«У этой катастрофы своя специфика»: врач — о лечении пострадавших в Бейруте, характере травм и помощи Россотрудничества

Директор московского НИИ неотложной детской хирургии и травматологии хирург Валерий Митиш, прибывший с коллегами в Бейрут для помощи ливанским врачам, рассказал RT о специфике работы на месте катастрофы. Он отметил, что благодаря оперативной помощи Россотрудничества медики смогли вылететь в Ливан практически сразу после взрыва и приступить к лечению раненых. Митиш также рассказал о характере травм пострадавших и о намеченных на ближайшее время операциях.

— Расскажите, пожалуйста, как помогаете ливанской стороне справляться с последствиями катастрофы?

— Сегодня только второй день, вчера прибыли. Вчерашний день ушёл на организационные вопросы взаимодействия, вместе с сотрудниками МЧС, госпиталя. А сегодня уже непосредственно занялись нашей работой: это консультирование пострадавших, которые находятся в госпиталях города Бейрута. Сегодня нам удалось обойти пять госпиталей, осмотреть пациентов, определить самых тяжёлых и наметить дальнейшее лечение пациентов, которые находятся в реанимации. И особо хочу отметить, что трём из них уже намечены операции, определён вид этих операций, они будут выполнены в ближайшее время сотрудниками нашей бригады.

— Вы говорите, обошли уже пять госпиталей в Бейруте. Какая общая картина сейчас, с какими основными травмами у людей вы столкнулись?

— Эта катастрофа имеет свою специфику: подавляющее большинство пострадавших имеют поверхностные, относительно поверхностные, а некоторые и глубокие ранения осколками стекла. Эти осколки фактически являются вторичными снарядами, которые формируются при разрушении стёкол оконных проёмов, витринного стекла.

Ну, и специфика в Бейруте такова, что внешняя стена многих зданий представлена сплошь стеклом. И, в зависимости от того, какое это стекло и какие осколки, пострадавшие получают ранения той или иной глубины. У другой группы пострадавших (она менее многочисленна) травмы тяжёлыми предметами. Среди них больше всего мы выявили тяжёлые черепно-мозговые травмы и краниофациальную так называемую травму — переломы костей лицевого черепа. Они требуют фактически ювелирных нейрохирургических операций, восстановления целостности костей лицевого черепа, костей, которые составляют орбиты, где находятся глаза. Вот из этих пациентов, которых мы сегодня проконсультировали, троим намечены восстановительные операции.

— Когда вы говорите об этих ювелирных манипуляциях, которые должны быть произведены с лицевыми костями пострадавшего, кто эти операции будет делать? Это будет ваша команда, ливанская сторона или вместе?

— Специфика нашей бригады такова, что мы её формируем из специалистов различного профиля. Нынешняя бригада состоит из двух хирургов, детских хирургов, специалистов по лечению обширных ран, обширных повреждений, тяжёлых открытых переломов. Из двух травматологов, которые владеют абсолютно всеми современными методами металлоостеосинтеза. Двух анестезиологов, которые и проводят наркозы, и занимаются интенсивной терапией. И нейрохирург. Он высококвалифицированный специалист, выполняет практически все операции: и при позвоночной спинномозговой травме, при тяжёлой черепно-мозговой травме, и вот при такой краниофациальной травме. Поэтому эти операции будет выполнять наш нейрохирург вместе с ливанскими коллегами. 

— Во многих материалах про ваше отделение его профиль указывают в том числе как детский.

— Я с 1986 года работаю в Институте хирургии имени Вишневского (сейчас НМИЦ хирургии имени Вишневского). В отделе ран и раневых инфекций. Этот отдел был уникальным в Советском Союзе. И коллектив этого отдела во главе с профессором Костюченко и академиком Кузиным, на тот момент директором института, построил стройную теорию активного хирургического лечения ран, принцип которой мы распространили по всему Советскому Союзу и по принципам которого работают все хирурги, в том числе военные хирурги, помогая пострадавшим в боевых действиях. С какого-то периода я стал работать в Институте неотложной детской хирургии и травматологии. По просьбе Леонида Михайловича Рошаля организовал отдел ран и раневых инфекций, фактически отделение гнойной хирургии, уже для детского возраста. И вот сотрудники этого института как раз и перенесли все эти принципы, разработанные во взрослом сегменте, на детский возраст. 

Вторая сторона такова, что, начиная с 1988 года, когда было катастрофическое землетрясение в Армении, Леонид Михайлович Рошаль сформировал бригаду детских хирургов.

Не все взрослые хирурги понимают специфику детского организма. Необходимо, чтобы пострадавших детей лечили детские хирурги, которые знают именно эту специфику. Леонид Михайлович создал уникальную, единственную в мире бригаду детских хирургов, мы её называем «педиатрическая бригада Рошаля», которая впоследствии работала во многих очагах природных и техногенных катастроф, в том числе в очагах локальных военных конфликтов.

На сегодняшний день эта бригада располагает богатейшим опытом, она продолжает существовать. Мы работаем вместе с Леонидом Михайловичем, ежедневно находимся с ним на связи. Он также создал Международный фонд помощи детям, пострадавшим при катастрофах и в войнах, который оказывает содействие именно нашей бригаде. Поэтому и получается, что вроде как и взрослые, вроде как и дети. Это имеет положительную особенность: работая с детьми в разных странах, мы помогаем и взрослым. Потому что не можем изолированно помогать только детям, видя, что есть тяжело пострадавшие взрослые. Это помогает оказать всестороннюю помощь населению, оказавшемуся вот в таких очагах поражения. 

— Как принималось решение о вашем направлении в Бейрут?

— Это было по поручению Министерства здравоохранения РФ и Департамента здравоохранения города Москвы. Хочу особо отметить, что во всех предыдущих поездках не удавалось организовать так, чтобы вылететь тут же. Между моментом катастрофы и временем нашего отлёта проходило от четырёх-пяти до десяти дней.

А сейчас, благодаря Россотрудничеству, которое недавно возглавил Евгений Александрович Примаков, и благодаря нашему тесному взаимодействию впервые удалось вылететь буквально на следующий день фактически после возникновения вот этой катастрофы.

И большое спасибо Евгению Примакову и его команде. Они работали сутки без перерыва для того, чтобы это всё получилось. И, естественно, большая благодарность Министерству чрезвычайных ситуаций, которое предоставило возможность полететь в Бейрут.

Хочу отметить ещё одну особенность. В Ливане имеется очень большая диаспора, назовем её так, выпускников советских и российских вузов, и особенно выпускников Российского университета дружбы народов. Если точнее — медицинского института Российского университета дружбы народов. И директор института, профессор Абрамов Алексей Юрьевич, очень сильно нам помог в этом. Он связал нас с выпускниками, которые помогают нам. Для них это родная стихия, а для нас — возможность сразу же, с первых часов, работать в нормальных условиях. Российский университет дружбы народов в тесном контакте с Россотрудничеством также помогает нам именно в этом процессе. У них здесь удивительная сплочённость. Они знают друг друга. И по первому зову предоставляют нам помощников, чтобы мы не ощущали никаких ограничений.

— Как пандемия коронавируса влияет на вашу работу?

— Это, естественно, отягощающее условие. Вы же уже почувствовали, какая здесь погода, какая температура. И при этой высокой температуре и высокой влажности необходимо носить какие-то ограничительные приспособления, которые затрудняют дыхание, которые затрудняют уход. Естественно, что без этих инфекционных моментов работалось бы гораздо легче. Тем не менее надо выполнять свою работу. И я думаю, что мы её выполним, так, как делали и в других странах.