Опыт истории: что заставило СССР ввести войска в Афганистан?
Бегство американцев из Афганистана стало главным политическим событием лета 2021 года. Чем отличается этот стремительный уход от вывода советских войск из Афганистана в 1989 году и что заставило СССР ввести войска в эту страну, вспоминает в журнале «Профиль» Алексей Куприянов.
Волна образов, обрушившаяся на зрителей и читателей со страниц печатных СМИ и телеэкранов, потрясает своей масштабностью: люди, падающие с шасси взлетающих самолетов; беспомощно бьющееся в полете об обшивку тело беженца, привязавшего себя к крылу; брошенный на ВПП в пластиковом корыте ребенок; обезумевшая от страха толпа, рвущаяся к самолетам, и американские солдаты, сдерживающие ее под угрозой применения оружия. За этим хаосом как-то подзабылось, что ввод американских войск в Афганистан был не менее медийным: массированные удары сверхточными боеприпасами, действия спецназа ЦРУ, высадка рейнджеров и морпехов, падение Кандагара и зачистка укрепленного района Тора-Бора. Журнал «Тайм» тогда вышел с обложкой «Последние дни «Талибана» (организация запрещена в РФ) — и, как выяснилось спустя 20 лет, несколько поспешил.
Отечественный читатель, естественно, сравнивает американскую эвакуацию с выводом советских войск в 1989 году, проведенным в порядке, близком к образцовому. Он тоже широко освещался в СМИ, в отличие от ввода ограниченного контингента. Долгое время подготовка и первые операции афганской войны были засекречены, что породило в обществе множество мифов. И если часть из них уже развеяна, благо история штурма дворца Амина известна чуть ли не по минутам, то другие популярны до сих пор.
Прогрессивные эмиры и короли
Отношения между Советским Союзом и Кабулом с самого начала были довольно теплыми. Если в XIX веке и в первые годы XX века Афганистан исправно играл назначенную ему британцами роль буфера между двумя империями, то потом ситуация изменилась коренным образом. В России в 1917-м произошли две революции, и советское правительство объявило об отказе от имперской политики, предложив в то же время народам Востока заманчивую идею освобождения от колониального господства. В Афганистане же осторожный эмир Хабибулла, предпочитавший не ссориться с Британией, в феврале 1919 года погиб на охоте при таинственных обстоятельствах, и к власти пришел его сын Аманулла, стремившийся к полной независимости от Англии и искавший союзников. В результате Афганистан по иронии судьбы стал первой страной, признавшей Советскую Россию: Аманулла рассчитывал получить от северных соседей оружие для войны с англичанами, а заодно вернуть себе наследственные земли — оазис Пенде, вошедший в состав Российской империи в 1885 году. Ни из первой, ни из второй затеи ничего не вышло: Пенде большевики не отдали, а к моменту прибытия в Кабул советского посольства нетерпеливый Аманулла уже развязал третью англо-афганскую войну, закончившуюся в итоге вничью.
Стратегические отношения Советской России и Афганистана это не ухудшило: уже в 1921 году был подписан договор о дружбе, и в течение следующих лет Советский Союз помогал прогрессивному Аманулле чем мог — от аэропланов для армии до денежных средств. Аманулла, в свою очередь, по мере сил пытался сдерживать активность басмачей. Когда в 1928-м в Афганистане вспыхнул мятеж племен, недовольных реформами Амануллы (он, например, даже своей жене, известной феминистке, позволял ходить без чадры и в европейском платье), СССР направил на помощь королю отряд под командой Виталия Примакова, известного командира червонного казачества. Примаков взял Мазари-Шариф, однако Аманулла внезапно отказался от борьбы и бежал из страны. Операцию пришлось свернуть.
Последующие афганские правители — Надир-шах и особенно Захир-шах — пытались лавировать сперва между членами клуба великих держав, а потом и между сверхдержавами. Так, Захир-шах в 1948 году отверг предложение США о размещении американской военной базы под Кандагаром. В 1955-м неудачей окончилась попытка Вашингтона убедить Кабул присоединиться к Багдадскому пакту, который уже подписали Британия, Турция, Пакистан, Иран и Ирак. Афганцы упорно держались за свой нейтралитет; американцы, прямолинейно мыслившие в категориях холодной войны, восприняли это как вызов и свернули все программы помощи Кабулу. Захир-шах пожал плечами и обратился к Москве. Расчет оказался верным — в том же 1955 году во время визита Никиты Хрущева и Николая Булганина в Кабул он получил льготный заем в $ 100 млн.
Народ и знамя против «красного принца»
В течение последующих десятилетий отношения СССР и Афганистана переросли в тесную дружбу. Советские специалисты строили дороги, электростанции, плотины, аэродромы, заводы, прокладывали системы ирригации. Американцы же, казалось, махнули на Афганистан рукой, смирившись с тем, что он находится в советской сфере влияния.
Проблема пришла, откуда не ждали. Активная модернизация и урбанизация Афганистана вкупе с наличием щедрого и преуспевающего северного соседа привели к тому, что все больше образованной молодежи начинало интересоваться коммунистическими идеями. На волне этих настроений была создана Народно-демократическая партия Афганистана (НДПА), вскоре расколовшаяся на две фракции. Во главе фракции «Хальк» («Народ») стоял Нур Мухаммед Тараки; она была в основном пуштунской, состояла из бедных крестьян и выступала за быстрый и решительный переход к социализму. «Парчам» («Знамя») во главе с Бабраком Кармалем объединяла образованных и преуспевающих городских жителей (главным образом таджиков) и полагала, что с переходом к социализму можно повременить, сосредоточившись на национально-освободительном движении и борьбе с империализмом. На Старой площади эти процессы вызвали неоднозначную реакцию: в то время как часть советского руководства считала, что от добра добра не ищут и лучше поддерживать дружественного короля, чем пылких реформаторов, другая часть делала ставку на НДПА (главным образом на халькистов). Тараки казался советским руководителям более близким, понятным и заведомо более лояльным.
Тем временем в Афганистане в ночь с 16 на 17 июля 1973-го произошел военный переворот, организованный бывшим премьером и двоюродным братом короля Мухаммедом Даудом — «красным принцем», еще одним большим другом Советского Союза, пользовавшимся огромным влиянием в армии. Дауд провозгласил республику и подтвердил, что Афганистан будет и дальше придерживаться политики нейтралитета. В основу дальнейшего развития страны он положил «народную теорию революции» — гремучую смесь социализма, патернализма, пуштунской исключительности, антиколониализма и национализма. Вскоре программа дополнилась и антикоммунизмом: Дауд, который начал со сближения с НДПА и просоветски настроенными офицерами, быстро сменил курс, создал собственную Национально-революционную партию, установил диктатуру и развернул репрессии против политических противников, с одинаковым размахом преследуя просоветских коммунистов, проамериканских либералов и консерваторов из движения «Мусульманская молодежь».
При этом во внешней политике режим Дауда все больше разворачивался в сторону Ирана, Египта, Саудовской Аравии и Турции. По сути, это означало опосредованное сближение с США. Когда Леонид Брежнев заявил, что СССР неодобрительно относится к присутствию военных экспертов из стран НАТО на севере Афганистана, Дауд запальчиво ответил, что Афганистан — свободная страна и он не позволит Москве диктовать, как ему управлять государством.
Стоят в ожидании наши полки
В ночь на 26 апреля 1978 года тайная полиция Дауда по обвинению в организации массовых беспорядков отправила в тюрьму всю верхушку НДПА, включая Кармаля, Тараки и членов ЦК, в том числе перспективного Хафизуллу Амина. Целые сутки Дауд считал, что ему удалось обезглавить левое движение. Но в 10 часов утра 27 апреля жители Кабула услышали лязг танковых гусениц, рев самолетов и выстрелы: началась Апрельская, или Саурская революция.
Она оказалась полной неожиданностью не только для Дауда, но и для советского посольства и разведывательных резидентур. НДПА, не поставив в известность Москву, которая могла воспрепятствовать ее планам, загодя подготовилась к перевороту, и во время ареста Амин ухитрился через сына передать приказ о начале восстания. После недолгих, но ожесточенных боев сопротивление верных диктатору частей было сломлено, Дауд и его семья убиты. Выпущенные из тюрьмы Кармаль, Тараки и Амин провозгласили образование Демократической Республики Афганистан. СССР неожиданно получил на своей южной границе страну, чье руководство горело желанием строить коммунизм с афганской спецификой, первым делом приказав всем мужчинам брить бороды, запретив принудительные браки, разрешив женщинам не носить паранджу и развернув кампанию по ликвидации религиозных пережитков. Крестьянам раздали землю, декретом простили все недоимки. Началась массовая ликвидация неграмотности. Столь радикальные реформы встретили сопротивление в среде консервативного крестьянства. Эти настроения использовали в своих целях бежавшие в свое время в Пакистан члены правой оппозиции, которые при поддержке пакистанской разведки стали возвращаться в Афганистан как «передовой отряд джихада». Преобразования начали пробуксовывать.
В то же время в руководстве НДПА началась лихорадочная борьба за власть: революция немедленно принялась пожирать своих детей. Тараки, ставший главой государства, развернул кампанию массовых репрессий: видные парчамисты, включая бывшего первого вице-премьера Кармаля и тогдашнего секретаря Кабульского горкома Наджибуллу, отправляются подальше от Афганистана — за границу на дипломатическую работу, а их сторонники массово арестовываются по подозрению в организации заговора.
Все это беспокоило Москву. Сразу после революции Международный отдел ЦК приложил немало усилий, чтобы примирить халькистов и парчамистов, но предотвратить раскол советские товарищи не сумели. Попытки остановить разгром «Парчама» окончились ничем: в Москве убедились, что Тараки и Кармаль настолько люто ненавидят друг друга, что вместе руководить страной не смогут. С победой Тараки СССР смирился, сочтя, что лучше один авторитарный, но лояльный руководитель, чем постоянная грызня в правительстве. Главный партийный идеолог Михаил Суслов заявил, что цель Москвы отныне — «превратить Афганистан во вторую Монголию». Во время визита Тараки в СССР в декабре 1978-го был подписан договор о дружбе и сотрудничестве, 4-я статья которого предусматривала ввод советских войск в случае угрозы завоеваниям Саурской революции.
Вскоре вопрос о применении этой статьи встал во весь рост. Советскому Союзу приходилось посылать в Афганистан все больше военных советников для помощи афганской армии в борьбе с набирающими силу моджахедами, которым поставляли оружие пакистанская разведка и ЦРУ. Один за другим вспыхивали антиправительственные мятежи — в Гардезе, Герате, Джелалабаде, гибли советские офицеры. Афганское руководство буквально бомбардировало Москву требованиями ввести войска, но Политбюро отказывалось дать добро на масштабную интервенцию, призывая Кабул навести порядок своими силами. Единственное, на что согласилась Старая площадь, — перебросить в Баграм батальон ВДВ, переодетый в афганскую форму, и отправить в Кабул несколько групп КГБ. Медленно, очень медленно, благодаря постоянным просьбам Тараки, Амина и их соратников, а также все новым мятежам, подрывавшим власть НДПА (к октябрю 1979 года официальный Кабул контролировал не более 20% территории страны), Москва меняла свое отношение к происходящему в Афганистане. Если еще в марте все Политбюро было против ввода войск, то уже в августе глава ПГУ Владимир Крючков вернул своему заместителю Якову Медянику записку о нецелесообразности интервенции со словами:
«С таким заключением я на Старую площадь не пойду, меня там просто не поймут».
В безвестном декабрьском первом бою
Утром 10 октября агентство «Бахтар» сообщило: Тараки скончался накануне «в результате серьезного заболевания». На самом деле бывшего афганского лидера задушили подушками сотрудники охраны его ближайшего сподвижника Хафизуллы Амина, который сыграл на опережение, — Тараки, поняв, что его помощник планирует переворот, намеревался отстранить его от власти. Амин успел первым, и у Афганистана появился новый лидер.
Для Москвы это стало шоком: Тараки был другом Брежнева, и его лично знали многие советские руководители. Хотя посол СССР в Афганистане Александр Пузанов и военные советники в один голос утверждали, что на Амина можно положиться, на Старой площади им не верили — то, что прощалось старому другу Тараки, нельзя было простить выскочке и убийце Амину. Ко всему прочему Брежнев буквально накануне обещал Тараки защиту и, разумеется, воспринял произошедшее как вызов.
В советском руководстве постепенно сформировалось убеждение, что Амин, закончивший магистратуру Колумбийского университета и неоднократно посещавший США, планирует переориентировать Афганистан, выведя его из советской сферы влияния, а свержение Дауда было частью этого плана. Сложно сказать, насколько эта версия правдива, никаких доказательств этого до сих пор не найдено. Но она соответствовала тогдашним умонастроениям на Старой площади. На заседании Политбюро 30 ноября принимается роковое постановление по Афганистану. В нем говорилось, что Амин готов пойти на изменение политической ориентации, что есть сигналы о налаживании контактов с моджахедами, что афганское руководство все больше поощряет антисоветские настроения. Советское руководство твердо решило: Амин должен быть отстранен от власти и заменен лояльным Бабраком Кармалем.
Маховик событий, запущенный 30 ноября, закрутился, и все попытки его остановить, предпринимавшиеся отдельными членами советского руководства (в частности, начальником Генштаба маршалом Николаем Огарковым и главнокомандующим Сухопутными войсками генералом армии Иваном Павловским), окончились неудачей. 12 декабря Политбюро официально приняло решение одобрить очередную просьбу Хафизуллы Амина и ввести войска в Афганистан. В Кабуле царило ликование: Амин был уверен, что шурави помогут ему удержаться у власти. 25 декабря в 15.00 по Москве подразделения 40-й армии пересекли границу. Советский Союз вступил в афганскую войну.