ДИСКОМФОРТНАЯ ДЕРЖАВА

Вначале — актуальная гневная цитата, посвящённая прогулявшимся по европейской России холодам: «Может, вам ещё и Путин не по нраву, э? Или мороз за минус тридцать? А ну-тко попляши, ссссука, скажи спасибо, что живой! Я думаю, здесь что-то сдвинется, только когда русские окончательно разучатся «радоватся, что живые», и по-настоящему возненавидят всё».

Цитата принадлежит не карикатурному либералу, как вы, возможно, подумали. Она принадлежит известному национал-публицисту. Поясняющему далее, что в России вот уже сто лет «обитателям скотомогильников, называемых домами, предоставляют только выбор между духотой и холодом. А в Белом Мире в домах есть вентиляция. Приточно-вытяжная, с рекуператором. Сидит себе швед в носочках, воздухом свежим дышит, свежим и тёплым, что бы там на дворе ни творилось».

Можно сравнить реплику националиста с другой — от эмигранта, заглянувшего из Америки: «В Москве. Зима. Чудовищно. Я не могу понять, как я тут жил много лет. Серое небо (уже два месяца как такая погода, говорят). Машины грязные, как свинопотамы. Более-менее светло часов в 10 дня… Достаточно ведь признать проблему — да, мы живем в монохромном ледяном аду — и за это можно и нужно требовать компенсацию. Какую конкретно форму она может принять (денежную или, скажем, трехмесячный отпуск в тропических странах) — дело десятое, поймите сначала, что вы ПРАВО ИМЕЕТЕ».

Оставив в стороне ласкательное описание шведских носков и требование компенсаций за климат, — просто отметим главное. Идея тотального неудобства России не принадлежит какой-то одной части политического спектра. Она является зонтичной идеологией для граждан, формально имеющих как бы противоположные позиции.

Более того. Есть основания полагать: все противоречия между ненавистниками антирусской власти и ненавистниками тысячелетнего ледяного русского Левиафана — вторичны

Во всяком случае, изначальная идея неизбывного бытового дискомфорта на выходе одинаково порождает у этих граждан почти одушевлённый образ злой, враждебной Родины-государства. И в конечном итоге приводит к одинаковому отрицанию всего её уклада — социального ли, политического ли, и так вплоть до географического.

Дискомфортная Россия — это не просто место, где кормят невкусно и неправильно обогревают зимой. Это ещё и казённый монстр, одержимый безумными амбициями (а безумными, конечно, являются все начинания, не имеющие целью качественную кормёжку и обогрев жертв дискомфорта). Ради своих амбиций этот монстр лишает граждан всего по-настоящему ценного: вентиляции с рекуператором, носочков, качественных импортных продуктов и удобной недорогой одежды. Наконец, монстр специально разместил свои главные города там, где зимой бывает холодно — чтобы жертвам дискомфорта было ещё дискомфортнее.

По описанным причинам — в сухом остатке разницу между «либеральными», «националистическими» (а нередко даже «красными») комфортианцами нужно искать под микроскопом.

Чего эти граждане от Родины, собственно, хотят.

Как представляется — весь спектр певцов комфорта, ненавидящих дискомфортное государство, — вовсе не требует ликвидации этого самого государства.

Певцы комфорта вовсе не хотят, чтобы вместо казённых физиономий во всех возможных инстанциях появились представители эффективных собственников

Им не хочется приватизации веток метро, государственных монополий и уличного освещения. Они прекрасно помнят 90-е и отлично знают, что такое встреча с непреодолимой силой, которая тебе ничего не должна. Они совершенно справедливо сомневаются в своих возможностях с такой частной силой совладать.

Нет, они хотят другого. Если можно так выразиться — «конверсии державных амбиций».

Безошибочным инстинктом они ощущают, что эти державные амбиции, — то есть сам образ существования огромной малонаселённой страны, окружённой почти со всех сторон проблемными соседями — это богатейший материальный ресурс. Которым сейчас ворочает сверхмощная (и бесчестная, конечно) государственная машина, а могли бы понемножку честно ворочать люди на местах, воспроизводя на пространстве от Крыма до Находки швейцарские кантоны с их ладной уютной демократией.

И они желают, чтобы Безумные Амбиции, выраженные ныне в сирийской операции, непонятных каких-то газопроводах во все стороны, в непрерывной антитеррористической работе на Северном Кавказе — были бы обращены во что-то более комфортное, близкое и понятное. В тёплые носочки, финансовые пособия и путёвки из ледяного ада в тепло.

Не то чтобы они не понимали, что без «державных амбиций» страна в нынешних своих границах и на нынешним уровне безопасности существовать не сможет

Просто существование страны в её текущих границах представляется им не высшей ценностью, но фетишем, искусственно отстаиваемым в ущерб «интересам людей» (границы этих «людей» у разных школ комфортианства обычно различаются, но не слишком сильно. «Люди» — это то будущее сознательное большинство, которое поймёт, наконец, враждебность своим интересам текущего государственного устройства).

Беда комфортианцев в том, что они постоянно имеют дело с другим большинством — несознательным и не понимающим враждебность государства. Напротив — разделяющим его безумные амбиции вместо того, чтобы потребовать конвертации их в носки и путёвки.

Этот имперский инстинкт большинства тоже требует какого-то объяснения. И комфортианцы, в зависимости от вторичных своих идеологий, видят его кто в изначальной увечности народа, кто в изувеченности народа какой-нибудь исторической датой (1917 или 1991 по вкусу, есть и более экзотические варианты). С последующим оболваниванием и убаюкиванием.

Так или иначе, во всех вариантах их мировоззрения — народ России пребывает в состоянии неполноценном. И именно поэтому до сих пор оккупирован государством, лишающим его причитающихся по праву бонусов.

…Иными словами — учение о Дискомфортной России логически неизбежно ведёт к выводу о неполноценности большинства её граждан

Тех самых, которые в течение нескольких десятков поколений и в нескольких исторических форматах создавали Россию именно в амбициозном виде, с «фетишами величия» — и упорно не желают признавать себя ущербными. И даже напротив: считают, что это и есть русская полноценность.

И это противоречие, надо думать, является главной причиной того, что певцы Комфорта год за годом обращаются (порой очень талантливо) к самому важному в жизни граждан (в их понимании — то есть еде и бытовухе), а граждане всё равно держат их за убогих.