Колбаса Мединского: "любительская" Россия vs. "профессиональная"

В случае с докторской диссертацией Мединского на поле брани (другие слова подобрать трудно) столкнулись две России - профессиональная и любительская. Любительская очень любит пожить за счет профессиональной, которую очень не любит. Это - главное противостояние на отечественной политической арене, которая все больше напоминает цирковую. Но как-то не очень убедительно домашние стены помогают хозяевам - "любителям"... Поясню, хотя, вроде бы, очевидно: "профессионалы" - это не "креативный класс", не "либералы", не растратчики бюджетных средств на собственные прихоти, а те, кто честно и квалифицированно защищает национальные интересы своей страны, совпадающие с общечеловеческими, т.е., прежде всего интересы людей, на вверенном им участке дела. Меря все исключительно мерой дела, которое ради людей делается.Полностью разделяю то видение ситуации, которое представил в своем интервью мой коллега-смежник по РГГУ историк Константин Ерусалимский порталу "Историческая экспертиза".Владимир КудрявцевКонстантин Ерусалимский: "Такого историка, как Владимир Мединский, нет"— Давайте поговорим о вопросах не столько истории, сколько идеологии, я имею в виду тему Мединского. Вы человек смелый, что в нашей среде, к сожалению, очень редко случается, и Вы скрупулезно относитесь к работе историка — я думаю, это еще одна из причин, что вы возмутились его «диссертацией». Расскажите, пожалуйста, почему вы решили участвовать в подаче заявления в ВАК о лишении Мединского докторской степени? — Дело не в том, что я скрупулезно отношусь к истории. Просто я считаю себя частью сообщества. Я участник этой большой игры и стараюсь следовать ее правилам. И если я что-то в этих правилах вижу ошибочным, то стараюсь обсуждать это с коллегами. Уже с этой точки зрения всё происходящее с диссертацией Владимира Ростиславовича Мединского вызывает недоумение. Потому что эта диссертация диссертацией, строго говоря, не является. Это не академический продукт вообще.Чтобы ответить, какой это продукт, нужно вспомнить предысторию. У Мединского были причины для срочного получения докторской степени по историческим наукам. Этот человек, о чем обычно не говорят, даже когда защищают Мединского или его диссертацию, вообще никак сообществу неизвестен. До момента защиты диссертации о таком специалисте по зарубежным источникам, характеризующим Россию, как Мединский, не знал никто. Никто не видел его работающим в архиве. На выдаче в Российском государственном архиве древних актов никто не знает, как и когда работал Мединский с документами. Работал ли он там вообще? Карточка читателя на него отсутствует, и ее в архиве не было, хотя ссылки на источники из РГАДА в диссертации есть. В одном из интервью Владимир Мединский сказал, что в работе с источниками ему помогали друзья. Кто эти друзья и как именно помогали? Он обязан был сказать в диссертации о такой помощи, иначе возникает ряд новых вопросов.Мне кажется, выстраивая прагматику, в которой защищалась диссертация Мединского, нужно учитывать два полюса: с одной стороны, что нет вообще такого специалиста-историка, как Мединский, и, с другой стороны, как прозвучало в высказываниях самого Мединского, ему помогали какие-то его друзья-историки. В чем именно они ему помогали, это уже второй вопрос. Показать / Скрыть текстКроме того, то, что написано в качестве этой диссертации, уже с самого начала, в 2011–2012 гг., вызывало бурю негодования. То есть ошибкой является распространенное в СМИ мнение, что сейчас «неожиданно», «вдруг» стали нападать на министра. Это несправедливо в первую очередь по отношению к специалистам, которых никто не читает и не слушает. Несправедливо и досадно. Потому что люди, которые знают, сколько раз была замужем Алла Пугачева или как в носу поковырялся президент, не могут ответить на вопросы, которые легко можно снять, обратившись к источникам. Почему же нельзя проверить, что говорилось по поводу диссертации Мединского еще в момент ее научного обсуждения и защиты? Если бы это сделали, то можно было бы увидеть, что против этой диссертации выступали ведущие специалисты по запискам иностранцев о России XV–XVII вв., которые якобы Владимир Мединский изучал. Выступали против Владислав Дмитриевич Назаров, Анна Леонидовна Хорошкевич, Алексей Николаевич Лобин, Виталий Викторович Пенской. На первые критические отзывы мы ссылаемся в своем заявлении. Это были статьи и выступления еще того времени, когда диссертация проходила обсуждение, когда она выдвигалась на защиту, когда она была защищена и неожиданно утверждена в ВАКе.Правда, неожиданным это было лишь для людей, не знающих, что такое ВАК в 2011–2012 гг. Здесь возникает третий аспект, связанный как раз с ВАК. Высшая аттестационная комиссия в то время была, по сути дела, одним из учреждений, которое на тот момент было захвачено и контролировалось в своей гуманитарной части людьми очень сомнительного плана. Которые, конечно, сейчас уже вызывают совсем другие эмоции.Расследования, выявившие целый ряд преступлений в диссертационных советах, при утверждении диссертаций, на всем пути от создания диссертаций до утверждения в ВАКе, привели после этого к проверкам и даже закрытиям части диссертационных советов.Но почему-то эти истории не вспоминаются как часть эпопеи с диссертацией Мединского. А их надо вспомнить. Потому что есть прямая связь между тем, что творилось в руководстве ВАК, частично отстраненном тогда, частично прямо накануне заседания Президиума ВАК 20 октября 2017 г. Эти люди как раз и контролировали процесс обсуждения. По большому, счету они дискредитировали и дискредитируют академическую науку.Диссертация Мединского была защищена в РГСУ, по сути дела, на совершенно незаконных основаниях, потому что и оппоненты были назначенцами, все критические отзывы были проигнорированы и формальные нарушения процедуры были грубейшие. Недавно, уже перед обсуждением в Президиуме ВАК, у экспертов возникли даже обоснованные подозрения, что сама церемония защиты была каким-то образом форсирована, а диссертация была утверждена в ВАКе «задним числом».В качестве примера нарушений можно рассмотреть автореферат. Сейчас часто люди, не понимающие, в чем функция автореферата, обсуждают его как малозначительное дополнение к тексту диссертации. И проявляют при этом непонимание неспроста, поскольку опять же отношение к академической работе с советских времен перенеслось уже на постсоветское академическое сообщество. Кому-то, может быть, до сих пор кажется, что автореферат, т. е. формальная часть диссертации — это только общие слова. В советское время эти слова действительно были или могли быть чистой формальностью. Их нужно было, эти формальности, исполнить, и после этого можно было говорить всё, что угодно. Надо было процитировать классиков, сослаться на постановления партии и правительства, сделать какие-то общие ссылки, покритиковать каких-то буржуазных фальсификаторов и сказать еще целый ряд дежурных фраз, их нужно было в правильном порядке расставить и переходить к делу. Сейчас всё это не так. И те люди, которые говорят о формальной части диссертации Мединского как о пустой формальности, свидетельствуют просто о своей некомпетентности.Если человек говорит, что «автореферат может быть списан, но главное, что у него там есть своя работа», то это пример того, как человек не понимает, что такое академическая наука, что значит правильно сформулировать гипотезу, правильно понять, в чем цель и задача диссертации, что сделали предшественники, а что предстоит сделать. Объяснить всё это, а также в чем актуальность работы, каким образом гипотеза может быть подтверждена или не подтверждена в источниках, на которые ссылается диссертант, — это ключевая задача, которая отображается в автореферате. Не случайно по нему диссертационный совет судит об общей компетентности, о кругозоре, о близости человека к академическому сообществу. И если этот человек не входит в академическое сообщество, то какая разница, что он написал в основном тексте диссертации?Можно вспомнить огромное количество полезных книжек, написанных хорошим, иногда и историческим языком, иногда даже и с аппаратом ссылок. Но эти книжки никто и никогда не будет рассматривать как научные, как академические. Никто и никогда их не будет рассматривать как серьезные работы, потому что графоманов вокруг огромное количество и каждому хочется что-то выразить. Это не значит, что Аттестационная комиссия должна дарить каждому степень, да еще и докторскую степень, да еще и с таким — точнее никаким — заделом, какой был у г-на Мединского.И вот здесь я делаю акцент на всем известной вещи: автореферат Мединского частично просто списан, т. е. факт плагиата в автореферате несомненен, в том числе и в постановках и формулировках. А формулировки, которые звучат в самом тексте диссертации, написаны при помощи каких-то его друзей.Еще один момент, на который не обращают внимания. Академическое сообщество состоит отчасти из экспертов, отчасти из людей, которые умеют проводить экспертизу, но экспертами по каким-то причинам быть не могут. Но все-таки эксперты есть всегда. И эти эксперты задолго, заблаговременно видят, что исследователь уже подготовлен. Для этого в автореферате есть такие вещи, как апробация, как список литературы. В этой диссертации фальсифицирован целый ряд событий как раз в этих областях.Процитировал ли кто-то из российских специалистов или зарубежных ученых хоть одну работу г-на Мединского по теме докторской? Прошла ли она хотя бы минимальную апробацию среди специалистов? Задумайтесь, как может пройти защита и утверждение диссертации, когда диссертант неизвестен никому из экспертов как специалист в защищаемой области? Причем даже не кандидатской, а именно докторской диссертации, где человек должен открыть новые горизонты, сказать новое слово, разработать принципиально новую гипотезу, сделать новый шаг в изучении своего предмета? Каков этот шаг в диссертации Владимира Ростиславовича?Человек неизвестен вообще. И он за один год якобы создает монографии, которых никто не видел. Причем теперь, уже после нашего заявления, выясняется, что в разных версиях автореферата количество этих монографий указано им по-разному. Накануне обсуждения в ВАК возник вопрос: какая из версий автореферата является подлинной? Это не удается выяснить вплоть до проведения заседания Президиума ВАК. Это тоже показательно.Ну и, конечно, что представляет список публикаций диссертанта? Это вопрос неотъемлемый для понимания, состоявшийся это ученый или несостоявшийся.Я вот уже несколько лет состою членом диссертационного совета, вижу, как проходят заседания. Защиты диссертаций всегда сопряжены с очень тяжелыми испытаниями для диссертанта и совета.Для любого диссертационного совета важно, насколько соответствуют публикации апробация, т. е. выступления в тех или иных научных конференциях, семинарах и т. д., тому, что подлежит защите. Мне приходилось быть и свидетелем того, как диссертация отклоняется, причем как раз за то, что недостает рейтинговых публикаций. Тем более, был один случай на моей памяти, когда в автореферате были указаны неточно две публикации, которые рейтинговыми не являлись. Это послужило одним из принципиальных оснований для того, чтобы прямо во время церемонии по защите докторской диссертации проголосовать против — и защита была забаллотирована.Коллега выполняет, представим себе, не один год и старательно, свою работу, но не в силах набрать достаточное количество рейтинговых публикаций, форсирует этот момент и неверно указывает ряд публикаций, которые на самом деле рейтинговыми на момент публикации не являлись. Этого достаточно, чтобы возник очень важный аргумент в пользу того, чтобы отклонить диссертацию. И опротестовать изысканную степень с такими недочетами можно даже после успешной защиты и утверждения в ВАКе! Тревоги Мединского из-за состояния автореферата уже после заседания Экспертного совета, думаю, говорят о том, что г-н министр стремился окольными путями перенаправить внимание Президиума ВАК и лишить оснований ряд необратимых для диссертации замечаний, сделанных год назад нами в заявлении и дополненных экспертами — коллегами из Высшей аттестационной комиссии.По результатам скандала хотелось бы сказать еще раз о статусе экспертов. Коллеги и журналисты, и даже широкая общественность не доверяют почему-то экспертам. У меня это вызывает странное чувство. Дело в том, что собственно диссертация — это технически не очень значимый для широкой общественности продукт интеллектуального творчества, который может быть оспорен, может быть опровергнут и отвергнут сообществом. Но, видимо, по какой-то традиции российского правосудия или правового сознания, или, может быть, в силу, вот, сложившихся политических особенностей этого дела, к диссертации Мединского относятся не так, как к любой другой диссертации. Что в ней такого? Я вот, не понимаю по-человечески, почему диссертация, написанная некачественно, не отвечающая никаким требованиям, предъявляемым к докторским диссертациям, несомненно, вызвавшая отторжение, недовольство, несогласие и просто резкие отповеди, даже не критику, а отповеди со стороны специалистов, — почему эта диссертация должна обсуждаться, как некий неприступный бастион? Что это за линия фронта, и кто и что именно защищает? Есть ли у кого-то статистика, сколько диссертаций не принимается на стадии предзащиты, на самих защитах, сколько диссертаций вызывают критику и отклоняются в Высшей аттестационной комиссии?Часто работы бывают чем-то интересны. И, если кому-то чем-то интересна диссертация Владимира Мединского… я не понимаю эту позицию сразу с двух точек зрения. Во-первых, почему бы не довериться экспертам, даже если и признать при этом свою ошибку? Это было бы красиво и для диссертанта, к нему не осталось бы претензий этического плана. Опять же, срывы случаются у всех, бывают ошибки и размером с диссертацию, и больше. А во-вторых, а что здесь такого, что же здесь, условно говоря, будет страшного, если эта диссертация будет отклонена, и если она не пройдет по формальным критериям или по каким-то еще?Почему я это говорю? Здесь нет никакого подвоха. Дело в том, что часто случается, что диссертация, не прошедшая по каким-то, особенно формальным, причинам на защиту, забаллотированная на самой церемонии защиты, но представляющая научную ценность, может быть переделана и направлена на защиту заново. Таких случаев немало. Я не вижу причин в этой ситуации не рассматривать такой сценарий.Никто не помешает Владимиру Мединскому прийти в профессиональное сообщество, выступить со своими докладами, выступить со статьями в рейтинговых изданиях (правда, их сейчас нужно, конечно, побольше, чем в 2011 г.). Написать действительно монографии, которых он не написал, а притворился. Или написал, но никому не показывает. И выступить дальше с тезисами, которые будут звучать новаторски и будут выдвинуты на защиту как докторские? Это абсолютно реальная перспектива для любого исследователя: если даже человек не защитился, был забаллотирован и был не утвержден Высшей аттестационной комиссией, здесь нет трагедии ни для кого, кроме — почему-то — Владимира Ростиславовича Мединского. Мы все в равных условиях, трудно всем.Здесь я перехожу к своему последнему, сугубо эмоциональному пласту рассуждений, который будет выражением гражданской позиции. Я считаю, что то, что происходило во время обсуждения — с весны 2016 г. и до наших дней, — это свидетельство глубокой политизированности и нездоровья академической науки. Это свидетельство болезни и зависимости, но это не значит, что кто-то знает рецепты излечения.Я не знаю рецептов. Просто вижу, что происходит безумие, бессмысленная ожесточенность. И противостояние, которое возникло, с академическими проблемами не связано вообще никак. Я напомню, что до нашего заявления против присуждения докторской степени Владимиру Мединскому выступали ведущие специалисты в области изучения иностранных источников. Это были специалисты по истории восточноевропейской истории, российско-европейских культурных связей, истории внешней политики, военного дела XV–XVII вв., источниковеды. Критические разборы были написаны еще до проверки этой диссертации на плагиат. До скандала, который выявил наличие просто-таки незаконных заимствований.То есть для профессионального сообщества изначально было ясно, что Владимир Мединский неакадемичен в своем обращении с источниками и чужими научными текстами. Предметом дискуссии является только объем, масштаб этой проблемы.Затем, уже после нашего заявления, высказался ряд исследователей по истории XV–XVII вв. Высказывания эти были практически не замечены. Они остались без комментариев, часто это были, условно говоря, только неслышные голоса «за» и «против».Валентин Лаврентьевич Янин, безусловный специалист в этой области, академик, профессиональный историк, подписался под обращением, в котором он в числе других академиков «Клуба 1 июля» призвал к серьезному новому рассмотрению этой диссертации на предмет ее соответствия требованиям, предъявляемым к докторской диссертации. Фамилию Валентина Янина несложно обнаружить в русскоязычных научных изданиях записок иностранцев о России XV–XVII вв. Ученый редактировал, например, «Записки о Московии» Сигизмунда Герберштейна 1988 г. и «Записки о России» Джерома Горсея в издании 1990 г.И дело не только в том, что один за другим выступили с резким отрицанием научной значимости диссертации Владимира Мединского едва ли уже не все российские специалисты, работавшие над переводом и комментированием источников, с которыми диссертанту помогали работать его «друзья». Дело в том, что и на обсуждении нашего заявления о лишении ученой степени все специалисты выразили свое негативное отношение к диссертации г-на Мединского.В Уральском федеральном университете был подготовлен проект резолюции, который не стали рассматривать по чрезвычайным обстоятельствам, обсуждать которые в УрФУ отказались. Надо было бы сказать честно и прямо, хотя в блогах эта информация звучала, и любой внимательный журналист мог бы ее увидеть и разгадать, что диссертационный совет, получивший на пересмотр дело от Высшей аттестационной комиссии, успел подготовить проект резолюции, в котором есть постановление по вопросу о соответствии диссертации квалификационным требованиям. Это постановление неизвестно по причинам, не оглашенным до сих пор. Как мы помним, уважаемые коллеги, члены диссертационного совета были нелепым образом, при явном подключении административного ресурса и по выдуманным на ходу основаниям, лишены права утвердить свою резолюцию.Вот здесь уже болезненная точка. Давайте мы выясним, что там произошло? Журналисты выяснить не захотели. Это не беда журналистики, но это все-таки уже слабое звено в цепи.Еще одно слабое звено проявилось в МГУ. Ведущие специалисты в диссертационном совете МГУ голосуют за рассмотрение материалов дела ВАК по существу. Ведущие специалисты по периоду, источникам и вопросам, обсуждаемым в диссертации Владимира Мединского! Среди них — Борис Николаевич Флоря и Антон Анатольевич Горский. Эти специалисты остаются в меньшинстве, но известно, что и передача диссертации в совет МГУ из ВАКа, и ее предварительное обсуждение в университете сопровождались таинственным исчезновением всего портфеля документов, а решение было принято в конечном счете не по диссертации, а только по вопросу о приеме ее к рассмотрению. Это была уловка, причем еще раз повторю, специалисты голосовали за предметное рассмотрение, но не были услышаны. Почему? Это уже мой вопрос к коллегам из диссертационного совета МГУ. Как же можно не прислушаться к основным экспертам по теме диссертации? Конечно, эксперты часто обсуждают то, в чем являются специалистами лишь косвенным образом, обсуждать приходится то, что нам приносят, говорить о том, чем мы занимались мало или даже научно вообще не занимались, — тем не менее, мы можем оценить по каким-то критериям, научная это работа или не научная.По большому счету в МГУ диссертация Мединского не обсуждалась. Поэтому все слова г-на Мединского о том, что он «доверяет» решению диссовета МГУ, говорят сами за себя. Обсуждения не было. Не было принято заявление о приеме диссертации на рассмотрение. Из чего не следует, что диссертация не вызвала никаких сомнений! Наоборот, ведущие специалисты диссертационного совета МГУ высказались как раз за то, чтобы эту диссертацию обсуждать! Я не знаю, что происходило на драматичном обсуждении в МГУ. На месте журналистов я бы попытался выяснить или по крайней мере не превращать это заседание в новостную строчку с сообщением о проведении обсуждения. Но это, опять же, только еще одно слабое звено в цепи.Есть и последнее звено. В Белгородском совете, где как раз было принято окончательное решение, но вновь решение принималось не по самой диссертации, а по нашему заявлению. Белгородский совет, по сути, принимал резолюцию не по диссертации Мединского, а по тому, правильно или неправильно Иван Бабицкий, Вячеслав Козляков и Константин Ерусалимский написали свое заявление с требованием лишить министра культуры ученой степени.Я так и не знаю, был ли на том заседании Виталий Пенской, написавший одним из первых отрицательную рецензию на диссертацию Мединского под говорящим названием «Без навыков историка» в 2012 г. Говорили, что был и воздержался на заключительном голосовании. Когда я узнал о результатах голосования, то испытал растерянность, — это было почти единогласное голосование за отклонение нашего заявления. Основания звучали позднее в эфире — они были абсурдны. Очевидно, что ведущим экспертом в том совете был именно Пенской, он проголосовал вполне недвусмысленно в 2012 г. своей статьей и с тех пор в неформальных ситуациях, насколько я знаю, своего мнения о Мединском и его диссертации не менял.После этого принимается решение в экспертном совете в Высшей аттестационной комиссии. Это решение небезусловно, но, опять же, ведущие специалисты при самой ВАК поддерживают заявление о лишении докторской степени. Это совершенно логичное решение. Те дополнительные наблюдения, которые сделали коллеги, у меня лично не вызывают сомнений. Качество диссертации ничтожное, ее методологические основы, умение автора оперировать источниками, владение историографией, знание простейших фактов, которые могут свидетельствовать о компетентности и эрудиции человека, весьма далеки от докторской работы. Мы в своем заявлении тоже обратили на это внимание. Всё это подвело исследователей экспертного совета Высшей аттестационной комиссии к решению рекомендовать Президиуму ВАК лишить Мединского его ученой степени.И я вот не понимаю теперь: что в публичном восприятии заставляет говорить кого-то, и из наших коллег в том числе, о политизированности наших намерений, о том, что мы псевдолибералы, либералы, враги России, не патриоты и т. д., о том, что мы фанатики. Я про себя уже слышал вот такое. Что мы стремимся затравить бедного министра. У нас одна цель в жизни, и мы вот просто не спим ночами, не едим, не пьем. Мы только мечтаем о том, чтобы Мединского лишить его докторской степени. Ничего другого в жизни больше нет. Только Мединский. Я еще раз повторяю. Те замечания, которые были сделаны в заявлении, — они открыты, каждый может к ним обратиться, каждый может прочитать наше заявление.Ни о политической роли Владимира Мединского, ни о его идеологических взглядах там ничего не сказано. О том, что это за личность, о том, что этот человек важен или не важен для современного политического истеблишмента, там ничего не сказано. Главным моим высказыванием по вопросу о научной компетентности Владимира Ростиславича Мединского я продолжаю считать свое заявление о лишении его ученой степени.Моя гражданская позиция, подчеркну, именно моя личная гражданская позиция от этого, конечно, не ослабевает. Я считаю, что человек, создавший такую масштабную махинаторскую схему и участвовавший в ней в качестве исполнителя и бенефициара, не может занимать не то что высоких государственных постов, но и вообще каких-либо публичных должностей. Это неприлично. Мое личное мнение: г-н Мединский — фигура, порочащая и дискредитирующая вообще всю российскую власть. Хотя российская власть умеет себя и другими способами дискредитировать.Личность Мединского удивительным образом сочетает в себе то, против чего я борюсь. Этот человек, какие бы взгляды он ни выражал, говорит от лица сообщества. Говорит, будучи остепененным историком, публикует массу халтуры. Там миллионные тиражи уже насчитаны. Это, конечно, вызывает возмущение, негодование. И оно распространяется не только на Мединского, но и на издательства, которые его поддерживают, и на рекламу, которая раскручивает его разными способами, и на власть, которая прикрывает его и держит до последнего.Во всех сценах, через которые прошел этот скандал с апреля 2016 г. по наши дни, эксперты всегда выступали против Мединского, а власть всегда вмешивалась и пыталась голос экспертов заглушить. Это следует напрямую из всех тех событий, о которых я только что рассказал в своем понимании.Для меня схема прозрачна: Владимир Мединский должен остаться со степенью доктора наук, чего бы это ни стоило. И это означает, что экспертам и самой академической экспертизе в России нанесен удар. Причем, удивительным образом, удар абсолютно немотивированный. Он нанесен экспертам за их экспертизу, за то, что они честно выполняют свою работу. То есть это значит, что не нужно честно выполнять свою работу! Нужно говорить то, что требуют власти. — Мединский сформулировал это четко: истина равна национальным интересам России… — Да, т. е. то, как кто-то понимает национальные интересы России, должно быть беспрекословно исполнено. И теперь возникает следующий вопрос: как после этого должна работать экспертиза? Я понимаю, конечно, что история — не строительство самолетов, не медицина, не космическая сфера, не атомная бомба. То есть это не та область, где от экспертизы зависят судьбы людей или судьбы страны. Хотя это кому-то только кажется, что слова о прошлом безжизненны, а людей прошлого нет. Кажется, что историю можно «безболезненно» под себя подмять, можно упразднить. Когда я говорю, что я могу не быть историком, я исхожу из того, что у каждого человека есть право заниматься профессией или не заниматься, оставаться в ней или нет. Здесь же профессию, по сути, отменяют исходя из национальных интересов. Но надо понимать, что «национальные интересы» — это в данном случае уловка, это субститут для гораздо более простого заказа: сохранить Мединского на его посту. — А национальные интересы будет определять Мединский… — Да. Задача этой истории не в том, чтобы утвердить одно строгое понимание национальных интересов. Вся эта конструкция, которая берет начало в автореферате Мединского, нужна только для того, чтобы заткнуть рот экспертам, заставить их подчиниться этому государственному интересу, который заключается в том, что Мединский должен остаться с докторской степенью. Видимо, от этого зависит, останется ли он на своем посту. После диссертационных скандалов в Германии, Венгрии и в других странах, да и у нас в стране, подлог аттестационной работы, нарушение академической этики и целый ряд доказанных процедурных нарушений на защите министра культуры России не может не вызывать соответствующих эмоций. Эксперт ВАКа Алексей Владимирович Чернецов высказался в том духе, что после такого скандала профессиональный историк должен был бы застрелиться. Но мы говорим не об офицерах, которые выполняют свой служебный долг. Не знаю, какой служебный долг должен быть у министра культуры, но человек, который так себя ведет во время скандала, который инициирует его, является его триггером и его мишенью даже после того, как экспертов задвинули, — такой человек, на мой взгляд, это не министр, это пугало.То, что происходит в СМИ — тоже показательно. Пост министра культуры — это лакомый кусок. Министр культуры — человек, который отвечает за целый ряд значимых для государственной идеологии направлений. Здесь должен быть контроль, должна быть строгая иерархия, понимание того, как распределять средства.Проблема в том, что те люди, которые контролируют Мединского, нуждаются именно в этой фигуре: фигуре человека, вокруг которого есть бессмысленный экспертный скандал, академически не мотивированный. Здесь на кону не академическая наука, не то, что содержится в диссертации Мединского. Возникает вопрос: кто этого человека привел на высокий пост? Может быть, этим людям как раз нужен был такой нечистоплотный ученый, человек, который в нужный момент может быть осмеян? Я не исключаю такой возможности. Если честно, я вообще не знаю, кто будет иметь больше бонусов от того скандала, который разгорелся. Когда мы с коллегами начинали готовить заявление, собрав все необходимые материалы, мы, конечно, исходили из того, что диссертация явно ненаучная. Она грубо, вероломно нарушает все академические требования, даже по состоянию на 2011 г. Мы исходили из тех оценок и претензий, которые можно предъявить к этой диссертации на момент ее защиты. Но сейчас понятно, что Мединский кому-то нужен именно в качестве мишени. Он должен просто подольше оставаться под прицелом, оттягивать на себя огонь уже давно надоевшей всем критики. Всё уже многократно доказано.И дело даже не в том, как поступят с нами, с заявителями, как расправятся с экспертами, хотя мониторинг высказываний, несомненно, ведется, и у скандала есть сугубо интегративное значение для тех, кто проходит сейчас проверку на лояльность. Конечно, в нужный момент, не сегодня, все входы и выходы будут еще раз проверены, продуманы, и все, кто сейчас заметает следы, — заметут их незаметно. Хочется верить только, что никто больше не пострадает, не скончается, вернувшись домой, как наш коллега, пришедший с заседания диссертационного совета МГУ в день обсуждения диссертации г-на Мединского. Причем известно, что коллега голосовал за полновесное рассмотрение диссертации, т. е. в тех условиях по сути голосовал за возможность лишения докторской степени. Думаю, ничего страшного и криминального происходить не будет. Но, судя по реакции высокопоставленных чиновников от науки, есть ощущение, что фамилия Мединского вызывает еще какие-то страхи.Я могу на интуитивном уровне сделать предположение: фигура министра культуры прикрывает целый класс российских чиновников, в свое время неловко получивших высокие ученые степени и теперь не знающих, как от этих степеней отделаться. Всем понятно, что степень, полученная за плагиат — это фейк. У Мединского есть уже два таких текста, которые не обсуждаются в связи с истечением срока давности. Есть ряд чиновников, которые ускользнули от такого обсуждения. Ряд дел, начавшихся в 2012–2013 гг., были со скандалом закрыты по причинам неакадемического порядка. Сейчас тоже будут давить на академическое сообщество, запрещать говорить, запрещать переоценивать, пересматривать. Страх, который проявился в «деле» Мединского, остается на устах у чиновников. Главный страх в том, что если сейчас «отнять» степень у Мединского, то возникнет желание отнимать степени и дальше. Подчеркну слово «отнять», так как оно является абсурдным. Что значит «отнять»? Мы, причем не я или мои ближайшие коллеги, а все эксперты нашего сообщества, мы не отнимаем степень, а лишаем степени за грубое несоответствие диссертации необходимому уровню.Этот аргумент в подобных случаях часто наталкивается на срок давности, который, по большому счету, навязан. Он сам по себе незаконный и не имеет академического смысла. То есть, если человек списал диссертацию двадцать лет назад, то он почему-то остается доктором, а если десять — то начинается долгая и муторная процедура, а после случая с Мединским еще неизвестно, посильная ли для независимых экспертов. Было бы, наверно, честно, если бы каждому автору в подобном случае уделяли столько внимания и давали бы столько защитников, как Владимиру Ростиславовичу. Но вернусь к своей мысли. Можно усомниться в самой правомочности «срока давности».Кроме того, возникает вопрос, насколько ВАК как институция способен конструировать внятную научную политику, если его Положения меняют условия защиты до неузнаваемости? Подзащитный, который выходил на защиту семнадцать лет назад, семь лет назад и который выходит сейчас — это три разных подзащитных и три разных степени. Правила игры устанавливает только Высшая аттестационная комиссия и министерство, которому она подчиняется. Структуры научности существуют в параллельных мирах. Доктор в 2001, в 2011 и 2017 гг. — это, по сути дела, разные степени, как и степени различных институтов в мировой науке. Мы уже отчасти в ситуации несходных научных степеней, как и в странах, где степени имеют институциональную привязку, будучи степенью не вообще, а именно Гарварда, Сорбонны или Гумбольдтовского университета...Мы и так уже живем в эпоху, когда на научном рынке конкурируют носители степеней разных «выпусков». Система является условной, привнесенной, хаотичной. Все эти годы она работала только на сокращение количества защит и усложнение процедуры защиты, при этом совершенно незаконно распоряжаясь правами академических агентов — академических ученых. Я считаю незаконным (и дело Мединского здесь показательно!) сам принцип смены процедуры защиты для тех ученых, которые уже являются активными академическими агентами. Если человек начал по теме своей докторской диссертации публиковать работы, то грубым нарушением его прав является изменение процедуры защиты на том этапе, когда результаты уже достигаются, становятся известными и приближают ученого к искомой степени. А Высшая аттестационная комиссия делала это уже неоднократно! Это значит, что для Высшей аттестационной комиссии как раз академическая составляющая не столь значима, а значимы какие-то свои собственные статистические показатели, которых комиссия добивалась все эти годы.Если человек, публикующий работы по теме своей будущей диссертации, в середине пути, уже опубликовав семь или восемь, а тем более все десять статей из десяти, узнаёт, что теперь нужно не десять работ, а пятнадцать — это, как я считаю, грубо нарушает права академического ученого. Многие сходят с дистанции просто из-за того, как ведет себя Высшая аттестационная комиссия. Я не говорю сейчас, как было устроено голосование по «делу Мединского» в Президиуме, не так это сейчас важно. Но считаю, что и предыдущая деятельность ВАК, и политика руководства ВАК в деле Владимира Мединского показывала уже неоднократно, что наука в России скорее испытывает затруднения из-за комиссии с ее бюрократическими препонами и скорее страдает от нее, чем прирастает при ее поддержке. Может быть, в других дисциплинах это выглядит иначе, но для них можно разрабатывать иные концепции аттестации. А для наук социального и гуманитарного профиля требуется освобождение от ВАК, которая все эти годы — начиная с 2000-х — усложняет правила, нарушая и ограничивая права своих подопечных. — Еще в связи с этим делом я хотел бы, чтобы вы затронули вопрос поведения представителей академического сообщества в этой ситуации. Допустим, Чубарьяну, может быть, Мединский просто позвонил. Но, например, академик Пивоваров, которому уж точно Мединский не звонил, вдруг заявляет, что у него нет оснований сомневаться, что ВАК принял верное решение, сохранив степень за Мединским… — Мы здесь находимся в конфигурации властных отношений. Поскольку эти отношения строятся на взаимных договоренностях и балансе, то сложно обсуждать, как и почему этот баланс меняется в данный момент. По этой же причине я отказывался обсуждать публичные заявления коллег из Экспертной комиссии ВАК. Зачем спрашивать экспертов об их мнении, если мы ждем решения руководства ВАК? Зачем провоцировать дополнительные скандалы, эмоции, которые могут повлиять на объективное строгое решение, если бы о таковом решении шла речь?Публичная политика с одной стороны и академическая составляющая с другой всё это время были в разбалансированном состоянии. У меня не было желания составлять какие-то мнения о конкретных людях, судить о том, что они говорят. Прошу прощения перед коллегами журналистами, но сегодня, когда к кому-то подходит человек с микрофоном, чтобы спросить мнение, — это в первую очередь знак нек