Владимир Кудрявцев. Диктатура не нуждается в государстве

Государство – прежде всего, закон, а не его признаки или призраки на службе у властей, творящие беззаконие. При Иване Грозном народ с трудом отличал набеги царевых опричников и лжеопричников. Сейчас порой нелегко прочертить грань между действиями т. наз. «силовиков» и бандитизмом, правительственными экономическими решениями и грабежом. А когда есть государство, – отличается без труда и прочерчивается с легкостью.

И.Е.Репин. "Красноармеец, отбирающий хлеб у ребенка". Как политик В.И. Ленин, чье 150-летие отмечается сегодня, безусловно, был мыслителем, носителем мощной политической рефлексии и воли, которая на эту рефлексию опиралась. Это - оценка Александра Моисеевича Пятигорского. Пятигорского трудно упрекнуть в избытках любви к Ленину и государственно-политической практике, которая сложилась под его началом. Я эту оценку полностью разделяю. Как диктатор Ленине, а вслед за ним, и Сталин – лишь экстремальное выражение духа той России, которую мы никогда не теряли, основанной на обнулении всего человеческого ради упрочения очередных «скреп» в руках властителей. Не поднимаю темы различий «ленинского» и «сталинского» уклада. Они, разумеется, существуют, где-то существенны, однако, выходят за рамки того, о чем пойдет здесь речь. По Марксу и Ленину, государство обречено на смерть – по закону истории. Вот примечательный диалог А.В.Суворова с Э.В.Ильенковым: - Как же так: и в программе партии, и в материалах съездов ставится задача дальнейшего развития и укрепления социалистической демократии, социалистического государства. Как же оно будет «отмирать», если его постоянно развивать и укреплять? Похоже, без посторонней помощи оно не отомрет... Угрюмо, сгорбившись, выслушав мой вопрос, Эвальд Васильевич энергично подтвердил: - Не отомрет, с-собака! Государство в России точно не отомрет, сколько ни помогай. По той простой причине, что оно уже возникло мертворожденным. Государство – прежде всего, закон, а не его признаки или призраки на службе у властей, творящие беззаконие. При Иване Грозном народ с трудом отличал набеги царевых опричников и лжеопричников. Сейчас порой нелегко прочертить грань между действиями т. наз. «силовиков» и бандитизмом, правительственными экономическими решениями и грабежом. А когда есть государство, – отличается без труда и прочерчивается с легкостью. Парадокс, но Россия всегда отторгала идею государства в ее европейском понимании. И «европейски самообразованный» Ленин стал наместником традиционного российского беззаконья. А особые законы «революционного» и более позднего времени приводились в действие «без суда и следствия». К тому же, развитое государство обладает еще одной неприятной для диктаторов чертой – оно предполагает граждан, столь же законопослушных сколь и свободных, в соответствии с законом. Диктатура не нуждается в государстве, поскольку закон и граждане – это то, что делает невозможным диктатуру и диктатора. В том числе – диктатуру мифического пролетариата, который только начал зарождаться в России вместе с капитализмом. Согласен с Э.В. Ильенковым: «Государство и революция» - блестящий образ анализа. И формально Ленин отстаивает идею отмирания государства, следуя Марксу. Но у Маркса государство тает с закатом «предыстории человечества», которую мы и поныне продолжаем строить с утренним энтузиазмом. По Марксу – «восходит» человек, который перерастает государство, не нуждаясь более в его навязчивых до паразитарности услугах. И восход этот – не кровавый. Он, по словам того же Ильенкова, достигается неким «социально-педагогическим путем» - путем развития культуры, образования, науки, всего того, что содействует освобождению времени человека от поденщины для выращивания в себе «человеческого». Вроде, и Ленин, особенно, поздний – о том же. И пресловутая кухарка его, по словам Ильенкова, призывается к государственным рычагам не для того, чтобы управляться с ними кухонными методами, а опираясь на багаж «всех знаний, накопленных человечеством». Вот только Ленин вывел на историческую арену толпы, которые не успели испытать на себе влияния даже самой несовершенной «законосообразности», а уж тем более – почувствовать себя гражданами. А толпы под руководством Ленина и его продолжателей превратили ее в бойню и кухню, где мясо и кровь стоят дороже жизни. Не говоря уже о топориках и ножах. Эта цена не менялась, просто стала назначаться со временем в более цивилизованных, респектабельных, «социально приемлемых» формах.