До новой гражданской войны в США остался лишь шаг

Политическое противостояние в Соединенных Штатах уже давно называют холодной гражданской войной.

Идеологические противоречия между демократами и республиканцами, либералами и консерваторами сохраняются десятилетиями. Их борьба не первый раз накаляется и приводит к перепалкам в СМИ и поиску компромата друг на друга.

Но сегодня раскол американского общества столь глубок, что примирение кажется уже невозможным. И хотя политики постоянно призывают к национальному единству, они явно не готовы доверить возглавлять процесс объединения своим противникам.

Так что проповедь гражданского мира в США – это всего лишь иная форма обличения идеологического врага.

Поэтому новости прошедшей недели о рассылке бомб по почте лидерам Демократической партии и сотрудникам администрации экс-президента Барака Обамы (не исключая его самого), а также о расстреле прихожан синагоги в штате Пенсильвания стали новостями политическими.

В истории Соединенных Штатов не было недостатка в хитроумных бомбистах и просто сумасшедших, склонных к насилию. Иногда действия убийц-одиночек вызваны бытовыми неурядицами и личными проблемами. Они идут мстить одноклассникам, сослуживцам, бывшим супругам, банкам, отобравшим дом или автомобиль.

Но порой так называемые домашние террористы подводят под свои злодеяния политический базис. Радикальные взгляды, перемешанные в воспаленных умах с теориями заговоров, – это гремучая смесь.

Люди с экстремистскими идеями и психическими отклонениями в любом обществе составляют абсолютное меньшинство. По большому счету, они никому не интересны. Всем плевать на их убеждения и фобии. И тогда они взрывами и выстрелами привлекают к себе внимание перепуганных обывателей и жадных до сенсаций журналистов.

Предыдущий американский почтовый бомбист, Теодор Качински, прозванный Унабомбером, нагонял страх на США в течение почти двадцати лет – с 1978 по 1995 гг. Всё это время лучшие агенты ФБР не могли не то что поймать его, но даже хотя бы примерно очертить круг подозреваемых.

Однако в 1995 году Унабомбер потребовал опубликовать в прессе свой манифест объемом в 35 тыс. слов. Сам Качински назвал его «Индустриальное общество и его будущее». СМИ окрестили сочинение бомбиста «Манифестом Унабомбера».

Это общественно-политическое эссе заинтересовало публику только как главная криминальная новость. Ну а для следователей она была просто подарком. Именно благодаря манифесту (высказанным в нем идеям, а также особенностям стиля) Унабомбера и вычислили.

Позже к «Индустриальному обществу» не раз обращались социологи и политики. Но в 1995-м оно было интересно только специалистам по анализу поведения из ФБР.

Это у нас в стране 1990-е были временем тяжких испытаний. А в США и Европе научно-технический прогресс щедро одаривал обывателей своими плодами. Глобализация стала основным трендом мирового развития. Алармизм анархиста и неолуддита почти всем казался бредом безумного ученого.

Качински был арестован 3 апреля 1995-го. Спустя две с небольшим недели в Оклахома-Сити прогремел взрыв, практически полностью разрушивший здание, где располагались местные офисы федеральных правоохранительных органов. Погибло 168 человек, сотни были ранены.

Организаторы теракта, Тимоти Маквей и Терри Николс, мстили федералам за силовой захват членов религиозной секты в штате Техас двумя годами ранее, в результате которого погибло 82 члена религиозной организации, включая женщин и детей.

Хотя террористическая атака была страшной (вплоть до 11 сентября 2001 года она оставалась самой крупной из произошедших на территории США), политические мотивы ее исполнителей мало кого всерьез заинтересовали.

Маквей и Николс были правыми ультрас, сторонниками движения «Ополчение США», считавшими, что власти в Вашингтоне систематически нарушают конституцию и ограничивают граждан в их правах.

О подобных персонажах что-то слышали, некоторые даже что-то читали, но для подавляющего большинства американцев они были толпой чудиков, забившихся со своими винтовками в самый глухой медвежий угол страны.

Несмотря на очевидную идеологическую подоплеку терактов Качински и оклахомских ополченцев, они не стали предметом общенациональной политической дискуссии. То ли дело скандал вокруг Моники Левински, разразившийся тремя годами позже!

О Теодоре Качински ненадолго вспомнили лишь в 2011 году, когда стало известно, что убивший 77 человек Андерс Брейвик в своем манифесте использовал несколько фрагментов эссе Унабомбера.

Теракт Брейвика получил бóльший политический резонанс. О мультикультурализме и культурном марксизме тогда уже дискутировали вовсю. И все-таки террорист-одиночка остался просто террористом-одиночкой. Никто не указал пальцем на политическую силу или лидера, которые якобы способствовали появлению таких-как-Брейвик. Мэр Лондона Борис Джонсон назвал Брейвика «зеркальным братом» боевиков «Аль-Каиды»*. На том все до поры до времени и успокоились.

Всё изменилось в 2016 году. Из-под ног мировой либеральной элиты начала уходить почва. По миру покатилась популистская волна. Глобальное начальство проиграло референдум о членстве Британии в ЕС, и уже упомянутый мной Джонсон неожиданно для многих встал на сторону Brexit.

А затем все более уверенной поступью двинулся к Белому дому Дональд Трамп. И тогда СМИ заработали в режиме пропагандистских машин, а политические спонсоры стали плотнее работать с молодежными группировками.

Левые активисты и ангажированные либеральными политиками организации чернокожих американцев и раньше с успехом срывали политические мероприятия консерваторов, не брезгуя пускать в ход кулаки, палки и бутылки. Но тут произошло нечто неожиданное – им стали давать сдачи. Люди в кепках с надписью «Make America Great Again» решили, что отступать далее некуда, и приняли бой. В том числе кулачный.

Мейнстримные американские медиа, до этого «благоразумно» хранившие молчание о выходках левых ультрас и боевиков Black Lives Matter, наперебой заговорили о «токсичной атмосфере ненависти», созданной Дональдом Трампом и его сторонниками.

Позже сходные высказывания зазвучали и в Европе. Кто бы ни начинал драку, виновными делали консервативных избирателей, сторонников право-популистских партий. Левых это толкало на новые «подвиги», правых всё больше злило.

В США лето и осень 2017 года выдались горячими и щедрыми на пугающие новости. В июне в Александрии (штат Вирджиния) Джеймс Ходжкинсон открыл огонь из полуавтоматической винтовки по конгрессменам-республиканцам, собравшимся на тренировку перед товарищеским матчем по бейсболу.

По счастливой случайности никто не погиб, но несколько конгрессменов и их помощников, а также сотрудников полиции получили ранения. Член Палаты Представителей Стив Скалис выжил чудом. Ему потребовалось несколько месяцев для восстановления здоровья.

Стрелявший был избирателем-демократом, активным сторонником Берни Сандерса. Он не писал заумных манифестов – только посты в соцсетях. Он пришел убивать конкретных врагов – членов Республиканской партии.

В августе в Шарлотсвилле (штат Вирджиния) произошло столкновение правых и левых ультрас. К уличным боям обе стороны подготовились тщательно. У бойцов передней линии не было недостатка в амуниции (как правило, футбольной и хоккейной). В ход пошли заранее заготовленные дубинки, щиты, баллончики с перцовым спреем.

В конце первого дня стычек 20-летний Джеймс Алекс Филдс въехал на автомобиле в толпу левых активистов, убив одного человека и ранив девятнадцать. Он оказался членом ультраправой организации «Авангард Америки».

В кровопролитии либеральные медиа поспешили обвинить президента и все ту же «атмосферу ненависти». Тот факт, что эту атмосферу создавали обе стороны, демократы гневно отрицали. При этом Берни Сандерса «освободили от ответственности» практически единодушно.

Так или иначе, но акты насилия уже не были чем-то изолированным от общенациональной политической дискуссии. Да, дрались, стреляли и давили людей радикалы, которых по-прежнему было абсолютное меньшинство. Но эти радикалы боролись уже не за свою никому не понятную идею, а участвовали в общей борьбе.

И, как всегда бывает во времена политических обострений, именно радикалы оказались в центре внимания и приобрели наибольшее влияние на умы людей.

Особняком стоит загадочное массовое убийство в Лас-Вегасе 1 октября 2017 года. 64-летний Стивен Пэддок открыл огонь по толпе из окна отеля во время уличного концерта. Он выпустил более тысячи пуль из нескольких стволов, убил 58 и ранил 850 человек.

Мотивы преступления так и остались неизвестными. О политических предпочтениях стрелка практически ничего не известно. Возможно, о трагедии в Вегасе довольно быстро позабыли, а Александрию и Шарлотсвилл вспоминают до сих пор.

И вот октябрь 2018-го. Почтовый бомбист Цезарь Сэйок – активный сторонник Трампа. Роберт Бауэрс, устроивший бойню в Питтсбурге, наоборот, президента невзлюбил. В соцсетях он писал, что «никогда даже не думал дотрагиваться» до кепки с трамповским лозунгом «Make America Great Again».

Мало кого интересуют диагнозы двух явно нездоровых личностей. Все обсуждают их вклад в политическое противостояние, их отношение к лидерам, идеи которых они поддерживают или критикуют.

Это и есть преддверие гражданской войны. Насилие и экстремизм перестают быть просто безумием. Они становятся частью «общего безумия», которое люди приписывают своим политическим противникам, все еще очень далеким от мысли взять в руки винтовку или начать мастерить самодельную бомбу.

Война начинается не с выстрелов и взрывов. В конце концов, в результате криминальных разборок и автокатастроф гибнет на порядок больше людей.

Самое плохое происходит в тот момент, когда у насилия появляется политическое измерение. Отсюда – всего лишь шаг до признания насилия оправданным.

Соединенные Штаты все еще не сделали этот шаг. Но очень к этому близки.