Как Боря оказался у нас в комнате, помню относительно смутно. Это он уже потом, лет через сорок, после того как случилась эта история, сам рассказал, напомнил, что мы тем днем как раз экзамен сдали. И как бы не последний экзамен нашей первой сессии. Ну, парни это дело и отметили. Отмечали, естественно, в общаге, где-то на нашей лестнице. И серьезненько так, по-взрослому. К финальной части застолья Боря уже был в полной отключке. Два его земляка, тоже наши однокурсники, только из другой группы, и приволокли Борюсика к нам с Витей. Приволокли, бросили прямо у дверей, на пол, и сказали, что принимайте, мол, пусть и дыханное, но напрочь обездвиженное тело. Не дотащить им Борьку аж на третью лестницу, до своей комнаты на четвертом этаже, где они все вместе, втроем, и жили. Тем более, если на вахте кто его, вот такого, увидит — все, кранты. Неприятности гарантированы. Мы и «приютили» Борюсика. Вот только надо сказать, в комнате у нас тогда было холоднее, чем в вытрезвителе. Дело в том, что в наружной створке окна стекла не было. А во второй, между уцелевшим стеклом и оконной рамой, оставалась небольшая узкая щель. Но и её хватало, чтобы в ветреную погоду за ночь по краю моей кровати, что стояла вплотную к окну, на одеяло наметало небольшую полоску снега. А все из-за Аршака, жившего с нами в комнате третьим. Нет, так-то парень он был неплохой. И когда из дома ему приходила посылка, он, прежде чем большую её часть отволочь к своим друганам и подругам, нам с Витей тоже отрезал, отсыпал, отливал понемногу. Именно благодаря ему я узнал, что такое бастурма. Попробовал варенье из лепестков роз… Гадость, конечно. Неимоверная! Ощущения, примерно такие же, когда тебе в стакан наливают неразбавленного розового лосьона от прыщей и, громко выдохнув, произносят, отвернувшись куда-то в сторону, чтобы с тобой, случаем, глазами не встретиться: «Ну, будем!» Нет, неплохой он был парень. Вот только крайне неорганизованный и мало приспособленный к той жизни, когда все самому надо. Полы или посуду там помыть, подмести в комнате, пыль протереть… Вот и о том, чтобы в аптеке купить пару упаковок нестерильной ваты, чтобы потом уже мы с Витей сами… Сами, без него, окно утепли ли бы. Мы Аршака об этом два месяца просить уже устали. А все потому, что комендант совершенно не реагировал на наши возмущенные записи отчаяния в книге пожеланий для сантехника и плотника, что мы оставили в ней ещё в конце сентября, как только из колхоза вернулись. А потом еженедельно дублировали их по возрастающей эмоциональной амплитуде и с увеличением пространства под собственно запись. В общем, надоело нам ждать от Аршака ваты, и как-то мы взяли и перекинули его постельные принадлежности на мою кровать (к окну), а мои — на его, у теплой стенки, ближе к дверям. И как он пришел на очередную ночевку (день, чтобы не слушать наши с Витей постоянные напоминания за вату, Аршак обычно проводил где-то в другом месте), мы ему и сказали, что с сегодняшнего вечера его кровать — вон там. У окошка. Долго Аршак ворочался на моей бывшей кровати. Громко жаловался, что холодно, мол. Но мы с Витей стойко делали вид, что спим. Даже похрапывали сладко с художественными переливами на два голоса. Поворочался Аршак, поворочался до утра и следующим вечером… Не пришел ночевать. И потом — снова не пришел. И потом… В общем, стали мы с Витей жить да поживать вдвоем. Поэтому одна кровать у нас была совершенно свободная. Вот только постельных принадлежностей на ней никаких, кроме матраса, не наблюдалось. Свои принадлежности Аршак куда-то с собою уволок. Только тетрадку с рукописью незаконченного романа про любовь у нас в комнате оставил. И учебник по политэкономии капитализма. Там, где про прибавочную стоимость и «деньги — товар — новые деньги». Поэтому мы решили, что Борюсика лучше бросить прямо на панцирную сетку кровати, а уже сверху накрыть матрасом. А то ведь занесет его снегом от окошка по самые гланды — он, с непривычки, ещё и простынет, задубев за ночь до животных колик. А отогревать его — нечем. Земляки его уже пустые пришли. Сказали, что все уже выпито и у них, увы, ничего нет. Ни граммульки. Ну, нет, так нет. Мы что, разве против? Вот только утром Борюсика нам отогревать нечем. Поэтому матрас лучше все-таки сверху. На него. А не его — на матрас. И, как оказалось, это было совершенно правильное решение. Вон на старой, уже изрядно пожелтевшей фотографии хорошо видно, какой Борюсик бодренький утром следующего дня. По его собственным уверениям, он совсем даже не замерз. Совершенно! Ну, ни капельки. В отличие от нас. Вон, по этому же снимку, сразу, с первого взгляда, понимаешь, что Витька так за ночь продрог, что с утра даже мастерку напялил. Утром мы как раз и сфотались. Борюсик уже абсолютно трезвый. А Витя дает ему свой дружеский наказ: «Не пей, Боря, а то снова у нас в комнате ночевать останешься!» И, как ни странно, подействовало. Больше я за все время обучения пьяным… Какое пьяным, даже подвыпившим Борюсика не видел. А все Аршак, не к ночи будь он помянут. Три месяца нестерильной ваты в аптеке купить не мог! ...
Эту статью описывают теги: фотография,
алкоголь
