Стратегический союз Москвы и Пекина «делает» евразийскую геополитику

Все больше доказательств появляется тому, что разворот российской внешней политики в восточном направлении становится реальностью, и это в корне меняет — укрепляет — геополитическое положение нашей страны, а также оказывает существенное стабилизирующее влияние на международную обстановку. Характерен диссонанс в общении с Западом и Востоком. Достаточно вспомнить, каким скандалом обернулся приезд в Москву шефа европейской дипломатии Жозепа Борреля. И противоположный пример. Совсем недавно, по итогам визита председателя парламента Ирана Мухаммада Бакери Калибафа, которого ряд специалистов по региону Среднего Востока прочит в преемники нынешнему президенту Хасану Рухани, было объявлено о начале процедуры присоединения Тегерана к ЕАЭС. А сегодня в экспертной среде активно обсуждается еще одна важнейшая новость — предстоящая в июле нынешнего года международная конференция по связям между Центральной и Южной Азией, которая пройдет в Ташкенте. Глава российского МИД Сергей Лавров уже получил на нее официальное приглашение от своего коллеги из Узбекистана Абдулазиза Камилова, который вслед за М. Б. Калибафом посетил Москву в начале марта. Ожидается, что вскоре последует и визит на высшем уровне, который совершит в Россию президент республики Шавкат Мирзиеев. Строго говоря, подобные мероприятия, только ограниченные сугубо афганской проблематикой, в Ташкенте проходили и раньше. Например, в марте 2018 года состоялся международный саммит «Мирный процесс, сотрудничество в сфере безопасности и региональное взаимодействие». Уже тогда в итоговом документе стороны афганского конфликта призывались к примирению, а власти Афганистана — к безотлагательному диалогу с вооруженной оппозицией. В том саммите приняла участие и делегация США во главе с заместителем госсекретаря Томасом Шэнноном, которая стала объектом достаточно жесткой критики со стороны С. В. Лаврова. «Досталось» американской стороне и от президента Узбекистана, прозрачно намекнувшего на непоследнюю роль Вашингтона в развязывании в Афганистане гражданского конфликта, который подвергся интернационализации вопреки выбору и воле афганского народа. Повестка предстоящего ташкентского саммита намного шире сугубо афганской, хотя этой стране и отводится в ней главное место. Речь идет не просто о нормализации обстановки в Афганистане, но и о вовлечении этой многострадальной страны в систему мирохозяйственных связей с участием всех основных региональных игроков — России, Китая, Пакистана, Ирана и Индии. Речь идет о строительстве железнодорожной магистрали из Узбекистана в Пакистан, которая свяжет главный центр афгано-узбекистанского приграничья Мазари-Шариф через Кабул с пакистанским Пешаваром, с дальнейшим выходом на крупнейший пакистанский порт Гвадар на побережье Индийского океана. Эксперты при этом намекают не только на экономический, но и на политический характер этого проекта. Ибо сугубо экономическая целесообразность диктует строительство железнодорожного транзита через Афганистан в другом направлении: от границы в западном направлении на Герат и далее в иранский порт Чабахар. К слову, соседний с Гвадаром, отстоящий от него менее чем на двести километров. При этом и Гвадар, и Чабахар контролируются иностранными инвесторами. Первый находится под контролем Китая, ближайшего союзника Пакистана. Второй управляется индийской компанией, и благодаря этому с него сняты американские санкции, которые действуют против Ирана. Ибо Индия с некоторых пор — союзник США по объединению Quad, в рамках которого «закрывает» западный фланг «индо-тихоокеанского» региона, концепта, придуманного в Вашингтоне для оправдания здесь своей военно-морской активности. Поэтому самое время повести разговор о геополитике. Первое, что следует отметить: известные китайско-индийские противоречия, которые превращают иранский и пакистанский порты в конкурентов, принадлежащих к различным проектам. Хотя сам по себе Иран связан с Китаем тесными отношениями стратегического партнерства, которые подкреплены массированным импортом в Поднебесную иранской нефти. Примирить эти противоречия способна только Россия; именно поэтому возможное вступление Ирана в ЕАЭС не противоречит интересам Пекина: в этом случае контроль Индии над Чабахаром не только не приведет к его попаданию в американскую сферу влияния, но и никоим образом не сможет быть использован против китайских интересов, в интересах США. Грубо говоря, при этом раскладе американцы сняли санкции с Чабахара себе во вред, если встать на позиции прежней администрации Белого дома, резко поссорившейся с Тегераном и покинувшей СВПД по иранской ядерной программе. И все это не говоря уж о том, что продвижение России на иранское побережье Залива приносит Индии экономическую выгоду, ставя Дели от нее в зависимость. Говоря о российско-китайском стратегическом партнерстве, следует подчеркнуть и еще одну вещь, связанную с военно-политическим фактором. Оказав военную поддержку Сирии, подвергшейся внешней агрессии, которая была облечена в форму гражданской войны против ИГИЛ (организация, деятельность которой запрещена в РФ), Россия не только выполнила интернациональный долг, защитив международное право, принципы Устава ООН, законность и справедливость. Но и получила в регионе две полноценные военные базы — ВМФ в Тартусе и ВКС в Хмеймиме. Одновременно наша страна открывает пункт военно-технического обеспечения ВМФ в Судане, где на днях уже пришвартовался первый российский военный корабль. Свою единственную военную базу за пределами КНР НОАК имеет в том же регионе — в Джибути. С военной точки зрения это означает одновременный контроль военно-морских и военно-воздушных сил России и Китая над Красным морем — Баб-эль-Мандебским проливом на юге и Суэцким каналом на севере, причем как действующей, так и строящейся его второй линией. Постоянное военное присутствие в регионе, составляющее уязвимое «южное подбрюшье» НАТО, очень сильно ограничивает американские интересы и амбиции. А с учетом того, что саудовский нефтяной экспорт в Европу проходит именно через Красное море, а Эр-Рияд — ключевой в регионе союзник Вашингтона, то получается асимметричный российско-китайский ответ на военно-морское доминирование США в районе проливов Океании, прежде всего Малаккского. Между тем именно оно и составляет сердцевину упомянутой «индо-тихоокеанской» концепции, которая таким образом в значительной мере обесценивается. Второе: 18 марта в Москве пройдет конференция по Афганистану. Состав — расширенная «тройка» посредников по мирному урегулированию: Россия, Китай, США, а также Пакистан. И приглашены стороны афганского конфликта — официальный Кабул, представленный администрацией президента Ашрафа Гани, и противостоящие им радикалы движения «Талибан» (организация, деятельность которой запрещена в РФ). От имени последних официальный представитель политбюро движения Мухаммед Наим заявил о готовности изучить это предложение. Подоплеки здесь две. На днях госсекретарь США Энтони Блинкен обратился к А. Гани с предложением форсировать национальное примирение, включив талибов (организация, деятельность которой запрещена в РФ) в состав афганского правительства. Местом проведения соответствующих переговоров американской стороной была избрана Турция, а предложения сторонам афганского конфликта готовит экс-постпред США в ООН, этнический афганец Залмай Халилзад. Иначе говоря, США пытаются замкнуть переговорный процесс на страну-участницу НАТО, получая таким образом дополнительные рычаги контроля. Почему это так важно американцам? Именно потому, что в нынешних реалиях мартовская московская встреча по сути является подготовительным этапом июльского саммита в Ташкенте, из-за чего инициатива от Вашингтона уплывает к Москве и Пекину. И вторая подоплека: в сентябре прошлого года в Дохе (Катар) стартовали переговоры между сторонами афганского внутреннего конфликта. На фоне этого диалога США заключили с «Талибаном» (организация, деятельность которой запрещена в РФ) соглашение, предусматривающее вывод американских войск из страны в текущем году. Получается, что даже талибов (организация, деятельность которой запрещена в РФ) Москва перехватывает у Вашингтона, замыкая на свой мирный план. В марте 2018 года, кстати, они приглашения в Ташкент не получили; сегодня, в свете московского саммита, очень вероятно, что та ошибка будет исправлена, и «Талибан» (организация, деятельность которой запрещена в РФ) получит представительство в столице Узбекистана. Так что московские и ташкентские встречи по Афганистану по факту занимаются разработкой сценариев замещения влияния Вашингтона влиянием Москвы и Пекина. Белый дом это, разумеется, не устраивает. Отсюда утечки о возможном пересмотре не самого соглашения с талибами (организация, деятельность которой запрещена в РФ), а сроков его реализации с возможной отсрочкой вывода военного контингента США и НАТО из Афганистана на год, до 2022 года. Американцам меньше всего нужен проект трансафганского транзита в Гвадар, которому они постараются помешать всеми силами. Не исключено, что Вашингтон в ходе дальнейшего развития событий попытается обусловить вывод своих войск проведением «афганского» саммита именно в Турции. Но даже в этом случае для США это будет лишь отсрочкой геополитического фиаско в Афганистане: турецкий саммит, если пройдет, вполне может стать ареной разногласий, урегулирование которых будет осуществлено в Ташкенте. Не исключено, что в превентивном порядке. Третье, что исключительно важно с точки зрения перспектив постсоветской интеграции. Выдвигаемые Узбекистаном инициативы по афганскому урегулированию, опирающиеся на влиятельную роль в современном Афганистане узбекской этнической диаспоры, проживающей на севере страны, резко укрепляют международные позиции Ташкента. Почему это очень важно для Москвы? Если высказываться «без обиняков», не углубляясь в дебри показушной политкорректности, Узбекистан, традиционно противостоящий в среднеазиатском регионе Казахстану в борьбе за неформальное лидерство, при новых властях все более активно разворачивается в сторону России. Это очень наглядно и показательно оттеняется почти что нескрываемой фрондой определенных, приближенных к власти кругов в Казахстане, где со сменой государственного руководства эта стратегия ложно понимаемой «многовекторности» практически не поменялась. Называя вещи своими именами, Москве, возможно, в этой ситуации выгодно усиление именно Узбекистана с выходом этой республики на новый, более высокий уровень международного авторитета. Тем более что государственное руководство Узбекистана делает немало шагов навстречу России и во внутренней политике. Эпизод с ускоренной регистрацией в республике российской вакцины от коронавируса вкупе с договоренностями об ее производстве в Узбекистане — лишь один из примеров; просто он находится у всех на слуху. И четвертое, что напрямую относится к состоянию и перспективам российско-китайского взаимодействия. Происходящие события, связанные с практически одномоментным геополитическим движением России к югу, к Индийскому океану, одним направлением которого является Иран в ЕАЭС, а другим — «постамериканское» урегулирование в Афганистане с транзитом через Пешавар в Гвадар, не является геополитическим «ноу-хау» современности и известно давно. С тех пор, когда на Западе появилась и получила развитие стратегия так называемой «анаконды», суть которой, по выкладкам троцкиста польского происхождения Йозефа Реттингера, которые он изложил в письме к основателю Бильдербергской группы принцу Бернарду Голландскому, заключалась в том, чтобы «выдавить» русский народ в непригодные для жизни северные широты. И изолировать нас там от остального мира. Морскую часть концепции «анаконды» изложил в своих трудах американский адмирал Альфред Мэхан. Сухопутная принадлежит американскому же геополитику Николасу Спайкмену, который предложил стратегию «лимитрофов», предполагающую навязывание ведущим державам Евразии противоборства в пограничных зонах, населенных окраинными народами, с целью их фрагментации и продвижения вглубь территории, к жизненно важным центрам. Достаточно беглого взгляда на карту, чтобы убедиться, что «анаконда» имеет горизонтальную конфигурацию, которая охватывает континентальную Евразию с юга, и противостоять ей можно только перпендикулярным прорывом блокады по периметру к южным морям. Именно за это в XIX веке Россией велась «Большая игра» против Великобритании, а во второй половине XX столетия — Холодная война против США. Надо понимать, что иных вариантов у нашей страны не было. И закономерен вопрос: почему Российская империя и СССР при всем их военном и политическом могуществе такого прорыва осуществить не смогли, а современной России, которая объективно уступает обоим своим историческим предшественникам, это удается? Ответ кроется в китайской стратегии «Пояса и пути». На протяжении всего времени, как появилась эта инициатива, а она родом из 2013 года, шли споры о том, чем является данный проект, в точности повторяющий конфигурацию «анаконды». Что это — та же «анаконда» с «видом сбоку» или, напротив, «встречный пал», опрокидывающий англосаксонскую инициативу по известному принципу «ветер с Востока одолевает ветер с Запада»? За последнее десятилетие вокруг этого вопроса было сломано множество копий, но однозначного ответа, принимаемого всеми сторонами в политическом и экспертном сообществе, так и не появилось. И его отсутствие не раз и не два служило источником сомнений в отношении проекта «Пояса и пути», к которому, чего скрывать, многие относились с подозрением. Имеются серьезные основания полагать, что нынешние события этот ответ дают. Не напрямую, а косвенно. СССР не смог обуздать «анаконду» из-за политического конфликта с Китаем, а сегодняшнее состояние российско-китайских отношений вышло на уровень, при котором горизонтальный вектор «Пояса и пути» не противоречит, а органично дополняется российской перпендикулярной меридиональной «антианакондой». И она, прорывая блокадные редуты холодной войны, выводит нас к тем самым южным морям, которыми буквально грезили русские геополитики прошлого — от А. Е. Едрихина-Вандама до адмирала С. Г. Горшкова, главкома ВМФ СССР, автора знаменитой океанской доктрины. А теперь представим, читатель, на месте «Пояса и пути» американский проект «окольцовывания» России с юга, окружения нас «лимитрофами» в рамках логики, знакомой нам по многочисленным «оранжевым» событиям в западных республиках бывшего СССР — от Белоруссии до Украины и Молдавии. Представили? И как? Получается, что именно российско-китайское партнерство эту угрозу от нас отвело, и это означает, что стратегический альянс Москвы и Пекина уже сегодня начинает «делать» большую и очень большую геополитику в интересах как наших двух, так и абсолютного большинства евразийских народов. Как говорится, что и требовалось доказать.