Исторический Понтий Пилат

Понтий Пилат (лат. Pontius Pilatus; др.-греч. Πόντιος Πιλάτος) – римский государственный деятель, занимавший в 26-36 гг. I в. н.э. должность префекта римской провинции Иудея. Прозвище “Пилат” (Pilatus) происходит, как обычно считается, от названия метального копья или дротика (pilum) и означает, таким образом, “метатель копья”. Видимо, это когномен (cognomen), третье имя, то есть прозвище, данное некогда кому-либо из представителей рода, которое затем часто переходило на потомков и становилось названием семьи или отдельной ветви рода (например: Crassus – Красс, Cicero – Цицерон, Caesar – Цезарь). Такое прозвище указывает на то, что кто-то из предков Понтия Пилата отличался в метании копья (либо в принципе хорошо метал копья, либо отличился удачным броском копья в каком-то конкретном сражении).

Вероятно, Пилат принадлежал к древнему знатному самнитскому роду Понтиев, который сохранял своё влияние в Самнии в течении столетий: один из его представителей, Гай Понтий, командовал самнитской армией ещё в битве при Кавдинском ущелье (321 году до н.э.), а другой, Понтий Телезин, был одним из лидеров италиков во время Союзнической войны (91-88 до н.э.), а затем воевал против Суллы за автономию Самния и погиб в битве у Коллинских ворот (82 г. до н.э.), после чего самниты, италийское племя, долго и упорно боровшееся против римского владычества в Италии, лишилось всех остатков автономии, а род Понтиев, или какая-то его ветвь, видимо, перестаёт быть оппозиционным Риму: предположительно, из этого рода происходят такие римские политические деятели как консул-суффект 144 г. Марк Понтий Лелиан Ларций Сабин и его сын ординарный консул 163 г. Марк Понтий Лелиан.

Происхождение Пилата из рода Понтиев иногда оспаривают указанием на слова Иосифа Флавия (ок. 37 - ок. 100), согласно которым первый римский правитель провинции Иудея Копоний, занимавший этот пост в 6-9 гг., происходил из сословия всадников и занимал более низкое положение, чем наместник Сирии Публий Сульпиций Квириний, происходивший из числа сенаторов: “Область Архелая перешла под прямое правление Рима, и Копоний, римлянин из сословия всадников, был направлен туда прокуратором с полномочиями от Цезаря выносить смертный приговор” (Иудейская война. II.8.1) [1]; “Сенатор Квириний, который раньше занимал все государственные должности и проложил себе дорогу к консульству, человек, пользовавшийся во всех делах огромным влиянием, явился в Сирию, куда его посылал император для того, чтобы творить суд и оценить все имущество населения. Вместе с ним был послан и Копоний, происходивший из всаднического сословия. Ему была предоставлена верховная власть [прокуратора] над всею Иудеею. Затем в Иудею, которая тем временем вошла в состав Сирии, прибыл и Квириний, желая совершить общую перепись и конфисковать имущество Архелая” (Иудейские древности. XVIII.1.1; пер. Г.Г. Генкеля) [2]. Однако, неизвестно, сохранялся ли такой порядок и во времена Понтия Пилата. Встречающееся иногда в литературе категоричное утверждение, что все наместники Иудеи принадлежали к сословию всадников прямого подтверждения в источниках не имеет. Таким образом, данных, которые исключали бы происхождение Понтия Пилата из рода Понтиев у нас нет.

О военной или государственной деятельности Понтия Пилата до его назначения императором Тиберием (14-37) префектом Иудеи у нас, к сожалению, нет никаких сведений. Правление Понтия Пилата в Иудее нашло своё отражение в ряде источников.

(1) В “Иудейской войне” Иосифа Флавия о нём рассказывается следующее (II.9): “2. Прокуратором Иудеи Тиберий назначил Пилата. Под покровом ночи тот доставил в Иерусалим изображения Цезаря, так называемые «знамена». С восходом солнца среди евреев возникло великое волнение, ибо очевидцы были поражены при виде этих изображений, означавших попрание их законов (ведь законы запрещают выставлять в Иерусалиме каких бы то ни было идолов). Возмущенная городская толпа пополнилась наплывом людей из сельской местности, и все двинулись в Кесарию, где стали умолять Пилата почтить их древние обычаи и убрать «знамена» из Иерусалима. Когда Пилат ответил отказом, они пали ниц вокруг его дома и оставались недвижимы пять дней и пять ночей. 3. На шестой день Пилат заседал в суде в Большом стадионе. Он вызвал к себе толпу под тем предлогом, что готов дать ответ. Однако вместо этого он дал воинам условленный сигнал, по которому те в полном вооружении окружили евреев, образовав тройное кольцо. Евреи были ошеломлены от неожиданности, и тут Пилат объявил им, что они будут разрублены на части, если не примут изображений Цезаря, и приказал воинам обнажить мечи. Тогда евреи, как бы по предварительной договоренности, все как один пали на землю и с криком, что предпочитают смерть нарушению Закона, склонили свои головы под мечами. Пилат, пораженный силой их религиозного рвения, приказал немедленно удалить «знамена» из Иерусалима. 4. В другой раз он вызвал волнения тем, что употребил священную казну, называемую Корбан, на строительство акведука длиной в 400 стадий. Это привело народ в ярость, и во время посещения Пилатом Иерусалима они окружили суд, где он заседал, заглушив все своими криками. Однако Пилат предвидел беспорядки заранее, и его воины, переодетые в обыкновенное платье, под которым было спрятано оружие, смешались с толпой, получив от Пилата приказ не пускать оружия в ход, но успокоить смутьянов дубинками. Он из суда подал им сигнал, и евреи были избиты до такой степени, что многие умерли от побоев, а другие затоптаны насмерть во время бегства. Судьба погибших привела толпу в ужас и заставила ее замолчать” [3]. Аналогичный рассказ имеется у Иосифа Флавия и в “Иудейских древностях” (XVIII.3.1-2).

(2) Близкий по общему смыслу и идейному наполнению рассказ встречаем у Филона Александрийского (ок. 25 до н.э. - ок. 50 н.э.) в его произведении “О посольстве к Гаю”, в котором рассказывается о том, как иудеи просили императора Калигулу (37-41) не принуждать их поклоняться своим статуям, в обоснование чего приводятся разные исторические аргументы. В числе них и такой: “А вот тебе в придачу образец его честолюбия, и хоть при жизни Тиберия мне весьма часто приходилось несладко, правда мне дорога, а тебе почетна. Одним из людей Тиберия был Пилат, ставший наместником Иудеи, и вот, не столько ради чести Тиберия, сколько ради огорчения народа, он посвятил во дворец Ирода в Иерусалиме позолоченные щиты; не было на них никаких изображений, ни чего-либо другого кощунственного, за исключением краткой, надписи: мол, посвятил такой-то в честь такого-то. Когда народ все понял — а дело было нешуточное, то, выставив вперед четырех сыновей царя, не уступающих царю ни достоинством, ни участью, и прочих его отпрысков, а также просто властительных особ, стал просить исправить дело со щитами и не касаться древних обычаев, которые веками хранились и были неприкосновенны и для царей, и для самодержцев. Тот стал упорствовать, ибо был от природы жесток, самоуверен и неумолим; тогда поднялся крик: «Не поднимай мятеж, не затевай войну, не погуби мира! Бесчестить древние законы — не значит воздавать почести самодержцу! Да не будет Тиберий предлогом для нападок на целый народ, не хочет он разрушить ни один из наших законов. А если хочет — так скажи об этом прямо приказом, письмом или как-то иначе, чтобы мы более не докучали тебе, избрали бы послов и сами спросили владыку». Последнее особенно смутило Пилата, он испугался, как бы евреи в самом деле не отправили посольство и не обнаружили других сторон его правленья, поведав о взятках, оскорбленьях, лихоимстве, бесчинствах, злобе, беспрерывных казнях без суда, ужасной и бессмысленной жестокости. И этот человек, чье раздраженье усугубило природную гневливость, оказался в затруднении: снять уже посвященное он не отваживался; к тому же он не хотел сделать хоть что-нибудь на радость подданным; но вместе с тем ему были отлично известны последовательность и постоянство Тиберия в этих делах. Собравшиеся поняли, что Пилат сожалеет о содеянном, но показать не хочет, и направили Тиберию самое слезное письмо. Тот, прочитав, как только не называл Пилата, как только не грозил ему! Степень его гнева, разжечь который, впрочем, было непросто, описывать не буду — события скажут сами за себя: Тиберий тотчас, не дожидаясь утра, пишет Пилату ответ, где на все корки бранит и порицает за дерзкое нововведенье, и велит безотлагательно убрать щиты и отправить их в Цезарею, ту, что стоит на побережье и названа в честь твоего деда, а там посвятить в храм Августа, что и было сделано. Тем самым ни честь самодержца не была поколеблена, ни его обычное отношение к городу” (38) [4].

Оба приведённых известия имеют очень близкий, можно сказать, шаблонный характер как в своей фактологической части, так и в оценке Пилата как жестокого несправедливого правителя. На сколько эта оценка соответствует действительности, сказать непросто. Налицо определённая трафаретность повествования: римский наместник Понтий Пилат не хочет считаться с религиозными традициями иудеев и грубо попирает их, но иудеи яростно и жертвенно отстаивают свои традиции и вынуждают его отступить. Таким образом, налицо построение сюжета по принципу литературной антитезы: “плохой” римский наместник, язычник Пилат против “благородных” иудеев, готовых на всё ради защиты своих религиозных ценностей. Негативное отношение иудеев к римской власти над собой хорошо известно.

В свою очередь для римлян евреи выглядели как весьма странный народ, который держался странных обычаев и не признавал то, что было важно и свято для римлян, который презирал всех окружающих, в т.ч. и своих владык римлян, который занимался пропагандой своей религии среди римлян, к тому же постоянно норовил поднять мятеж. Римскую оценку евреев хорошо выразил Публий Корнелий Тацит (середина 50-х - ок. 120 года) в своей “Истории” (V): “4. …иудеи счи­та­ют бого­про­тив­ным то, что для нас священно, и, наобо­рот, то, что у нас запре­ще­но, ибо без­нрав­ст­вен­но и преступно, у них раз­ре­ша­ет­ся”; “5. …про­чие же уста­нов­ле­ния, мерзкие и гнус­ные, дер­жат­ся на нече­стии, которое царит у иуде­ев: самые низ­кие него­дяи, пре­зрев­ веру отцов, платили им подати, жертвовали деньги и оттого возросло могу­ще­ство это­го наро­да; возросло оно еще и оттого, что иудеи охот­но помо­га­ют друг дру­гу, зато ко всем про­чим смертным враждебны и ненавидят их. Ни с кем не делят они ни пищу, ни ложе, избе­га­ют чужих жен­щин, хотя пре­да­ны раз­вра­ту до край­но­сти и со своими творят любые непотребства; они и обре­за­ние вве­ли, чтобы отли­чать сво­их от всех про­чих. Те, что по своей воле пере­шли к ним, тоже соблюда­ют все эти зако­ны, но счи­та­ют­ся при­ня­ты­ми в чис­ло иуде­ев лишь после того, как испол­нят­ся пре­зре­ния к сво­им богам, отре­кут­ся от роди­ны, отрекутся от роди­те­лей, детей и бра­тьев” [5].

В такой исторической ситуации сложно было ожидать от префекта Иудеи Понтия Пилата уважения к специфическим традициям евреев, выглядевших дико с точки зрения римлянина. Его цель была в том, чтобы приучить иудеев к тому, что они подданные римского народа, которые должны вести себя сообразно своему статусу. Как показала практика, относительная мягкость римской политики в отношении евреев (сохранение за ними значительной части самоуправления и т.д.) не принесла плодов и не умиротворила иудеев, напротив, провоцировала их мечты о восстановлении независимости: несколько раз они поднимали крупные восстания против римской власти, сопровождавшиеся жестокими расправами с римлянами, что, в свою очередь, провоцировало римские войска на ответную жестокость. Поэтому жёсткая линия Понтия Пилата в отношении иудеев выглядит более оправданной с точки зрения интересов Рима.

(3) В связи с рассказом о расправе Нерона (54-68) над христианами, обвинёнными им в 64 году в поджоге Рима, Понтия Пилата кратко упоминает Тацит (Анналы. XV.44): “И вот Нерон, чтобы побо­роть слу­хи (о том, что Рим подожгли по его приказу – sverc), при­ис­кал вино­ва­тых и пре­дал изощ­рен­ней­шим каз­ням тех, кто сво­и­ми мер­зо­стя­ми навлек на себя все­об­щую нена­висть и кого тол­па назы­ва­ла хри­сти­а­на­ми. Хри­ста, от име­ни кото­ро­го про­ис­хо­дит это назва­ние, каз­нил при Тибе­рии про­ку­ра­тор Пон­тий Пилат; подав­лен­ное на вре­мя это зло­вред­ное суе­ве­рие ста­ло вновь про­ры­вать­ся нару­жу, и не толь­ко в Иудее, откуда пошла эта пагу­ба, но и в Риме, куда ото­всюду сте­ка­ет­ся все наи­бо­лее гнус­ное и постыд­ное и где оно нахо­дит при­вер­жен­цев” [6].

Неизвестно, на основе каких источников Тацит пишет о казни Пилатом Иисуса Христа: просто передаёт ли он христианскую традицию, или же опирается на какие-то независимые римские данные о тех событиях. Интересно, что Тацит говорит о казни Христа Пилатом с явным одобрением, рассматривая её в общем контексте борьбы Рима с мятежными евреями и распространением в империи их религиозных идей.

(4) Как видим, Тацит называет Понтия Пилата “прокуратором” (procurator), в Евангелиях он фигурирует просто как “правитель” (игемон - ἡγεμών), у Иосифа Флавия как “правитель” (игемон - ἡγεμών) и “наместник” – επίτροπος (в приведённом выше отрывке из “Иудейской войны”, где Пилат будто бы назван “прокуратором” имеет место ошибка переводчиков), но ещё Т. Моммсен пришёл к выводу, что Понтий Пилат должен был иметь более значимую должность префекта (praefectus), т.е. не просто уполномоченного по налоговым сборам в провинции, а военачальника, облеченного военной властью наместника императорской провинции.

Гипотеза учёного блестяще подтвердилась в 1961 году, когда при раскопках в Кесарии, городе, который в своё время был резиденцией римского наместника в Иудее, была обнаружена известняковая плита с латинской надписью, расшифрованной итальянским археологом Антонио Фрова как:

…]S TIBERIÉVM
…PON]TIVS PILATVS
..PRAEF]ECTVS IVDA[EA]E
..́.

Надпись повреждена, но, видимо, должна восстанавливаться как “Понтий Пилат, префект Иудеи, представлял Тиберия кесарийцам”.



(5) Известны монеты, которые Понтий Пилат чеканил, будучи в должности префекта Иудеи. Интересно, что на них нет изображения императора, что, видимо, является следствием уважения к обычаям иудеев, религия которых запрещает человеческие изображения. Надписи сделаны по-гречески, поскольку Иудея относилась к числу эллинизированных провинций Римской империи.



Монета, чеканенная Понтием Пилатом.
Реверс: греческая надпись ΤΙΒΕΡΙΟΥ ΚΑΙΣΑΡΟΣ (Тиберий Кесарь) и дата LIS (год 16 правления Тиберия = 29/30 г. н.э.).
Аверс: греческая надпись ΙΟΥΛΙΑ ΚΑΙΣΑΡΟΣ (Юлия Кесарь). Юлия (Ливия) – мать императора Тиберия.

(6) Известно кольцо из медного сплава с именем Понтия Пилата (по гречески ΠΙΛΑΤΟ), датируемое I в. до н.э. – серединой I в. н.э. которое могло принадлежать либо ему самому, либо же было пожаловано им кому-то из представителей своей администрации. Кольцо могло использоваться в качестве печати.



(7) О том, при каких обстоятельствах Понтий Пилат перестал быть префектом Иудеи, Иосиф Флавий в “Иудейских древностях” (IV.1-2) сообщает следующее: “(1) …Также и самаряне не удержались от возмущения. Их смутил некий лживый человек, который легко во всем влиял на народ. Он побудил их собраться к нему на гору Гаризим, которую они считают особенно священною. Тут он стал уверять пришедших [отовсюду] самарян, что покажет им зарытые здесь священные сосуды Моисея. Самаряне вооружились, поверив этой басне, и расположились в деревушке Тирафане. Тут к ним примкнули новые пришельцы, чтобы возможно большею толпою подняться на гору. Однако Пилат предупредил это, выслав вперед отряды всадников и пехоты, которые, неожиданно напав на собравшихся в деревушке, часть из них перебили, а часть обратили в бегство. При этом они захватили также многих в плен, Пилат же распорядился казнить влиятельнейших и наиболее выдающихся из этих пленных и беглецов. (2) Когда этим дело кончилось, представители верховного совета самарян явились к бывшему консулу Вителлию, который теперь был прокуратором сирийским, и стали обвинять Пилата в казни их погибших единоплеменников, говоря, что последние пошли в Тирафану вовсе не с целью отложиться от римлян, но для того, чтобы уйти от насилий Пилата. Тогда Вителлий послал Марцелла, одного из своих приближенных, в Иудею, чтобы принять там бразды правления, Пилату же велел ехать в Рим для ответа перед императором в возводимых на него обвинениях. Проведя в Иудее десять лет, Пилат поехал в Рим, так как не смел ослушаться приказания Вителлия. Но раньше, чем он успел прибыть туда, Тиберий умер” [7].