Юлия Мельник: «Нет у нас двери, которую закрыл — и ты не на работе»
Одна из самых тонких и глубоких постановок о войне, связанная с темой Сурского рубежа — кукольный спектакль «Хранители», поставленный режиссером Денисом Андроновым. Она не столько о тяготах и ужасах войны, сколько о важности памяти, о человечности, о конкретных людях, чьи судьбы стоят за цифрами погибших, и о том, зачем нужно об этом помнить.
История рассказывает о двух братьях, которые хранят знания о прошлом и могут их проецировать, превращать в живые картинки с помощью специальной машины, сконструированной еще их отцом. Машина та не простая — она подключается прямо к сердцу хранителя, питается его силой. Рассказывая о чем-то, он буквально жертвует своей жизнью. Жизнь своего создателя она уже унесла. Нужно ли тратить себя — ведь люди вокруг равнодушны и повторяют одни и те же ошибки? Старший брат, Лахес, считает, что нет, но младший, Архивариус, продолжает свою опасную работу.
Спектакль, поставленный в 2021 году, живет своей жизнью, развивается — в этом году он номинирован на соискание Государственной премии Чувашии в области литературы и искусства. Специальный показ для членов комиссии стал поводом для того, чтобы посмотреть его снова и поговорить с исполнительницей роли Лахеса, заслуженной артисткой Чувашии Юлией Мельник, о сложных и радостных сторонах актерской профессии.
— Эта постановка идет уже два года. Как на нее реагирует зритель? Вчера я видела, что взрослые вокруг рыдали, а дети… такое ощущение, что им все равно, многие шуршали и отвлекались.
— Тут многое зависит от культуры поведения — все-таки такой постановке должен предшествовать особый разговор.
— Как вам играть в этом спектакле? Роль вам близка?
— Сложно. Здесь мы работаем в живом плане, а у драматической роли свои тонкости. Да и тема непростая.
— То, что вы говорите про равнодушие современного человека — это же еще и про детей, которые сидят в зале. Это неприятные вещи, но они к ним имеют отношение.
— Это очень непросто. Мой герой ведь ломает себя. Он же тоже был, как младший брат, рассказывал что-то людям. Но он видит, что кругом происходит. После смерти отца он решил: все, не буду больше — без толку это, тем более такое происходит кругом. Но в конце концов он переломил себя, чтобы спасти братишку, закончить его дело.
С этим спектаклем мы много ездили по районам, собирались целые клубы детей… У меня раньше в этом спектакле были другие слова (в связи с современной ситуацией это, конечно, изменили). Я спрашивала у ребят, кто готов умереть за Родину. Кто-то хихикал, но кое-кто и поднимал руку. В одном клубе я спросила — поднялось несколько рук, среди них одна девочка. Кто-то стал смеяться, а она строго так сказала: «Что вы смеетесь, я вам правду говорю, я готова». И все замолчали. Я тогда чуть не заплакала. Смешок — это ведь защитная реакция от мира, скорлупка. Внутри их цепляет. Не каждого, но некоторых. Но друг перед другом они боятся показывать свои чувства. Есть среди них равнодушные, но большей частью они просто свои чувства в скорлупку прячут, стараются быть такими как все.
Тема патриотизма в последнее время набирает обороты. Но здесь важно без назидания, спокойно, где-то у себя в классе, ни в коем случае не на улице, поговорить о том, что дети чувствуют.
— Насколько я понимаю, вы как актер не боитесь сложностей. Вы ведь и с особыми детьми работаете?
— Да. С проектом «Сказка в дом пришла» мы ездили по квартирам. Сначала это было очень трудно, они и сами не очень хотели. У нас же люди не привыкли пускать кого-то к себе домой, тем более такие семьи — они обычно живут очень закрыто. Хотя и есть, конечно, родители, которые не боятся этого, так же живут, ездят, учатся. А есть дети, которые совсем не выходят. Вот к ним мы и приезжали. Это эмоционально было нелегко, ты не знаешь, как себя вести. Кто-то к себе близко не подпускает. Подходишь с куклой очень осторожно. И эмоции у всех разные — когда им хорошо, они могут вскрикивать, неожиданно двигаться, кто-то плачет — так у него эмоции выражаются. Однажды мы выступали в Литве, и там в спектакле была песня про радугу. А девочка на кресле, она совершенно русский не знала, а вот слух у нее был идеальный. Закончили мы с куклой петь (я была Принцем, перчаточной куклой), начали разговаривать, она моего принца схватила и давай сама петь. И даже русские слова уже выговаривала. Так была впечатлена, что эту песню мы несколько раз спели. Дети очень разные, просто не надо бояться. И они рады, и тем более родители. Они общаются, многие знают друг друга — и потом мы у многих побывали.
— В этом театре вы работали с самого начала?
— Да, мне 18 лет не было, когда я здесь оказалась.
— А как может прийти в голову такая идея — пойти в театр кукол? Я понимаю, в молодости многие хотят стать артистами, это кажется такой романтической профессией, но, наверное, мало кто мечтает стать кукольником…
— Никогда не хотела быть артистом, хотя в школе и пела, и танцевала, и музыкальную школу окончила по классу баяна и в художественной самодеятельности участвовала. Вот после школы в клубе поработала художественным руководителем восемь месяцев, и приехал к нам (Аликовский район, деревня Ефремкасы) театр кукол. Мы разговорились: молодых, мол, нет, приходите к нам. Пришла, показалась — приняли. Девушка, на место которой меня взяли, уходила в декрет, так что меня ввели в роль и отправили сразу по Золотому кольцу. Как котенка бросили в воду. И вот 37 лет уже работаю. Окончила Ярославское театральное училище. Заочно училась пять лет — ездила на сессии и параллельно работала. Если голова есть на плечах, повышать уровень мастерства можно постоянно. Видишь, кто хорошо работает, со временем начинаешь разбираться, у кого как куклы работают — на этом и учишься.
— Что значит — куклы хорошо работают?
— Когда веришь. Если смотришь, сопереживаешь, жалеешь, значит, кукла живет своей жизнью, тебя затронуло. А если кое-как — никого не будет трогать. Детей ведь не обманешь, они сразу начинают шуметь. Драматических артистов полно, а хороших кукольников мало. Выразить что-то через куклу и интереснее, и порой сложнее. Бывают куклы, с которыми очень трудно работать.
— У нее личность своя есть?
— Да, и попробуй-ка с ней совладать. Не со всеми получается. Другие, бывает, неудобные, тяжелые — с ними надо как-то приловчиться, а некоторых берешь — вот она твоя, сразу общий язык находишь. А бывает, надо играть, а душа к этой кукле не лежит. Но работаешь же все равно. Надо включиться — и работа пойдет.
— А с кем вы сразу подружились из своих персонажей?
— Из последних — это мой Ежик. Я давно о нем говорила. «Ежик в тумане» мне очень нравился — эта атмосфера, в которой они общаются, интимная, не танцы-пляски, а разговор о сокровенном. Был такой кукольный мастер Владимир Захаров, к сожалению, погиб в 2019 году, спасая своих кукол. У него есть спектакль с Ежиком, где он одновременно играет и за Ежика, и за себя. Ничего нет — черная сцена, он и Ежик. Он создал такой механизм, чтобы управлять куклой одной рукой. У нее даже пальцы двигались, рот разговаривал. В этом спектакле ничего лишнего. И когда появился у нас Ежик, сразу почувствовала — мой. Это ведь еще зависит от твоего состояния, что тебе прямо сейчас хочется высказать. Сейчас мне это близко.
— У вас постоянно идет много спектаклей — и дневные, и вечерние, еще и репетировать успеваете…
— Нагрузка большая, крутишься как белка в колесе. Хорошо, что работа есть, но иногда надо дать мозгам отдохнуть.
— А как вы отдыхаете?
— В деревню! В свое хозяйство! Уезжаешь — не хочется возвращаться. Особенно сейчас. Все просыпается! Руки делают, а голова отдыхает. Дома не так, придешь, а на уме все равно работа, руки сами что-то придумывают, слова учишь, что-то повторяешь. Когда мысль приходит, я иной раз и ночью режиссеру звоню, если не получается — ищешь другой выход. А утром в 6.30 встала — и опять целый день работать. Планов и дел много. Нет у нас двери, которую закрыл — и ты не на работе. В нашей профессии это невозможно.
— Что больше всего вы любите в работе над спектаклем?
— Процесс. Когда копаешься, находишь. Когда все декорации готовы, куклы готовы, и ты «варишься» в этой атмосфере. Тут и можешь показать свое мастерство. А аплодисменты — это уже другое. Плод твоей работы, тоже приятно. Но это как Новый год: самое лучшее не он сам, а подготовка. Премьера — это всегда хорошо, но самое интересное — это создавать.