Константин Желудков: «Мы не каратели». Часть первая

Контрольно-счетная палата Санкт-Петербурга (КСП Петербурга ) – орган, который навеивает ужас на одних и вызывает множество эмоций у других. Мало кто любит аудиторов, но кто-то ими все-таки должен быть. «Петербургский формат» решил разобраться в работе одного из самых строгих и закрытых городских ведомств. С главой КСП Петербурга Константином Желудковым, который 9 лет работал аудитором, а с 23 июня 2020 года возглавил ведомство, мы беседовали и о работе, и о жизни. Оказалось, что главный контролер Петербурга – это не «железный бюрократ», а человек, который, в первую очередь, досконально знает устройство бюджетного процесса. Причем познавал эту систему Константин Геннадьевич с разных сторон. И именно глубокое знание всех нюансов и тонкостей позволяет ему и его сотрудникам быть непримиримыми к злоупотреблениям, но с пониманием относиться к техническим ошибкам, помогая их исправить.  

Справка: Константин Геннадьевич Желудков родился 5 апреля 1971 года в Челябинске.   Окончил школу с золотой медалью. Также получил золотую медаль по окончании Военно-космической академии имени А.Ф. Можайского (1993). Выпускник Санкт-Петербургского института права (2000) и Санкт-Петербургской академии управления и экономики по специальности «финансы и кредит» (2006).   С 1999-го по 2005 год работал старшим судебным приставом Калининского районного подразделения Управления юстиции, с 2005-го по 2006-й – генеральным директором ОАО «Стадион имени С.М. Кирова». В июле 2006 года стал заместителем председателя Комитета по физической культуре и спорту Санкт-Петербурга. С марта по сентябрь 2011 года – глава администрации Петроградского района. В 2011-2012 годах работал в Спецстрое России, а затем – в Министерстве обороны. В конце 2012 года был утвержден Аудитором Контрольно-счетной палаты Санкт-Петербурга. 23 июня 2020 года – председателем КСП.

Здание, которое сегодня занимает КСП Петербурга в переулке Антоненко, хранит память о всех предыдущих руководителях этого органа: в холле висят портреты председателей КСП Петербурга разных периодов: и Германа Шаляпина, и Дмитрия Буренина, и Вадима Лопатникова. На почетном месте красуются рыцарские доспехи, подаренные палате на 10-летие органа лет 15 назад. О том, что здесь работают люди с отличным чувством юмора говорят большие счеты, повешенные на стене. В кабинете председателя разместился 500-литровый аквариум с довольными жизнью, судя по размерам, рыбами. А под портретами главных российских лидеров своего весеннего часа ждет байкерский шлем.

Мы беседовали с Константином Геннадьевичем так долго и подробно, что интервью получилось весьма масштабным. Поэтому публиковать его мы будем в три этапа. Сегодня, 5 апреля, когда главный контролер Петербурга, так уж совпало, отмечает свое 50-летие, мы разместим первую часть нашего материала. Вторая часть выйдет 7 апреля в 10 часов утра. И третья – 9 апреля, в то же время.

Часть I. Капля совести

— В Петербурге существует несколько контрольно-ревизионных органов. Помимо КСП Петербурга, есть комитет государственного финансового контроля Смольного (КГФК), Контрольное управление Администрации Губернатора и другие, федеральные органы. Никто не отменял надзор со стороны прокуратуры. Чем от них отличается Контрольно-счетная палата? Тем, что это структурное подразделение ЗакСа?

— В этом восприятии кроется ошибка. Контрольно-счетная палата не является структурным подразделением городского парламента. Так было до 2012 года. Но затем она стала самостоятельным юридическим лицом. Как определил еще Шарль де Монтескьё, есть три основных ветви власти: исполнительная, законодательная, судебная. Мы же – независимая структура от них всех. В июле перестанет существовать Уставный суд Петербурга. Но пока он действует, можно сказать, что мы находимся примерно в таком же статусе. У нас независимое финансирование, мы никому не подчиняемся.

— Тогда какое отношение к вам вообще имеет парламент?

— Мы подотчетны парламенту в своей деятельности, мы являемся инструментом парламентского контроля. Председатель палаты, заместитель председателя и два аудитора, то есть четыре человека избираются парламентом сроком на 5 лет. Но это другое.

— Что значит отдельное юридическое лицо, чем это отличается от того, что было до 2012 года?

— Раньше КСП была полноценным подразделением Законодательного собрания: у палаты не было своей бухгалтерии, не было своих кадров. Потом нужно было все привести в соответствие с федеральным законодательством – создать независимый внешний финансовый контроль.

— Чем тогда КСП отличается от КГФК? 

— Они проводят внутренний финансовый контроль. Чем отличается внутренний финансовый контроль от внешнего? Специалисты КГФК выходят на объект в процессе текущей работы, они разбираются в режиме онлайн и помогают ведомству откорректировать свою работу если поступили соответствующие сигналы или что-то пошло не так. А мы приходим с проверкой тогда, когда работа уже закончилась. То есть, комитет, районная администрация, учреждение, ГУП или иной распорядитель государственного имущества или государственных средств из бюджета города закрыл год, подвел итоги, сдал отчеты – тогда приходим мы. Это наши полномочия.

— Если тратятся не только городские, но и федеральные деньги – часто некоторые программы софинансируются, это тоже ваша компетенция?

— Проверять то, что происходит с «федеральной копейкой», когда город получает субсидии, софинансирование в рамках госпрограмм – это полномочия Счетной палаты Российской Федерации.  Если, допустим, есть объект, в котором есть и федеральное и городское финансирование — у нас проводятся совместные контрольные мероприятия со Счетной палатой РФ.

— КГФК в рамках внутреннего контроля, получается, проверяет деятельность тех же ведомств, что и вы. Не случается пересечений?

— У нас налажено четкое взаимодействие. Мы в этом отношении ведем себя этично, соблюдаем права нашего коллеги. И мы хотим, чтобы и они наши права соблюдали.

— Известно, что не сама КСП определяет план проведения проверок на грядущий год. Как он составляется?

— Путем запроса предложений от прокурора города, губернатора Петербурга, председателя Законодательного собрания, Главного управления МВД по Санкт-Петербургу и Ленинградской области. А также по сигналам, поступающим от Федеральной службы безопасности. Формируем план, представляем его на коллегии, обсуждаем каждый объект проверки — чтобы он у нас появлялся не чаще, чем раз в пять лет. Сформировали, согласовали, проголосовали и разметили на сайте. То есть наша деятельность полностью открыта и прозрачна. Каждый может узнать в какой момент мы планируем начать проверку. То есть мы никогда внезапно не приходим на объект. Не ведем себя так, как кто-то сравнивает, словно «опричники» или «в режиме продразверстки: дайте нам на революцию денег, муки, зерна или рогатого скота».

— То есть вы предсказуемы. Но категоричны?

— Когда мы приходим, то сразу говорим, что наше слово ни в коем случае не является приоритетом. Мы работаем на равных: «слово против слова».

— То есть, если проверяемые не согласны с вашими выводами, это аргумент? А кто тогда ставит точку в спорном вопросе? 

— Нашим «третейским судьей» является прокуратура Санкт-Петербурга. Имеет серьезное значение мнение профильного, для проверяемой структуры, вице-губернатора. Конечно, если прокуратура по итогам нашей проверки, нашла подтверждение нашим выводам, то процесс переходит из административно-правового в уголовно-правовое поле, материалы передаются в полицию. Либо, когда уже обнаружен состав преступления, в Следственный комитет, и далее. 

— Те, кто сталкивался с вашей работой, уже об этом знают. Те, кто не сталкивался, не очень хотят встреч с вами.

— Мы выслушиваем каждое слово, каждый аргумент проверяемых. Вот как раньше было? Ревизор приходит и говорит: «Я прав, вы не правы, чтобы вы ни сказали». То есть задавалась изначально презумпция вины. Сейчас такого нет. Сначала по итогам мероприятия у нас формируется акт, он направляется объекту проверки для формирования возражений. Потом мы тщательно изучаем аргументы, по каждому возражению пишем заключение, поясняем, почему одни аргументы приняли, а с другими не согласились. Потом только формируем окончательный отчет и направляем в инстанции. А потом прокуратура принимает окончательное решение по тем или иным нарушениям.

— У Вас на столе стоит стеклянная колба в форме капли с жидкостью. Она подписана словом «совесть». Это относится к работе аудиторов или это посыл в адрес проверяемых?

— Это капелька из «Водоканала». Она символизирует чистоту воды. А что такое чистота воды?…

— Слово «совесть» кто-то приписал?

— Это я приписал.

— Это в адрес всех?

— В адрес себя прежде всего. У нас в КСП есть неформальный орган, он называется «Совет по этике». В него входят три человека, представители от трех групп наших сотрудников. Каждый год его состав меняется. Для чего он нужен? Ведь председатель Контрольно-счетной палаты вроде как никому не подчиняется. В период всего срока, на который избран, он может творить, что захочет? Нет!!!  Иногда ненароком можно и обидеть кого-то зря. «Совет по этике» каждую пятницу собирается на полчаса. И за эти полчаса участники могут высказать все претензии. Они могут прийти и сказать: «Вот там вы перегнули, тут кого-то не поздравили, кого-то не заметили». Здесь есть обратная связь.

— То есть, зашел в помещение с улицы, не вытер ноги, а на улице слякотно…

— Бывает и такое.

— У вас на рабочем столе под стеклом много разноцветных таблиц с графиками…

— Я перфекционист. Люблю во всем порядок. Это таблицы с графиками. И если вижу, что кто-то не успевает к сроку выполнить работу, то могу сказать специалисту: «Вы недостаточно хорошо работаете». А человек, возможно, работает хорошо. Его это может задеть. И обсуждаем ситуацию на «Совете по этике».

— Сотрудников в Палате сейчас много? По последним сведениям, было 110 человек.

— Сейчас наш штат увеличили до 135 сотрудников. 10% — задел на ротации: кто-то увольняется, новые конкурсы на прием объявляем, юристов набираем. Мы постоянно совершенствуемся. Я считаю, что не должна создаваться замкнутая система, как аквариум с рыбками. Всегда должна быть свежая струя, должны появляться люди, которые привносят что-то новое. Самое плохое – это стагнация.

— А как должна развиваться сама Палата и механизмы ее работы?

— Сейчас мы переходим на тот уровень, на который стремились все председатели счетных палат России: мы должны быть не просто контролерами и ревизорами, которые фиксируют нарушения. На основе анализа мы должны синтезировать решения, которые позволили бы что-то изменить и исправить. Мы не говорим, что наш вердикт должен быть беспрекословно исполнен. Мы даем рекомендации на основании того, что обнаружили. Потом уже курирующий вице-губернатор, руководитель главного распорядителя бюджетных средств, директор учреждения принимают решение: прислушаться или нет. Исходя из своего личного глубокого гражданского убеждения, принципов морали и совести.

— Кем должны быть люди, которые становятся членами комиссий, выходящих на проверки? Это юристы, экономисты? Что это за люди? Что они умеют? И когда они приходят, что они в первую очередь смотрят? Они просматривают все от зарплат до контрактов или какие-то конкретные моменты?

— Члены комиссии — это как пять пальцев на руке. Двумя пальцами я камень не подниму, одним тем более. У нас должно быть в комиссии пять человек, так скажем, пять пальцев. Первый палец – это должен быть человек, который разбирается в бухгалтерии. Второй человек, который разбирается в госзаказе. Третий человек, который разбирается в строительстве — ведь почти каждое учреждение занимается либо ремонтом, либо чем-то связанным со строительными работами. Четвертый должен быть юристом. Пятый – специалист, в зависимости от профиля. Если проверяем медицинское учреждение, то это должен быть человек, разбирающийся в сфере здравоохранения. И потом должен быть руководитель комиссии – это уже плечевой сустав, который должен все выводы собрать воедино. Чтобы все это гармонично выглядело, как готовый продукт, прочитав который прокуратура, полиция и вице-губернатор сказали бы: «Да, это тот труд, который позволяет определить нам, какие были допущены нарушения».

— То есть конечная цель сегодня – это все-таки найти нарушения?

— Нет. Мы не те люди, которые пришли, чтобы найти нарушения и кого-то наказать. Я не люблю хирургию.

— А что вам ближе, если не хирургия?

— Терапия.

— Вы как-то сравнивали эту деятельность со стоматологией…

— Представьте, в городе две тысячи организаций. Обнаружил у одного зубной камень. Получается, я должен все остальным донести: для того, чтобы не было зубного камня, нужно поменять зубную щетку, зубную пасту… Нет, я не стоматолог.

— Тогда с кем вас можно сравнить?

— Наверное, с обходчиками путей. Прошли, посмотрели, пришли к начальнику станции. В нашем случае это вице-губернатор. Я говорю: «Товарищ вице-губернатор на 32 километре на такой-то шпале нет двух костылей». Я ему просигнализировал, чтобы он понимал. И если на 32 километре произойдет чрезвычайное происшествие, а в журнале начальника станции не будет записано нарушение, то спросят: «А где был обходчик путей?» Я всегда говорю своим сотрудникам, что мы должны указать, подкорректировать, не позволить организации, условно «пойти не по той ветке». Опять же, мы не являемся истиной в последней инстанции. Так уж у нас получилось, что с молоком матери впиталось, что прокуратура города — более весомый орган. Поэтому каждая наша проверка сопровождается ее выводами. Если она видит признаки хищения — направляет дело в полицию. А если мы не видим никакого корыстного умысла — отправляем свои выводы вице-губернатору, председателю комитета или главе районной администрации.

— Вас все равно боятся, как стоматологов.

— Не боятся. Просто им не приятно. Понятно, что, когда мы приходим, это вызывает не очень хорошие эмоции.

— А бывает, что вызываете другие эмоции? Приходите, а вам, например, радуются.

—  Меня самого проверяли дважды. Первый раз, когда я стал заместителем председателя комитета по физической культуре и спорту. Курировал направление по экономике и финансам. Тогда у нас была резонансная проверка. И я КСП стал настолько бояться… Потом я стал главой администрации Петроградского района. Когда я пришел, только что закончилась проверка КСП. Конечно, для нового руководителя талмуд с перечнем того, что нельзя делать — это огромное подспорье. Хорошо, когда пришли проверять не твой период.

— Предварительный аудит это полезно. А не было ситуации, когда какая-нибудь структура говорила: «Мы вас ждем, нам надо посмотреть все ли мы правильно делаем»?

— Нашим проверкам всегда радуются только три органа. Это прокуратура, полиция и ФСБ: «Наконец-то мы проверим такое-то ведомство, у нас много сигналов по этой линии, давайте мы с вами параллельно наведем порядок».

— Но ведь это неправильно. Ведь на самом деле вы больше помогаете. Вы же не каратели?  

— Зачастую мы действительно хотим помочь. Да, мы — не каратели. И мы не геологи, которые ищут изумруды. Но бывает такое, что после нашей проверки человек либо увольняется, либо его увольняют. И у него не хватает времени изучить результаты нашей работы и воплотить в жизнь наши советы.

— Не вы же людей увольняете. Может просто ваши проверки используют, как повод?

— Да. Возможно. Затем приходит новый человек и считает, что он то уже все знает. А потом оказывается, что не все получается, как написано в книжках.

Продолжение следует…