Зося Родкевич: «В Польше удивлялись нашей семье: в ней так много разговаривают с детьми»

Первым большим событием после длительного карантина в культурном центре «Полигон» стал показ документального фильма «Белая мама» (2018). Кино о непростом усыновлении мальчика Дани в большую семью получило признание многих фестивалей. Чебоксарцы в киноклубе «Polygon.doc» тоже смогли составить свое мнение о фильме и задать вопросы автору Зосе Родкевич. В беседе выяснилось, что теперь в семье «белой мамы» Алины все наладилось, Даня адаптировался, ходит в школу и, судя по всему, счастлив. Какие эмоции испытывают герои съемочного процесса, как они изменились после опыта приемной семьи и документального кино — об этом мы поговорили с режиссером.

— Вы постоянно жили в семье, пока снимали фильм?

— Я приезжала 4-5 раз в неделю. Дорога у меня занимала полтора часа туда и полтора — обратно. Поскольку я снимаю кино уже 10 лет, то, конечно, понимаю, что так обычно и делается: ты либо живешь в семье, либо максимально часто появляешься в жизни героя, стараясь не пропустить ни одного события.

— Все продолжалось 6 месяцев. Как вам давалось наблюдение?

— Мне наблюдение дается легче, чем метод манипуляции или какой-то постановки. Наблюдать в общем-то несложно — сложно конструировать историю внутри. Есть такое выражение — «поливать камерой», некоторые этим грешат: снимают все подряд. Я стараюсь не «поливать» и следить за какими-то событиями семьи, чтобы потом не было тяжело на монтаже.

— Было ли у вас такое, что вы переставали быть объективной и все-таки принимали позицию матери Алины или приемного сына Дани?

— В Школе Марины Разбежкиной и Михаила Угарова, которую я окончила, есть такой термин — «ноль-позиция», когда ты принимаешь все, как есть, и если принимаешь, то тебе сама жизнь развивает эту драматургию. Если ты выбираешь какую-то позицию, то очень удобно все сложить в историю и снять так, например, что Даня — монстр, а Алина — святая женщина. Ты можешь это быстро склепать, но так неинтересно делать кино, потому что никакого открытия сам не совершаешь. В «ноль-позиции» ты сам для себя открываешь, что мир сложный, что нет такого — однозначно кто-то прав, а кто-то нет. И это даже, мне кажется, помогает снимать.

— Это и есть чистый документализм?

— В любом случае камера влияет на тех, кого ты снимаешь. Нет такого, что ты как будто муха на стене, которая залетела, и никто этого не заметил. Понятно, что люди привыкают к камере, не наигрывают, а проживают свою жизнь. Но надо понимать, что это все равно твой взгляд и это субъективная все-таки штука.

— Сколько было снято материала вами, а сколько — семьей?

— Мы не считали, но всего у нас получилось 4 терабайта материала, и это очень много, учитывая, что видео с маленьких камер, которое делала семья, очень легкое по весу. У нас ушел как минимум год, чтобы все отсмотреть.

— Как много вошло материала, который сняла сама семья?

— Женя Останина (второй режиссер) построила драматургию так, что в основном самосъем — это история до появления Дани. После уже было не до этого, но все равно там есть такие кадры, когда Сергей (новый муж Алины) дает пощечину Дане. Это снято не мной, а со штатива самим Сергеем. Так что я не знаю, как в процентах, но, наверное, 30 на 70 — это самосъем и мой материал.

— Фильм получил премию «Послание к человеку». Каково все-таки ваше послание к человеку?

— Когда ты закладываешь какое-то послание, то фильм получается очень пафосным и одномерным. Я предпочитаю кино в каком-то объеме высказывания, не одним каким-то лозунгом — иначе это нивелирует все остальные смыслы, в том числе монтажа. Каждая склейка и есть высказывание. Фильм — это не какой-то один месседж, а объемное произведение, из которого зритель сам делает вывод.

— А было ли на показах какое-то новое прочтение, может быть, удивившее вас?

— Такого не могу отметить, потому что везде примерно похожие вопросы задают. Второй вопрос: «Что сейчас с Даней и как дальше развивается история семьи?» Но я могу сказать, когда мы показывали фильм в Польше, там родители реагировали, что это какая-то удивительная семья, в которой так разговаривают с детьми.

— Удивительная, потому что в семье такие близкие отношения?

— Да, что родители разговаривают с детьми много, договариваются, а не просто отдают какие-то приказания. В общем-то русская семья в этом смысле более гибкая система, чем западная. Конечно, видно, что это идет на пользу: старшие дети Алины выглядят просто суперинтеллигентными, воспитанными, красивыми людьми.

— Каков смысл названия фильма?

— Название придумала Женя. Во-первых, мы ориентировались на англоязычное название White mama, поскольку есть устоявшееся выражение Black mama — мамочка, у которой шумная семья и которая обо всех заботится. Потом белый цвет — это все-таки свет, чистота помыслов, светлое будущее. Ну и белая ворона. Алина — белокожая блондинка, и об этом думаешь тоже. Был такой момент, когда мы только начали показывать фильм и Алина приезжала на несколько показов, она выходила и говорила: «Да, я белая мама». То есть она уже свыклась с таким названием.

— Иначе себя она не называет, наверное, теперь?

— Нет. Конечно, она так шутила, но действительно ей идет быть «белой мамой».

СПРАВКА «СЧ»

А вот как представляет документальный фильм «Белая мама» крупнейший русскоязычный интернет-портал о кино «Кинопоиск»:
«Алина Макарова — мать шестерых детей. Ее бывший муж из Эфиопии, поэтому все ее собственные дети имеют смешанное происхождение. Алина вышла замуж во второй раз и теперь с новым мужем Сергеем она хочет усыновить мальчика Даню. У мальчика серьезные проблемы со здоровьем. Он психологически нестабилен. И он — белый. Старшие дети Алины понимают, какие сложности ожидают семью с появлением нового братика. Однако мать убеждает детей довериться ей, и те подписывают согласие на усыновление. Мальчик Даня наконец-то появляется в семье Макаровых. И превращает их жизнь в ад».
Фильм-номинант премии «Ника», премия «Лавровая ветвь» за лучший неигровой фильм, премия «Лучший полнометражный фильм», приз международной кинопрессы
(ФИПРЕССИ) и награда телеканала «Культура» в рамках фестиваля «Послание к человеку».

Марина Максимычева

«Мне кажется, те, кто смотрит документальное кино, больше знают о жизни, у них более развита эмпатия и чувствительность к реальности», — говорит Зося.