15 лет ОНК Москвы: правозащитник Мельников — о кадровом голоде ФСИН, проблемах столичных СИЗО и зарплате в исправцентрах

15 лет назад в России появились общественные наблюдательные комиссии (ОНК) по защите прав человека в местах принудительного заключения. Последние годы стали для организации серьёзным испытанием — её предлагали лишить ряда полномочий, в том числе возможности внезапно проводить проверки — важнейшего механизма выявления нарушений. О том, как удалось отстоять функционал комиссии, а также о главных проблемах в столичных СИЗО и общем кадровом дефиците в системе ФСИН — в эксклюзивном интервью RT ответственного секретаря ОНК Москвы Алексея Мельникова.

— Алексей Владимирович, какие связанные с ОНК события уходящего 2023-го вы бы назвали важнейшими?

— На мой взгляд, к таковым можно отнести принятие Минюстом России нормативных актов по развитию системы пробации — возвращения осуждённых к нормальной жизни и снижения рецидива преступности. Важнейший субъект этой системы — исправительные центры. Там содержатся и получают работу лица, осуждённые на принудительные работы, и те, кто переведён из колоний в связи со смягчением судами сроков и условий отбывания наказания.

Я побывал в нескольких исправцентрах в Москве, Московской области, Рязани и Липецке. По условиям лучший в Москве. Но вообще эти учреждения больше напоминают общежития, чем тюрьмы. Большинство трудятся на стройках, в сфере ЖКХ, на сельхозпредприятиях. В Рязани при расчистке снежных завалов этой зимой до 20% рабочих были из местного исправительного центра.

Благодаря новым правилам в исправцентрах осуждённым разрешили пользоваться телефонами и ноутбуками, что облегчило возможность привлекать людей с соответствующим образованием к работе по интеллектуальным профессиям — юристами, бухгалтерами, программистами.

Важное отличие исправцентров от обычной зоны — это зарплата. В обычной зоне или в хозотряде СИЗО за работу начисляется МРОТ, а после вычетов заключённому остаётся не больше 1,5 тыс. рублей.

Осуждённым в исправцентрах начисляется зарплата хоть и ниже рыночной, но они получают в среднем в регионах 25—30 тыс., а в Москве, бывает, и гораздо больше — от 50 тыс. рублей. Я встречал там людей, чей заработок достигал 70 тыс.

— Какой главный успех правозащитников в 2023-м?

— Нам удалось сохранить институт ОНК. Дело в том, что в уходящем году ФСИН пыталась поменять приказ о порядке посещения членами комиссии мест лишения свободы и внести в него требование, согласно которому наблюдатели должны были бы уведомлять о своём посещении СИЗО и колоний за 48 часов.

Принятие приказа в такой редакции означало бы конец института ОНК, возникшего 15 лет назад, но корни которого уходят ещё во времена Российской империи.

Мы выступили категорически против (инициативы ФСИН. — RT), потому что как раз внезапность проверок общественных наблюдателей и позволяет выявлять нарушения прав заключённых. Минюст поддержал нас, правозащитников. Приказ этот принят не был.

Добавлю также, что в этом году в ряде регионов членам ОНК наконец начали компенсировать затраты на проезд к местам лишения свободы. Это особенно важно в тех областях, где колонии находятся в 300 км от их центра, а в Хабаровском крае, например, в 900 км от столицы региона. Подчеркну, что сама работа членов ОНК при этом была и остаётся безвозмездной.

— С какими инициативами по дальнейшему улучшению работы системы выступает сегодня ОНК?

— У нас есть ряд предложений. Они касаются находящихся в ведении МВД спецприёмников для административно арестованных, изоляторов временного содержания (ИВС) и центров временного содержания иностранных граждан (ЦВСИГ).

Мы считаем, что нужно предусмотреть в этих учреждениях раздельное содержание в камерах лиц, ранее отбывавших наказание в местах лишения свободы и впервые арестованных за административное правонарушение.

Такой порядок законодательно закреплён для СИЗО, и это препятствует распространению тюремной субкультуры, которая, кстати, уже признана Верховным судом РФ экстремистской. А в спецприёмниках оказываются в одной камере уголовники с тюремным стажем 10—15 лет, да ещё не с одной судимостью, и, например, нарушители правил дорожного движения или те, кто матом ругался в публичном месте. Представляете, что в таких камерах происходит и как ранее судимые эти свои «понятия» насаждают и распространяют свою идеологию?

На нормативном уровне условия в спецприёмниках, ИВС и ЦВСИГ жёстче, чем в СИЗО. В СИЗО полагаются круглосуточно работающие медсанчасти, там врачи, причём разных специальностей, оборудование.  В спецприёмниках, ИВС и ЦВСИГ — только фельдшеры в дневное время, которые, в отличие от врачей в СИЗО, не могут ни лечение назначить, ни разрешить с воли передать лекарства.  

Есть множество хронических заболеваний, требующих постоянного приёма лекарств, но фельдшер может только таблетку от головной боли дать, царапину зелёнкой помазать.

Словом, в этих учреждениях необходимо создание медсанчастей, а также надо предусмотреть установку телевизоров, холодильников, создание библиотек. Сегодня там они не полагаются, хотя всё это доступно «сидельцам» в СИЗО.

— Проблема оказания медицинской помощи остро стоит не только в спецприёмниках и ИВС. Что скажете об этом?

— В системе ФСИН вообще не хватает людей и большой дефицит врачей. На наш взгляд, это связано с разрывом в зарплатах между работающими в местах лишения свободы врачами-офицерами и гражданскими специалистами. Врач-офицер получает 50—70 тыс. рублей в месяц, а в Москве может ещё претендовать на доплату 18,9 тыс. рублей на съём жилья (в регионах эта сумма меньше). А такой же врач — гражданский специалист в тюремной больнице получает 120—140 тыс. рублей. Мы считаем, что зарплату врачей-офицеров нужно поднять и уравнять с гражданскими медиками.

— Кстати, совсем недавно за махинацию с диагнозами бывший главврач «Матросской Тишины» Александр Кравченко получил семь лет колонии.   

— Не скрою, что тюремные врачи теперь боятся направлять на медицинское освидетельствование тяжелобольных заключённых, которых могли бы освободить из-под стражи по состоянию здоровья. Я знаю, что Кравченко жил весьма скромно, и считаю, что он честно и хорошо выполнял свою работу.

— Как вы оцениваете обстановку в московских СИЗО?

— В ходе проверок ОНК Москвы неприятно удивило СИЗО №1 ФСИН России. Многие годы оно было образцовым, а в ходе недавнего посещения мы обнаружили трёх заключённых, которым не была выдана зимняя одежда — бушлаты, обувь. Вроде бы цифра небольшая, но ведь это очень небольшой изолятор, там обычно содержатся 80—90 человек.

Там же в большинстве камер окна заклеили матовой плёнкой. Нормы освещения формально не нарушены, но мы считаем, что хотя бы кусочек неба заключённый имеет право видеть. В том же СИЗО пятеро заключённых содержатся в одиночных камерах, а закон допускает это в исключительных случаях. Одного заключённого сотрудники СИЗО долго тренировали складывать полотенце в три слоя, хотя он не осуждён и такой обязанности у него нет.

Были жалобы и на то, что сотрудники отказываются представляться, угрожают за жалобы отправить в карцер или применить физическую силу. Поступали и иного рода обращения — холод в камерах в морозные дни был. И ещё одна жалоба касалась неоказания медпомощи — гражданину нужен осмотр невролога, а ему присылали терапевта.

— В этом изоляторе часто содержат известных арестантов. Кто там сейчас?

— Адвокаты Алексея Навального* Алексей Липцер**, Игорь Сергунин*** и Вадим Кобзев**** сидят в этом изоляторе в одиночках. В этом же СИЗО находится арестованный замминистра транспорта Владимир Токарев. Он, кстати, объявил голодовку: считает, что условия содержания нарушают его права. Что именно его не устраивает, я сказать не могу.

— В московских СИЗО сейчас есть и другие арестованные по громким делам. Можете рассказать об условиях их содержания?

— Блогер Аяз Шабутдинов содержится в «Бутырке» в четырёхместной камере, трое его соседей обвиняются в экономических преступлениях. Корреспондент газеты The Wall Street Journal Эван Гершкович, обвиняемый в шпионаже, находится в «Лефортово». Когда мы его видели, он был бодр. Журналистка Александра Баязитова, приговорённая за вымогательство к пяти годам лишения свободы, сидит в СИЗО-6. От них жалоб на условия содержания не поступало.

— Вечная проблема столичных изоляторов — переполненность. Что-нибудь изменилось в 2023 году?

— В этом году снизился так называемый перелимит (то есть уровень переполненности) с 10% в прошлом году до 6%. Сейчас сидят примерно 9,9 тыс. человек. Правда, не могу сказать, что это снижение связано с сокращением числа арестов.

Скорее, оно достигнуто в связи с более частым вывозом из московских СИЗО в изоляторы других регионов осуждённых судами первой инстанции.

Мы к этой практике относимся критически, она нарушает права граждан на защиту в апелляционной инстанции: адвокат, даже платный, за клиентом в другой регион не едет.

— Аресты и приговоры по экономическим делам не раз подвергались критике. Сколько предпринимателей содержатся под стражей на конец года?

— В Москве 300 человек тех, кого называют субъектами предпринимательской деятельности, то есть директоров, владельцев предприятий. И еще 1,5 тыс. человек по так называемым предпринимательским статьям, например по ст. 159 УК РФ («Мошенничество»).

Но среди этих 1,5 тыс. есть действительно мошенники, а есть сотрудники, которых зачастую забирают для придания делу характера преступной группы: бухгалтеры, менеджеры, кассиры бывают.

Данных в целом по стране ФСИН России нам не предоставила.

* Навальный Алексей Анатольевич — включён в реестр физлиц, причастных к терроризму и экстремизму.

** Липцер Алексей Евгеньевич — включён в реестр физлиц, причастных к терроризму и экстремизму.

*** Сергунин Игорь Сергеевич — включён в реестр физлиц, причастных к терроризму и экстремизму.

**** Кобзев Вадим Дмитриевич — включён в реестр физлиц, причастных к терроризму и экстремизму.