Как в XVIII веке русская мифология была выдумана на западный манер, кому это было нужно и откуда взялись Лель, Ярило и Зимцерла. Arzamas рассказывает о новом русском фейклоре.

Кабинетная мифология

В XVIII веке, когда российские историки и литераторы почувствовали себя равноправными участниками европейской истории, им захотелось переписать историю России по европейскому образцу. Молодой империи нужна была прежде всего своя античность: легендарные правители, эпос и мифологический пантеон. Славянское язычество не успело развиться до уровня античного: не было ни сонма богов, ни устойчивых мифов об их иерархии, о деяниях и родственных отношениях. Но историкам XVIII века казалось, что можно и важно доказать, что все это было. Они по крупицам собирали сведения, и там, где оставались белые пятна, не стеснялись додумывать. «И не лучше ли Фидасова Венера с подделанными во вкусе сего знаменитаго древняго мастера руками и ногами, нежели когда б осталось одно только ея туловище, и то, может быть, местами еще выбитое?» — писал в 1804 году в предисловии к своему мифологическому словарю поэт, прозаик и переводчик Григорий Глинка.

Так появилась русская «кабинетная мифология» — калейдоскоп никогда не существовавших или до неузнаваемости искаженных божеств, которых скроили по гомеровским фасонам за письменным столом.

Первые книги, посвященные российскому и славянскому язычеству, составляли писатели и историки-публицисты. В 1767 году выходит «Краткий мифологический лексикон» Михаила Чулкова, в 1768-м — «Описание древнего славянского языческого баснословия, собранного из разных писателей, и снабденного примечаниями» Михаила Попова. В 1804 году публикует «Древнюю религию славян» Григорий Глинка, в том же году выходит «Славянская и российская мифология» филолога и поборника отмены крепостного права Андрея Кайсарова. Все они представляют собой словари, где в алфавитном порядке собраны все сведения о языческих божествах, которые удалось почерпнуть из источников: трудов Татищева и Ломоносова, нескольких летописей, латинских хронистов и византийских географов, а также живого фольклора. Баба-яга превратилась под их пером в «адскую богиню», требующую кровавых жертвоприношений для своих внучек, а домовые и лешие стали «мечтательными полубогами». В один ряд встали божества западных славян, описанные в средневековых источниках, киевские кумиры, масленичные чучела, Боян из «Слова о полку Игореве», волхв из поддельной Иоакимовской летописи и плоды бесчисленных ошибок историков. Вместе они заселили русский Олимп, сошли с него в литературу и идеологию, и многие живы до сих пор. Вот некоторые из них.

Услад

Так описывает Услада Григорий Глинка: «Радость на челе, румянец на щеках, уста улыбающиеся, увенчанный цветами, одетый нерадиво в легкую ризу, играющий в кобзу и пляшущий на голос оныя, есть бог веселия и жизненных услаждений…»

Барон Сигизмунд фон Герберштейн.
Роспись Юрия Шубица на потолке
Национального музея Словении. 1885 год
© Wikimedia Commons

История происхождения славянского Диониса такова. Летопись Повести временных лет рассказывает о первой религиозной реформе князя Владимира Святославича — попытке упорядочить и централизовать верования подданных (первая реформа не удалась, и второй стало принятие христианства). Летописец перечисляет кумиров, установленных Владимиром на берегу Днепра, и первым называет «Перуна древяна, а главу его сьребряну, а yс злат». В XVI веке один из списков Повести временных лет попал в руки барона Сигизмунда фон Герберштейна, дипломата, путешественника и автора «Записок о московитских делах». Герберштейн не говорил по-русски, но владел словенским, однако этого оказалось недостаточно, чтобы разобрать пассаж из Повести временных лет: в его описании пантеона Владимира «ус злат» Перуна превратился в отдельное божество — Услада. Так выдуманное австрийским дипломатом имя попало к русским писателям, и уже они сочинили ему биографию покровителя наслаждений.

Зимцерла

Впервые Зимцерла упоминается в переводе труда далматинского историка XVII века Мауро Орбини; в России он был известен как Мавроурбин, и его «Книга историография початия имени, славы и разширения народа славянского» попала к российскому читателю в 1722 году. Орбини тоже излагает сюжет Повести временных лет о кумирах на берегу Днепра — скорее всего, он переписывает Герберштейна, потому что в его списке богов есть Услад. Следующего за ним Семаргла Орбини записывает как Simaergla. Но тут делает ошибку переводчик: видимо, вместо первой «а» он видит «с», а «g» убирает ради благозвучия. Так на славянском Олимпе появляется Зимцерла.

В 1768 году Михаил Попов, автор одного из мифологических словарей, пишет о Зимцерле: «Богиня Киевская; какия ей качества приписывались, о том ничево неизвестно; разве изломанное ея название произвесть от имени «зима» и глагола «стерть», так назовется она Зимстерлою и будет походить на Аврору или Флору, богиню цветов».

Александр Бестужев-Марлинский. Гравюра
Георгия Грачева с оригинальной акварели,
подаренной редактору «Русской старины»
Михаилу Семевскому. 1889 год
© Wikimedia Commons

С этого момента начинается триумфальное шествие прекрасной богини по русской литературе: у Гавриила Каменева
она «цветет, как румяная роза» («Громвал», 1804), у Николая Полевого
«на небосклоне горит Зимцерла блеском золотым» («Стенька Разин», 1832), у Василия Нарежного
«Зимцерла раскинула багряный шатер свой по небу голубому» («Славенские вечера», 1809), Гаврила Державин уподобляет ей императрицу («Явление Аполлона и Дафны на невском берегу», 1801), у Александра Радищева Зимцерла запрягает лошадей в коляску Знича, бога огня, света и тепла, и сама она — «перстоалая», точь‑в‑точь как гомеровская «розовоперстая» Эос («Бова», 1799–1802). А поэт‑романтик и будущий декабрист Александр Бестужев-Марлинский решает назвать «Зимцерлой» свой альманах — в 1818 году, когда Пушкин пишет «К Чаадаеву» и рассветные «звезды пленительного счастья» смотрят на многих русских вольнодумцев. Разрешение на публикацию альманаха Бестужев не получил.

Лель

Лель, которого мифологи XVIII века окрестили «божком воспаления любовного», встречается в пушкинской поэме «Руслан и Людмила»: на княжеском пиру «…славит сладостный певец / Людмилу-прелесть, и Руслана, / И Лелем свитый им венец». Но лучшая его роль сыграна в пьесе Александра Островского «Снегурочка», где златокудрый славянский Эрот проявляет всю свою дерзость.

Появился же Лель из свадебных песен: в их припевах повторяются «лель-полель», «ой-люли-лель» и тому подобные сочетания, исследователи возводят их к восклицанию «аллилуйя» (например, Никита Толстой в статье «Аллилуйя» в словаре «Славянские древности»). Первые упоминания о божестве Леле содержатся в трудах польских историографов XV–XVI веков, в том числе Яна Длугоша и Матея Стрыйковского. Из припевов народной поэзии они вычитали целое семейство: известного нам бога любви Леля, его брата и покровителя брака Полеля (потому что за любовью следует брак) и их мать Ладу. Уже в XVIII веке российские историки решили, что польские фантомные боги достойны войти и в русский мифологический пантеон.

Ярило

В пьесе Александра Островского «Снегурочка» Ярило — «палящий бог ленивых берендеев», всеведущий и гневный. После гибели Снегурочки и восстановления мирового порядка в день своего чествования Ярило на посвященной ему горе является людям в образе «молодого парня в белой одежде, в правой руке светящаяся голова человечья, в левой — ржаной сноп».

В реальности Ярило (или Ярила) — олицетворение летнего праздника урожая, встречающееся в фольклорной традиции некоторых, преимущественно южных регионов России. Так называли чучело, такое же как Масленица, Кострома, Кострубонька и прочие. Куклы изготавливали к празднику, их украшали, придавали им половые признаки, проносили с песнями по деревне, а потом хоронили или сжигали. В этом ритуале писатели XVIII–XIX веков угадали признаки солярного божества и домыслили всю его атрибутику. Таким он продолжает видеться современным неоязычникам.

Радегаст

В конце XVIII — начале XIX века активно обсуждается происхождение славян, существование славянских рун и мифического города Ретра. В центре обсуждения — прильвицкие кумиры, бронзовые статуэтки, замеченные в 1768 году доктором в доме своей пациентки в деревне Прильвиц в немецком Мекленбурге. Сын пациентки рассказал, что славянских богов, испещренных руническим письмом, его дед откопал в саду, пытаясь посадить грушу. Среди статуэток было изображение Радегаста — божества, известного по свидетельствам средневековых хронистов: его грудь покрывает подобие щита с бычьей головой, на шлеме — изображение птицы. Находки были описаны, по их мотивам выполнены гравюры. Радегаст попал не только в мифологические словари, но и, например, в оперу-балет Николая Римского-Корсакова «Млада».

Статуэтки, конечно, довольно быстро были признаны подделкой. Кроме того, современная наука сомневается, что Радегаст когда-либо существовал: есть версия, что источник мифа о нем — текст немецкого хрониста XI века Титмара, в котором говорится о городе Радогоще в земле славянского племени редарей, где поклоняются божеству Сварожичу. Постфикс -гост/-гощ действительно характерен для славянских топонимов, а Сварожич — подтвержденное многими источниками божество (Сварог в Повести временных лет). В сочинениях поздних историков этот отрывок был искажен настолько, что Сварожич пропал, название города превратилось в имя бога, а племени — в мифический город Ретра.

Источник