Уинстон Черчилль в полку Южно-Африканской кавалерии (1899) 30 ноября исполнилось 150 лет со дня рождения гения политического мышления 20 века Уинстона Леонарда Спенсера Черчилля. Он был, прежде всего, мыслителем в политике, а потом уж политиком, равно как и во всем остальном. А «мыслитель» - это главная характеристика политика. Без нее в политике нечего делать. Более того – опасно что-либо делать. Если согласиться со Львом Выготским, что мысль не выражается, а совершается в слове, а значит, в нем же неизбежно совершенствуется, то всякое мышление не может не быть афористичным. Мысль совершается и совершенствуется в афоризме. А ее «афоризмы» прочитываются не только в словах, но и в действиях, передающих смысл слова, порой точнее, чем само слово. В первую очередь, это относится к политическому мышлению. Ведь афоризм это «инсайт для всех»- предельное «откровение» для тебя одного, когда за тобой миллионы людей. Политическое решение принимается одним «для всех», затрагивая судьбу каждого. Причем оперативно, хотя за ним могут стоять напряженные размышления, требующие времени. Колоссальная ответственность мысли, которую приходится сочетать с необходимостью мылить оперативно, в условиях критического дефицита времени. Поэтому политики нередко ошибаются (не раз ошибался и Черчилль) или принимают запоздалые решения. Но это хуже, чем не мыслить. «Не мыслить – это преступление», писал Александр Пятигорский. К тому же, у мысли свое время и свои скорости. Как говорил Ленин, нельзя угнаться за скоростью света, но можно поймать ее в мысли. Раз и навсегда, по крайней мере, до того момента, пока не изменятся наши представления о свете и о скоростях. Словом, мыслить как-то иначе, чем афоризмами, в политике невозможно. И плохо, если вся политика не укладывается в «афористический размер», как у Черчилля: значит, ей занимались бездумно. Неслучайно, со времен Рима, политики оставили не меньше афоризмов, чем ученые, поэты или писатели, афоризмов с поразительной меткостью смыслового попадания в настоящее. Сэр Уинстон Черчилль, как водится, язвил, утверждая, что «необразованному человеку полезно читать сборники цитат». Но хотя бы читать цитатники: цитата может подвести к необходимости думать, стало быть «образовываться», если человек к этому готов. Увы, 21 век пока, - а «пока» это, между прочим, уже почти треть! – не богат на политические афоризмы, хотя захлебывается в речевых и прочих коммуникационных потоках (что, правда, чаще напоминает прорыв коммуникации). Нет политической мысли, нет ее содержания, - нет политиков. Вместо мысли околополитическая демагогия, которая открыто пренебрегает «всеобщим интересом» людей в пользу удовлетворения узкогрупповых потребностей. Да еще и пытается убедить людей в том, что они и составляют их интерес. Это – смерть политики и политиков, в итоге, государства, существующего ровно столько, сколько оно отвечает интересу всех и каждого. Черчилль думал о людях, а не о себе, не впадая в групповой аутизм и коллективный солипсизм и не навязывая его в виде нормы, как нынешние «политики» во всем мире. Конечно, он думал о людях не всегда «хорошо», или не всегда с «хорошими последствиями» для людей, но постоянно удерживал в мысли их «всеобщий интерес», как его полнималя. Сегодняшним политикам люди не интересны, как и они, по большому счету, людям. «Война – это когда за интересы других гибнут совершенно безвинные люди», формулирует в одной из своих речей Черчилль. Но ведь тут не проведешь границы между политикой и бандитизмом. «Важно понимать, - продолжает Черчилль, - что ни один человек никогда не выберет риторику войны, когда лично сталкивается со смертью и разрушением». Уинстон Черчилль был жестким военным человеком с либеральными убеждениями, которым всегда следовал в жизни. «Некоторые из моих консервативных друзей рекомендуют. Но я стою за войну до конца. Гитлер должен быть уничтожен. Нацизм должен быть сокрушен раз и навсегда. Пускай Германия становится большевистской. Это меня не пугает. Лучше коммунизм, чем нацизм», - сказал он советскому послу в Лондоне Ивану Майскому осенью 1939 года. Свой выбор в пользу большевизма Черчилль делал… не в пользу большевизма. А в пользу людей, человечества, думая о его будущем, а не о «плюсах» и «минусах» отдельного режима самих по себе. За большевизмом стояла мысль о построении мира, достойного человека, а не сверхидеи государства (что традиционно для немцев) и искреннее стремление жить в таком мире, как бы он ни выглядел через идеологические фильтры. Не «Германия превыше всего», а человек, созидающий новое общество. И себя самого, нового. Этот «идеологический» посыл вызывал инициативу и энтузиазм у людей, способных мыслить и творить, не только в среде интеллигенции. Поддерживал широкий запрос на образование и уважение к нему во всех кругах обществе. При этом остаточные, урезанные, ужатые свободы, человечность, справедливость, искренность сохранялись на уровне ближайших взаимоотношений людей, куда не дотягивалось государство, в СССР – авторитарное, но не тоталитарное, как в Германии. Без всего этого невозможно понять источники реальных прорывов страны, которые достигались разной ценой, порой нечеловеческой, и в разных условиях, часто бесчеловечных. «Страна темна, а человек в ней светится», читаем в одной из записных книжек Андрея Платонова. Черчилль, как и многие интеллектуалы Запада, не мог не видеть и не чувствовать этого. О советском народе, в отличие от советской власти, он скажет еще много добрых слов после войны. Черчилль был убежден и в том, что «русские не хотят войны», а лишь стремятся демонстрировать свою силу и могущество всему миру. Понятно, что это относится не только к Советской России, а ко всем империям, передается фантомной болью их наследникам. Наследником империи являлся и Черчилль, но фантомными болями не страдал. Политика (как мышление) и есть ответ на вопрос, как возможна мирная демонстрация могущества, а не его военный парад. Конечно, Черчилль не был голубем мира, но и ястребом тоже не был. Ястреб видит только добычу, не думая о будущем. Владимир Кудрявцев
