Что стоит за словами Ильвеса о потере Омска, Томска и Петербурга
Если Россия решится атаковать Эстонию, то может потерять Санкт-Петербург, Омск и Томск, заявил в интервью украинскому изданию «Европейская правда» бывший президент Эстонии Тоомас Хендрик Ильвес. Истоки этого извращенного взгляда на мир нужно искать в самосознании людей, взявших власть в Прибалтике в эпоху полураспада СССР.
Тоомас Хендрик Ильвес – человек странного психологического устройства и необычной биографии. Он всегда и везде носит галстук-бабочку, поскольку ее носил его отец, при этом история семьи Ильвесов трагична и запутанна настолько, что корни его странного отношения к России и русским приходится искать именно там.
Человек в бабочке
Бабушка Ильвеса – чистокровная русская, Елизавета Чистоганова, вышедшая в советском Ленинграде замуж за эстонского гастарбайтера (они были там в 1920-х годах) Пеэтара Сийтама. Затем они уехали в независимую Эстонию, но жили настолько бедно, что фактически продали свою дочь Ираиду, мать будущего президента, родной сестре Елизаветы – Александре, которая была замужем за Пеэтером Ребане – братом главы МИД буржуазной Эстонии Ханса Ребане. В документах об удочерении прямо сказано, что содержать ребенка они не могут, а «Ребане – богатые люди».
То есть его родная бабушка была русской, приемная мать (она же тетка) была русской, но Тоомас Хендрик Ильвес не знает по-русски ни слова по идейным соображениям. Его высказывания о русских и русском языке неоднократно приводили к международным скандалам, причем без участия Москвы: некоторые куски в интервью Ильвеса англоязычным СМИ вызывали оторопь даже у корреспондентов ВВС.
И именно при президентстве Ильвеса случился конфликт вокруг «Бронзового солдата», но в последний момент он попытался переложить ответственность на Рийгикогу (парламент) и произнес что-то вроде «дорога в Москву лежит через Брюссель». Понять смысл этой фразы никто так и не смог: то ли президент призывал к миру, то ли хотел приехать в Москву на «Абрамсе».
В 1944 году перед освобождением Эстонии от нацистов семья будущего президента бежала в Швецию, где Тоомас и родился. Однако в Швеции Ильвесы не прижились и уехали в США, где Тоомас и вырос. Большую часть своей спокойной американской жизни он преподавал эстонский язык и литературу (интересно, что такое эстонская литература, чтобы ее преподавать?), а затем перешел в эстонскую редакцию радио «Свободная Европа».
Это была вторая половина 1980-х годов, когда карьеры в Прибалтике делались по факту рождения или как звезды сойдутся. У Тоомаса Ильвеса звезды сошлись, и после провозглашения независимости Эстонии родившийся в Стокгольме мужчина с родным английским языком (эстонский он учил дополнительно, чтобы потом преподавать) стал «главным по Эстонии» – послом новой страны в США, Канаде и по совместительству в Мексике, а после этого и главой МИДа.
Нет точных данных о сотрудничестве его отца (того, кто носил бабочку) с немецким оккупационным режимом, но вырос будущий эстонский президент в атмосфере уважения к нацизму и ненависти к русским – к четверти своей крови и, по сути, половине своего воспитания. «Некоторые считают, что нацисты были страшнее, так как идеология убийств была страшнее. Но с точки зрения эстонцев, их соотечественники были убиты не коммунистами или нацистами, а русскими и немцами. Вопрос идеологии убийств для нас не имеет значения», – это было сказано им на немецком языке в интервью Der Spiegel, что шокировало немцев посильнее истории с «Бронзовым солдатом».
Все это довольно показательно не только для крошечной Эстонии, в которой самым серьезным политическим событием обычно становятся ДТП с участием лошади в районе селения Марьямаа, но и для большей части Прибалтики (хотя в Литве все несколько сложнее). Тоомас Ильвес – носитель квинтэссенции той части эстонско-латышского самосознания, которая самозахватом победила в конце 1980-х – начале 1990-х годов и здравствует до сих пор. В новом поколении она несколько мутировала, и к власти пришли школьники, учившиеся в Европе и в принципе не знающие, что такое Россия, то есть большой мир вокруг них.
Несмотря на все потуги «коренного населения», для Эстонии и Латвии «большой мир» – это именно Россия и российская культура, вне которой они практически никому не интересны (как, например, и грузины). Европейская самореализация для нового поколения превратилась в утрату исконности. Да, сейчас над Таллином развивается бывший флаг студенческого просветительского общества, который за неимением другого прецедента объявили государственным, но только в рамках Российской империи и СССР эстонская и латышская культуры развивались самодостаточно. По крайней мере вопроса физической сохранности нации вследствие тотальной эмиграции не было.
Но Тоомас Ильвес, конечно же, знает, где находятся Омск и Томск. И он не помышляет об оккупации Сибири Кайтселийтом. Слова, прозвучавшие как угроза, произносились им в совсем ином контексте.
27 лет «дискредитации»
«Россия не хочет захватить Запад. Более того, для верхушки РФ важно, чтобы Запад оставался территорией верховенства права. Им самим нужен нынешний правовой Запад, где они будут хранить свои «отмытые» деньги. Они не хранят деньги в России, даже Путин этого не делает... Наша возможность для симметричного ответа – это отказ в визах, это закрытие доступа на Запад, это запрет анонимной покупки недвижимости, запрет расходования «отмытых» средств со скрытым источником происхождения. И нынешняя ситуация, когда российские деньги приходят на Кипр, оттуда – в Латвию или в Эстонию и после этого становятся «законными», – это недопустимо», – вот что заявил Ильвес украинским читателям.
От Ильвеса требовалось объяснить украинцам с их психологическим кризисом «цэ-эуропейства» (никто в Европу не зовет, все как-то нескладно получилось, несмотря на героическое скакание), как жить дальше. По его мнению, членство страны в ЕС – необходимая ступень для вступления в НАТО. При этом сама Эстония стала членом альянса в марте 2004 года – на несколько недель раньше, чем членом ЕС.
«Это просто из-за длительности процедуры в ЕС, – объясняет Ильвес. – На тот момент, когда члены НАТО дали согласие на наше вступление, все уже знали, что очень скоро мы вступим в ЕС. И именно это позволило нам получить согласие НАТО, несмотря на сопротивление России. После этого Россия изменила свою тактику. И когда встал вопрос Украины, они сопротивлялись даже Соглашению об ассоциации... Когда я возглавил МИД Эстонии, у нас все думали исключительно о НАТО. Я еще тогда говорил: да, это правильная цель. Но пока мы не является членом ЕС, в НАТО останутся государства, которые будут сопротивляться нашему вступлению в альянс. Но как только будет определенность с тем, что мы вступаем в ЕС, это вето исчезнет. То же правило действует и для Украины. Вступление в НАТО станет реальным, как только появится реальная, близкая перспектива членства в ЕС. Это, кстати, было большой ошибкой России в стратегии в отношении государств Балтии. Они говорили нам: пожалуйста, вступайте в ЕС, но вы не можете вступать в НАТО. Они не понимали, что первое открывает доступ ко второму».
При этом одной из основных причин того, почему Украину не берут в ЕС и НАТО, Ильвес полагает «дискредитацию» со стороны России. «Кампания по дискредитации (Эстонии – ВЗГЛЯД) продолжается уже 27 лет. И на Украине, несомненно, понимают, о чем идет речь, потому что у вас точно такая же проблема со стороны России с рассказами о «нацистах» и «хунте». И эта угроза – действительно опасна. На Западе хватает «полезных идиотов», и до сих пор есть медиа, которые это подхватывают», – сокрушается Ильвес.
Действительно, мы уже утомились напоминать про эстонский и латышский легионы СС, про «нацистов» и «хунту». Но у социального слоя, к которому принадлежит Ильвес, свой генетический код. Он считает все это «дискредитацией», отрицая даже историю собственной семьи. Как это ни печально, ЕС и НАТО становятся «целями» (по словам Ильвеса) для тех, кто полагает нацизм благом, а события 1940–50-х годов – межнациональной резней, в которой эстонский народ в массе своей выступал на стороне добра. Это можно было бы посчитать «поколенческой болезнью», если бы не репродукция смыслов: русофобия и противопоставление всему русскому стали частью самоидентификации эстонцев после «27 лет дискредитации».
Вообще, должность президента в Эстонии исключительно токсична. Там его выбирает Коллегия выборщиков совета старейшин Рийгикогу, то есть невесть кто с горы. В 2016 году после трех раундов бессмысленного бодания эти люди избрали главой государства Керсти Кальюлайд, максимальным достижением которой была работа начальником отдела управленческого учета электростанции. Она отбивалась до последнего, даже отказалась переезжать в президентский дворец из городской квартиры в построенном в советское время к Олимпиаде квартале Нымме, но не спаслась. С тех пор несет и этот крест заодно с нагрудной цепью президента Эстонской Республики.
С учетом всего этого всерьез рассматривать высказывания Тоомаса Ильвеса в интервью украинской газете – себя не уважать. Но эти слова могут быть поводом для куда более серьезных рассуждений о сути победившей в Эстонии и Латвии идеологии и для «вопроса ребром»: надо немного подождать, пока все эти персонажи с тяжелыми детскими травмами просто сойдут со сцены, или все это уже «в генах»?
В 1988–1990 годах в Литве был популярен чудовищный для добрых католиков слоган «mirkite – pagrobsim» («умирайте – мы будем хоронить»), который адресовали так называемым носителям советского сознания – успешным литовцам, родившимся, выросшим и состоявшимся в советское время. Эта часть литовского общества объявлялась радикалами чуть ли «пятой колонной», от которой требовалось физически избавиться. Подобное – не наш метод.
Но насколько сильно носители запутанного сознания, в котором нацизм и русские объединены в нечто единое, продолжают влиять на эстонское и латышское общество, – действительно серьезный вопрос. И заинтересованным организациям, занятым в Прибалтике как бы «пропагандой» (с эстонской, например, точки зрения), а по сути, только проедающими деньги, надо думать именно об этом. Тогда, может, от их деятельности будет хоть какой-то толк.