с Жаном снимает знак вопрос с этого предположения. Стоит! Однозначно стоит. И помогать людям тоже надо. Потому что отсутствие такой помощи в нужный момент приводит к смертельному исходу. Как это случилось со старшей сестрой Рене, Лизеттой. И здесь ещё одна мысль, которая есть в романе, но которая напрочь исчезла из фильма. Мысль о том, что нельзя садиться не в свои сани. Это попробовала сделать Лизетта, сельская беднячка, влюбившаяся в сына богатых городских буржуа. Влюбилась и… Умерла. То же происходит и с Рене, простой консьержкой, влюбившейся в успешного, состоятельного бизнесмена Какуро Одзу. Влюбилась, причем, очень на то похоже, влюбилась взаимно, но, несмотря даже на это, тоже… погибает. Да, не самая характерная мысль для общества всеобщего благоденствия, но… Она есть в романе. Так имел ли право режиссер вычеркивать её, если решил взять за основу своего фильма роман Мюриель Барбери? Да, он тоже творец и имеет право на самостоятельную трактовку. Трактовку! Но не на свою собственную редакцию. А тем более — цензуру. Мюриель Барбери в 2009 годуФото: Elena Torreпо, лицензии CC BY-SA 2.5 Но Мона решила — нет, этого нам не надо. И выбросила из сценария вторую знаковую сцену, повлиявшую на решение Паломы отказаться от самоубийства. Палома решила, что надо жить, потому что с её помощью кто-то будет жить, как Жан… А без её помощи кто-то может умереть так же, как Лизетта… Во всяком случае я, прочитав роман, пришел именно к такому выводу. И считаю, что у Моны Ашаш была возможность не выплескивать из романа вместе с водою того «ребенка», который есть в романе Мюриель Барбери. Его вполне можно было сохранить за счет тех невнятных сцен, которые в фильме не несут в себе совершенно никакой смысловой нагрузки без их сопоставления со страницами романа. Ну, например, когда смотрел фильм, совершенно не понимал, зачем режиссер так долго показывает ноги Рене, снимающей, а потом, при выходе, снова надевающей свою обувь в прихожей Какуро. Только после прочтения книги, где целая глава посвящена особенностям походки японских женщин, становится понятным, что её «непостижимый дробный ритм сообщает мелькающим женским ногам пленительность произведения искусства». И общий вывод соответствующей главы романа: …искусство — это жизнь, но только в измененном ритме. И, соответственно, мой вывод после просмотра фильма Моны Ашаш и прочтения романа Мюриель Барбери: фильм только тогда становится отдельным произведением искусства, когда ты смотришь его и все мысли, вложенные в него режиссером, становятся тебе понятными без каких-либо подсказок со стороны совсем другого человека, автора романа, легшего в основу киноленты. Если этого не происходит, то фильм, который ты только что просмотрел — откровенная халтура. Даже если в прокате ему сопутствует коммерческий успех. ...
Эту статью описывают теги: Мишель Барбери,
«Элегантность ежика»,
экранизация
