И в школе, и потом в институте я учил немецкий. Но если школьную учительницу иностранного помню очень хорошо, то преподавателя, которая была у нас в лесотехнической академии, как-то так… Не особо. Но вот заведующую кафедрой иностранных языков, которая изредка (видно, когда наша педагог болела или была где-то в отъезде) приходила к нам в группу на подмену… Нет, фамилию не помню. Может, она и называла её при первом знакомстве, но… Увы. А вот имя-отчество… Все-таки, общаясь с ней по ходу занятия, мы же не по фамилии её называли! Поэтому имя-отчество помню очень хорошо: Евгения Оганесовна. И человек она была очень интересный, и занятия вела так же увлекательно. Тяжело было её не запомнить. О занятиях как-нить в другой раз, а сейчас — одна история, которую она нам как-то рассказала. Ещё при первом знакомстве она разъяснила нам, не сведущим, что есть два способа изучения иностранного языка: неосознанный и осознанный. Неосознанный — до пяти лет. Никто не говорит ребенку, что есть части речи, что глаголы спрягаются, а существительные склоняются, что у последних есть шесть падежей. И так далее, и тому подобное. Маленький человек не учит правил грамматики, орфографии, пунктуации. Он просто слушает, как говорят взрослые. Как губка, впитывает язык со всеми его правилами, частями речи, склонениями и спряжениями. И сам начинает говорить. Правильно говорить. В т. ч. и на иностранном языке. А осознанный — это уже после пяти лет. Когда нужно заучивать слова, изучать правила, грамматику и т. д., и т. п. Как нам рассказала Е. О., немецкий она выучила неосознанно. Оба её родителя были инженерами. И, видимо, в период индустриализации их знания были востребованы государством. Поэтому зарплату им платили приличную. Соответственно, они могли себе позволить круглые сутки пропадать на работе. А с маленькой дочкой оставляли бону (нянечку) из прибалтийских немок. Благодаря ей, Е. О. и выучила немецкий. Неосознанно. Очень хорошо выучила. Но об этом — чуть ниже. А испанский… Вообще, как я понял, на кафедре иностранных это было правило: преподаватель должен был знать два иностранных языка — основной и дополнительный. Дополнительным у Е. О. был испанский. Его она учила на Кубе, где одно время служил её муж. А теперь — о хорошем знании немецкого языка. Как, наверное, уже все поняли, супруг Е. О. был военный. Офицер, танкист. И молодым лейтенантом его послали служить в группу советских, тогда ещё оккупационных, войск в Германии. Времени с момента окончания войны прошло не так чтобы много. И дело, очень похоже на то, было в первой половине 1950-х. Служить супруг, ну, а вместе с ним и Е. О., попал в небольшой, естественно, немецкий городок, где во времена Третьего Рейха стояла какая-то танковая дивизия СС. Элита вооруженных сил Германии. Естественно, чтобы элиту ничто и никто не смущал, в городке усердно работали и гестапо, и соответствующие службы СС. Оперативно и достаточно эффективно выявляли нежелательных элементов и тут же отправляли их. На перевоспитание. Все мы прекрасно знаем — куда, уточнять, думаю, не имеет смысла. В общем, выдворяли нежелательный элемент за пределы. Чтобы и духа, нежелательного для элитных войск СС, в городке не было. Естественно, что во времена Третьего Рейха в нем жило исключительно идеологически подкованное народонаселение. Таковым оно осталось и с приходом оккупационных войск. Естественно, при советской власти народ вел себя исключительно лояльно: «Данке. Битте шён. Гут. Зер гут. Спасибо товарисчу Сталину за наше счастливое немецкое детство». Долго ли коротко прожили молодые супруги в этом удивительном немецком городке, мне неведомо, но как-то… Решила Е. О. сходить в местную посудную лавочку. Надоело ей все совершенно одинаковое, казенное. В какую комнату офицерского общежития ни зайди — стол, два стула, прикроватная тумбочка, кровать… Все одно и то же, как под трафарет, только инвентарными номерами друг от друга и отличается. А хотелось, чтобы супруг понимал, что он не в холостяцкую комнату в общаге со службы вернулся, а домой, в худо-бедно обустроенное семейное гнездышко. Пришел муж с работы, а на столе — сервиз саксонского фарфора на шесть персон и суп… В супницу налит. Ни у кого в общаге такой нет! Да многие даже не понимают: зачем супница, когда кастрюля есть?! В общем, решила — пошла. Долго она выбирала сервиз. И тот покажите, и этот. Хозяин магазинчика не роптал. — Этот? Вот, фрау, смотрите. А как звенит фарфор… Слышите? Нет? А, другой показать? Да пожалуйста! Ещё один? Никаких вопросов. Айн момент. Прекрасно понимаю. Фрау не заколку для волос покупает, которая сломалась — выкинул, купил новую. Фарфор — покупка на всю жизнь. Может, и внуки из этой посуды кушать будут. Гросмуттер и гросфатер добрым словом вспоминать… Долго… Долго Е. О. сервиз выбирала. Но выбрала. На шесть персон. Глубокие тарелки, тарелки для второго, большое круглое блюдо, соусник, салатница, супница… Шик-блеск. Хозяин все аккуратно упаковал в оберточную бумагу, вызвал посыльного… — Нет-нет, фрау. Как можно?! Вам донесут! И вот, пока они ждали посыльного, хозяин посудной лавочки, все это время державшийся-крепившийся, не выдержал. Не глядя на Е. О., отвернувшись в сторону, тихонько, но так, чтобы было слышно, он возьми и скажи: — Все я понимаю. Мы проиграли эту войну. Все понимаю! Но одного никак не могу понять. Как?! Как наши немки выходят замуж за русских?! Е. О. от такого просто остолбенела. И на какое-то время потеряла дар речи. Но когда опомнилась, стала его с жаром убеждать: — Да вы что, герр! Откуда взяли-то? Я — русская! Понимаете, русская! Если хотите, могу даже паспорт показать. На что этот немецкий мужичок и ответил ей. Примерно так: — Фрау… Можете кому угодно показывать ваш паспорт. Только не мне. Я точно знаю, что вы немка, и никакие бумаги, тем более, скрепленные русской печатью, не убедят меня в обратном. Более того, по вашему выговору я даже могу точно определить — откуда вы родом… Вот так учат язык неосознанно, перенимая от носителя языка не только собственно язык, но даже его выговор. Напомню, боной у Е.О. была прибалтийская немка. ...
Эту статью описывают теги: фарфор
