Перед последним звонком

О предстоящих премьерах в будущем театре военных действий в Средней Азии Гражданская война в Йемене, вмешательство в ее ход Саудовской Аравии, вызвавшее обострение отношений с Ираном, а также захват Исламским государством (ИГ) иракского Рамади и сирийской Пальмиры (хотя с военной точки зрения падение Идлиба поставило Башара Асада в более сложное положение) спровоцировали информационный шквал в международных СМИ. В случае ИГ это демонстрирует правильность тактики джихадистов, заинтересованных не только в достижении успеха «на земле», но и в широком освещении своих успехов – особенно в официальном информационном пространстве, что привлекает к ним симпатии сторонников и обеспечивает приток боевиков и финансов извне. Не оспаривая важность для международной политики событий в Ираке, Сирии и Йемене, отметим, что проблемы Ближнего и Среднего Востока (БСВ) отнюдь не ограничиваются ими. Причем в данном случае речь не об африканской периферии БСВ, но о Центрально-Азиатском регионе (ЦАР). Описанные события отвлекли внимание прессы, политиков и экспертов от ситуации на севере Афганистана, с точки зрения российских интересов значительно более важной. В том числе потому, что как бы ни складывалась ситуация в Леванте, Двуречье или на Аравийском полуострове, от России она зависит куда меньше, чем от Ирана, Турции, Египта или Саудовской Аравии и Катара. Да и Россия с угрозами из стран арабского мира в настоящее время сталкивается много реже, чем Западная Европа с ее многомиллионной радикальной исламской диаспорой. В то же время в случае дестабилизации Центральной Азии или отдельных составляющих ее государств поддержку им придется оказывать Москве. В том числе потому, что падение правящих в регионе режимов для России является куда более серьезной угрозой, чем для того же Китая. Интерес КНР к странам, о которых идет речь, ограничен поставками энергоносителей, участием в стратегических инфраструктурных проектах и другими экономическими вопросами. Россия, даже если забыть о русскоязычном населении, доля которого и абсолютная численность в ЦАР неуклонно снижаются, и миллионах работающих на ее территории мигрантов из Средней Азии (динамично развивающийся Казахстан в данном случае является исключением), не может себе позволить не замечать деградации или развала региона под ударами извне или изнутри. Как не может этого не замечать на Украине. Любая нестабильность того уровня, который был спровоцирован в арабском мире в 2000-х годах Соединенными Штатами, а в 2010-х Катаром, Саудовской Аравией и Турцией при поддержке стран западного блока, включая те же США, для Москвы неприемлема. В том числе потому, что Россия в отличие от США или ЕС граничит с регионом непосредственно и все, что в нем происходит, на нее влияет. Опора руководства государств Центральной Азии на американцев, составляющая на протяжении постсоветского периода основу антироссийской риторики региональных элит, опасающихся присутствия «потенциального преемника СССР», как показывает опыт Ирака и Афганистана, малопродуктивна. В любом случае американская помощь будет ограничена консультациями, финансовым снабжением своих представителей, а также в меньшей степени программ обеспечения безопасности и переподготовки военнослужащих, эффективность которых прямо пропорциональна скорости, с которой эти средства расхищаются. Что касается поставок вооружений, после того как Россия закрыла транзит военных грузов США из Афганистана, они могут быть организованы в значительном объеме. Вопрос, насколько передаваемые местным армиям вооружения и военная техника будут ими освоены и не попадут ли они в конечном итоге в руки исламистов, как это произошло в Ираке – в Мосуле и Рамади. Отдельная тема – переход в ряды вооруженной оппозиции военных, подготовленных западными инструкторами, что в Афганистане является нормой. Хорошей новостью для лидеров Средней Азии (в первую очередь Туркменистана как потенциального поставщика природного газа на европейские рынки, вокруг чего строятся многочисленные проекты ЕС) является демонстрируемая США и Евросоюзом готовность закрыть глаза на нарушения прав человека. Вспоминать о них принято в отношении стран, на которые необходимо оказать давление, в качестве его обоснования перед собственной общественностью, как это было в 2005 году в Узбекистане после подавления президентом И. Каримовым в Фергане исламистского мятежа, поддержанного извне. Правозащитники вряд ли смогут изменить ситуацию – им предстоит на собственном опыте понять разницу между словами и делами западных лидеров, когда на повестке дня стоят интересы их государств. Что до России и Китая, ни Москва, ни Пекин традиционно не используют вопросы правозащиты для оказания давления на государства ЦАР. Вопрос же о том, могла ли Россия в 90-х и 2000-х годах поддержать русскоязычное население региона либо ее вмешательство не принесло бы никакого результата, в настоящее время относится исключительно к сфере риторики. Дорожки протоптаны Переходя к конкретике, отметим, что, похоже, наступает следующая фаза развития ситуации в Афганистане в контексте его отношений с Туркменистаном и возможности строительства газопровода ТАПИ (Туркменистан – Афганистан – Пакистан – Индия). Если ранее афганские талибы (точнее – исламисты разного этнического происхождения, которых так называют местные жители) вели боевые действия по захвату опорных пунктов и территорий вдоль границы с Туркменистаном и Таджикистаном, то в настоящее время они действуют по направлению север – юг, от Герата к Кандагару. Это совпадает с наиболее вероятным маршрутом трассы ТАПИ в Афганистане (Герат – Кандагар – граница с Пакистаном в районе Кветты) и шоссе А1 (Герат – Кандагар – Кабул). С осени 2014 года нельзя было без сопровождения полиции или частных охранников и/или разрешения талибов проехать сравнительно спокойно от Герата до Кандагара. По данным Н. А. Мендковича, эксперта Центра изучения современного Афганистана (ЦИСА), начало года в стране было отмечено резким ростом напряженности. В мае руководство афганского МВД сообщило, что только за первые четыре месяца армия и полиция потеряли 4950 человек убитыми и ранеными (соответствующие потери за тот же период 2014-го составили 2900 человек). Потери были связаны в основном с боями в провинциях Бадахшан, Кундуз, Фарах, Кунар и Фарьяб. Самая тяжелая ситуация в апреле сложилась в Кундузе, где талибы блокировали города, заняли большую часть сел и в итоге захватили две трети территории провинции (число беженцев превысило 10 000 семей). Причем в 2014-м проблемы в борьбе с терроризмом объяснялись кризисом легитимности власти и уходом иностранных войск из Афганистана. Однако этот кризис был преодолен уже осенью после инаугурации президента Ашрафа Гани. Уровень же участия западных военных в конфликте не снижается примерно два года. Одна из причин обострения обстановки – рост числа боевиков. В 2014 году власти Пакистана начали кампанию по выдавливанию вооруженной оппозиции из страны, что вызвало миграцию боевиков «Талибана» и террористических организаций из ЦАР на север. Талибы сохранили эти резервы и использовали их. Их достижением можно считать блокирование попыток ИГ оттянуть на себя часть ресурсов «Талибана». На сторону ИГ переходят в основном полевые командиры, не входившие в афганский «Талибан» или скомпрометировавшие себя и отстраненные от командования. Успехом талибов стал рост логистических и организационных возможностей. Они в течение прошлой осени обеспечили себя транспортом, горючим и средствами связи, а также смогли перебросить на север и укрыть в регионе до начала весеннего наступления тысячи боевиков. К их проблемам относится неспособность к захвату крупных населенных пунктов и штурму укрепленных позиций, что проявилось в ходе Кундузской операции. Используемая ими тактика сводится к разгрому блокпостов и блокированию автомобильных дорог. Ответить нечем Что касается ИГ, к весне этого года афганское крыло организации («Халифат Хорасан»), действовавшее в Пакистане, проникло на север Афганистана. Отряды ИГ были замечены в Тургунде, Шинданде и Ислам-Кале, действуя независимо от талибов. Представители ИГ заявили об открытии тренировочного лагеря в провинции Логар. Боевики организации – преимущественно выходцы из стран бывшего СССР, ранее воевавшие в Ираке и Сирии. В Афганистане они значительно уступают талибам в числе. Численность талибов и их союзников в северных провинциях страны может быть оценена в 5000–10000 человек. Боевиков ИГ – до 2000. Большая часть проблем силовиков Афганистана связана с отсутствием их оперативной реакции на действия радикальных исламистов. Зачастую атакуемые талибами блокпосты даже не могут вызвать подкрепления. Иногда это объясняется отсутствием радиосвязи и нераспорядительностью местного командования, чаще – проблемами матчасти, в том числе дефицитом горюче-смазочных материалов, которые поставляются в Мазари-Шариф и Хайратон, но их приобретение и вывоз не осуществляются или они не доставляются в войска. Ключевая причина – массовое хищение топлива афганскими военными и американскими подрядчиками. Расследование афганского сената зафиксировало в Бадахшане хищения оружия, боеприпасов и техники, продававшихся боевикам. На рубеже 2014–2015 годов воровству способствовала затянувшаяся смена руководства силовых министерств. Проблемой является и неэффективная работа полиции и Управления национальной безопасности Афганистана, которым не удалось в 2014-м отследить переброску боевиков на север. Население этого региона сталкивается с незаконными поборами и репрессиями «сил самообороны». Иногда их отряды предпочитают не воевать с талибами, откупаясь от них за счет местных жителей. В ряде случаев узбекские и таджикские отряды самообороны на севере Афганистана притесняли живущих там пуштунов, что укрепило позиции талибов в местах компактного проживания пуштунских племен. Среди прочих проблем отмечаются нехватка вертолетов, дефицит офицерского и сержантского состава, наличие в армии «мертвых душ». Ее боевой дух невысок. В то же время армия Афганистана способна удерживать ключевые населенные пункты до подхода основных сил и рассеивает отряды боевиков в наступлении, поддерживая уровень потерь на уровне 1:2 или 1:3. Проблемой остается поддержка полиции, которая из-за малой подвижности армии часто оказывается один на один с боевиками. Можно обозначить как маршрут прохождения боевиков на север трассу, идущую от небольших пакистанских портов на юге страны через ее территорию в Афганистан. До этого самый значимый маршрут проходил через район Кундуза, откуда до настоящего времени идет пополнение боевиками исламистских формирований, ведущих военные действия на севере Афганистана. В один из критических моментов рейд боевиков из Кундуза через Балх в Бадгис помог им захватить всю долину Мургаба на афганской территории. Был это рейд крупного подразделения или боевики просочились малыми группами, что до сих пор дискутируется, в настоящий момент не столь важно. В любом случае они продемонстрировали, что могут оперативно перебрасывать из района в район крупные группы – от 50 до 500 человек и более. Именно такие силы атаковали правительственные войска и полицию во время боевых действий в Бадгисе. Население, говоря о боевиках «с юга», «иностранцах», подразумевает не столько их этническое происхождение или конкретный регион, сколько южный маршрут, по которому они проникают на афганский север. Обращает на себя внимание большая и растущая доля среди боевиков, воюющих на севере Афганистана, выходцев из бывшего СССР, в том числе узбеков и туркменов. Удар по газу, удар по воде В настоящее время исламисты накапливают силы для удара по Туркменистану по двум направлениям. Первое – со стороны долины Мургаба, что угрожает месторождению Галкыныш (Южный Иолотань). Второе – со стороны долины Амударьи, что представляет угрозу всей газовой инфраструктуре Туркменистана, обеспечивающей поставки газа в Китай, «базовому» месторождению Багтырьялык на левобережье Амударьи и переходам через эту реку. «Заказчика» достаточно легко будет вычислить по результатам. Если цель атаки блокировать попадание туркменского газа на мировые рынки – под подозрением окажется Катар. Если разворот поставок природного газа на Европу – Турция. Пока просматривается сценарий, который не предусматривает массового вторжения в Туркменистан, – слишком неустойчива ситуация в гипотетическом «тылу» на территории Афганистана. Официальные власти страны не оставляют попыток отбить у боевиков захваченные ими ранее районы. В прямой видимости туркменских пограничников на территории Афганистана идут бои (в том числе в районе Бола-Мургаба и его окрестностей), хотя талибы (или те, кого так называют местные жители) прочно удерживают эти территории. Вероятно, ими будет блокирована трасса ТАПИ. Что касается территории Туркменистана, по всей видимости, ей будут угрожать рейды в глубину, без захвата там плацдармов. Свою роль эти рейды могут сыграть, «распугав» зарубежные фирмы, производящие все сервисные работы по освоению и подготовке к эксплуатации газовых месторождений. Это как минимум надолго остановит работы, если вообще не похоронит месторождения в качестве ресурсной базы для трубопроводов ТАПИ, ТУКК (Туркменистан – Узбекистан – Казахстан – Китай) и Транскаспий (через туркменский «Восток-Запад»). В то же время в Туркменистане рельеф приграничной полосы даст талибам свободу маневра, если им удастся проникнуть в глубь территории страны. Особенно опасны рейды мелкими группами на джипах, по ливийскому сценарию. Остановить их можно только массовым использованием вертолетов, что для Туркменистана нереально. Упомянутые атаки, направленные на промышленные объекты Марыйского велаята, особенно на газодобывающие комплексы Довлетабад (близ Серахса) и Галкыныш, а также возможный прорыв через восточную часть велаята на территорию Узбекистана могут быть поддержаны местными экстремистами. Об этом говорит раскрытие этой весной в Серахсе связанной с Афганистаном группировки, занимавшейся наркоторговлей. Не исключено, что криминальная структура была связана с исламистами, в том числе с талибами. Еще одна стратегическая угроза для Туркменистана – водная безопасность. Талибы контролируют Хамьяб – уезд в Джаузджане на левом берегу Амударьи, на границе с Туркменистаном. Местные жители бежали в береговые заросли – тугаи. Пересечь реку им не дают туркменские пограничники. От аула Хамьяб всего четыре километра до первого водозабора Каракумского канала и около семи километров до второго. В зоне орошения живет более половины населения Туркменистана, не менее 2,5–3 миллионов человек, большей частью в сельской местности. Часть их потребностей в воде покрывает Мургаб и более мелкие реки, но Каракумский канал прокладывали исходя из катастрофического дефицита воды в регионе. Ашхабад привязан в этой воде для коммунальных нужд. Проблемы в зоне канала означают начало деградации Мургабского оазиса через неделю, а Ашхабадского – через две. И эта возможность боевиками, контролирующими афганское левобережье Амударьи, несомненно, учитывается. Контроль над Хамьябом равнозначен возможности организации блокады (путем обстрела) Амударьи в самой ее судоходной части, что чувствительно для Туркменистана. Сооружений из железа и бетона на водозаборах нет. Каракумский канал идет самотеком почти до побережья Каспийского моря, где разбирается трубами. Головное сооружение – большой, но неглубокий арык, отводящий воду от Амударьи. Засыпать его достаточно легко, уничтожив оба водозабора, если отвлечь туркменские пограничные заставы и войска на другом направлении. Этот район – беспокойный участок туркмено-афганской границы, зона соприкосновения пустыни, реки и тугаев. Он сложен для контроля и традиционно использовался для нарушений границы. Именно здесь в последние годы часто гибли от снайперского огня с афганской территории туркменские пограничники… В ожидании новой «весны» В зоне риска находится и Таджикистан. Граница Афганистана и Узбекистана укреплена, приграничный Балх – самая стабильная провинция севера. Более вероятны вылазки боевиков на территорию, контролируемую Душанбе. Эксперты предполагают три возможных сценария: захват части Горного Бадахшана и нападение на Хорог; вторжение на территорию Хатлонской области, захват приграничных сел и рейды на Курган-Тюбе и полигон Самбули; скрытное выдвижение в Кыргызстан по маршруту Тахар – Тавильдара – Гарм, вдоль границы горных массивов Бадахшана. Среди этих направлений наиболее опасным является Горный Бадахшан, контроль силовых структур над которым ослаблен. Большую роль в регионе играют местные ОПГ, занимающиеся контрабандой и поддерживающие связи с вооруженными группировками в Афганистане. Существует риск инфильтрации боевиков из Афганистана, которых криминальные элиты региона могут использовать в противостоянии с Душанбе. В перспективе в Хороге может быть повторен «ферганский сценарий» с провоцированием массовых выступлений против власти (уровень жизни в Горном Бадахшане очень низок) и созданием неподконтрольной властям «исламской республики». В этой связи обращает на себя внимание создание в афганском Бадахшане «таджикской» группировки «Ансар уль-Уллох». Появление ее боевиков отмечено в уездах Джурм, Ишкашим и Вардудж. Похоже, на границе Афганистана с Туркменистаном и Таджикистаном может вот-вот прозвучать «последний звонок» перед началом «центральноазиатской весны». Готовы ли к этому испытанию правящие элиты региона, сказать трудно. По крайней мере они знают, что может произойти. Смогут они найти опору в России, справятся сами (во что автор не верит) или удержатся при поддержке Соединенных Штатов (во что он верит еще меньше) – вопрос. Впрочем, ответ на него мы увидим достаточно скоро...