Это интервью выдающаяся исследовательница детства Елена Олеговна Смирнова (1.11.1947 – 3.02.2020), жена Владимира Самуиловича Собкина (10.09.1948 – 25.11.2025) дала в 2006 году главному редактору приложения «Дошкольное образование» газеты «Первое сентября» Марине Аромштам. К сожалению, газета давно закрыта. К счастью, она успела сохранить прекрасную, живую память. Память об истории бесконечной любви - друг к другу, к науке, к театру, к жизни, к учителям, к друзьям, которая когда-то была биографией двоих... Все фото из семейного архива моих любимых друзей Володи и Лены. Владимир Кудрявцев Елена Олеговна СМИРНОВА — доктор психологических наук, известный специалист в области психологии раннего развития и изучения морально-нравственных аспектов личностного становления. Газета с гордостью числит ее в ряду своих самых интересных и достойных авторов. В этом году Е.О. Смирнова познакомит наших читателей с курсом лекций по теме «Моральное и нравственное развитие дошкольников». Курс, на наш взгляд, интереснейший — как для воспитателей, так и для психологов детских садов. Косвенное знакомство с воззрениями Е.О. Смирновой наши читатели могли получить из серии публикаций «Школа добрых волшебников». Виктория Холмогорова, автор публиковавшейся методики психологических занятий, ученица и аспирантка Елены Олеговны. А методика разработана под руководством Е.О. Смирновой. А сегодня в рубрике «Портрет» мы представляем вам возможность узнать о том, как Е.О. Смирнова, ныне профессор и заведующая лабораторией раннего развития Института психологии РАО, стала психологом. — Елена Олеговна! У практиков порой складывается впечатление, что известные ученые, которые определяют стратегию дошкольного образования, так и родились на свет с научными степенями и званиями. Когда им вдруг становятся известны детали биографии профессора, они бывают удивлены и даже поражены. Оказывается, и ученым ничто человеческое не чуждо. Расскажите, пожалуйста, нашим читателям, как вы стали психологом. Как состоялась ваша встреча с психологией? — В моем превращении в психолога не было никакой предопределенности, угадываемой в раннем детстве. Это произошло совершенно случайно. Когда я училась в школе, профессии «психолог» не существовало. Не было в нашей жизни никаких психологов. И я о них не думала. Ни о психологах, ни о психологии. Я писала стихи и рассказы. И вынашивала мечту поступить на филфак или на факультет журналистики. А еще я любила математику. Так сильно любила, что меня буквально разрывало между литературой и математикой. Мне надо было найти что-то, где бы обе мои страсти объединились. И я подобрала для себя экзотический факультет под названием «Математическая лингвистика». Название меня покорило. Мне казалось, если только я туда поступлю, я постигну нечто прекрасное, глубины глубин языка. На этот самый факультет математической лингвистики МГУ я и пыталась поступить. — Но что-то не сложилось? — На вступительных экзаменах я получила все четверки. Я была уверена, что набранных баллов будет достаточно для зачисления. А я была девушкой честолюбивой, медалисткой… — Мысль о том, что поступление может быть отсрочено, отложено на год, казалась невыносимой? — Абсолютно невыносимой. А меньше, чем на МГУ, я была не согласна. И вот, на грани истерики, я уселась листать справочник университета в надежде отыскать там нечто, что могло бы меня спасти. Листала-листала и натолкнулась на название — «Факультет психологии». Об этом факультете тогда никто слыхом не слыхивал. Его только-только открыли. До этого было лишь отделение психологии на философском факультете. Я обнаруживаю, что на этом новоиспеченном факультете предполагается изучать и математику, и гуманитарные дисциплины. Это мне понравилось. Я подумала, что понять, как устроен человек, было бы интересно. Пожалуй, это не менее интересно, чем устройство языка. Еще я подумала, что профилирующим предметом на психфаке является моя любимая математика и что эту математику я, пожалуй, сумею сдать. И вот я бегом-бегом побежала в приемную комиссию, потому что времени до конца вступительной сессии почти не оставалось. Попала в последний поток и сдала математику на пять. Поскольку я была медалистка, пятерки по математике для поступления оказалось достаточно: когда пришли результаты, мне тут же выписали студенческий билет. Это было событие из разряда чудес. В 1966 году, в связи с переходом с одиннадцатилетнего на десятилетнее образование одиннадцатые и десятые классы выпустили вместе. Конкурсы в вузы были огромные. Получи я четверку, на другие экзамены у меня бы уже не было времени. Открой справочник днем позже, я бы не успела и математику сдать. И тогда я не стала бы психологом. Кстати, потом стало известно, что я все-таки набрала проходной балл для поступления на факультет математической лингвистики. — Теперь не жалеете? — Я думаю: какое счастье, что я туда не пошла. Была бы теперь каким-нибудь лингвистом или кибернетиком — и что бы делала? — Мы уже никогда не узнаем, что потеряло наше Отечество из-за честолюбия и страхов абитуриентки Смирновой. Но зато мы очень хорошо знаем, что оно приобрело в результате того, что Елена Олеговна стала студенткой психфака. А как вы ощущали себя в роли студента факультета психологии? — На первых курсах я вообще с трудом понимала, что такое психология. Кроме того, моя самонадеянность, граничащая с наглостью, не давала мне возможности оценить своих учителей. А учителя у нас были гениальные. Только представьте: нам читали лекции Леонтьев, Лурия, Давыдов, Эльконин, Запорожец… — Так это сегодня они занесены в список классиков. А тогда еще числились в рядах простых смертных. Да и психология как наука только-только начинала расправлять плечи… — Но я тогда не была способна ни психологию оценить, ни своих учителей. Ценила я только свою бурную, феерическую студенческую жизнь. А она состояла из бесконечных конкурсов самодеятельности, капустников и спектаклей. Театром мы просто бредили. И со своим будущим мужем, Владимиром Собкиным*, я познакомилась «на сцене». — Он тоже любил капустники? — Он был бесподобным артистом. Участвовал во всех театрализованных конкурсах. На него ходили смотреть студенты со всей Москвы. За это его и взяли на психфак. Тогда межинститутские состязания разных видов считались очень важными, победы приносили вузам «очки», повышали их рейтинг. Собкин, по решению своей семьи, поступал и поступил в МАДИ. Но у него был друг, лучший друг Женя Арье (ныне режиссер с мировым именем). С Женей они в свое время вместе организовали школьный театр. И вот Женя, который поступил на психфак, все время агитировал Собкина туда перейти. В результате он и перешел, обязуясь в течение трех лет досдать какие-то дисциплины. С переводом Собкина наш факультет сразу занял второе место в университетском конкурсе художественной самодеятельности. Первое место было у физиков. Там учились Сергей и Татьяна Никитины. Их дуэт был вне конкуренции. Потом Владимир Самуилович создал у нас на факультете театр. Мы ставили большие, серьезные пьесы. Я считаю, на профессиональном уровне. Писали тексты, обсуждали, учили, ночами репетировали. — Ваши занятия психологией как-то увязывались с театром? — Мы пытались понять своих героев, подробнейшим образом разбирали их характеры. Недавно Собкин нашел дневник, в котором подробно описывал каждую репетицию. Удивительное дело: никто его к этому не обязывал, никогда он не думал, что эти записи кто-то когда-нибудь прочтет. Но мы все делали очень серьезно, с полной самоотдачей. Потом, когда я пошла работать в Психологический институт РАО, наши занятия театром переросли в традицию институтских капустников. Я писала для капустников стихи. Сейчас обнаруживаю «блуждающие» в Интернете «психологические народные песни» — о личности, о деятельности, о сознании — и прямо крикнуть хочется: «Это я придумала!» А какие замечательные елки мы устраивали! Лет до сорока я была бессменной Снегурочкой. — Вы смогли удовлетворить свой интерес к пониманию человека в неформальной студенческой жизни, через театр. А как трансформировалось понятие «психология»? — На третьем курсе я написала курсовую работу по Пиаже. Мой руководитель Людмила Филипповна Обухова** прочитала мое сочинение и говорит: «Неплохая работа… А чем ты вообще хочешь заниматься?» Я даже раздумывать не стала: «Хочу заниматься самыми-самыми маленькими!» — Так сразу и определили свой интерес? Почему? — Мне казалось, если мы поймем, как зарождается характер человека, как развивается ребенок в первые годы своей жизни, мы сможем правильно его воспитывать. Научимся выращивать хороших людей. — Так это же педагогический мотив? — Педагогический. Но реализовать его я предполагала через генетико-моделирующий эксперимент. Людмила Филипповна подумала и говорит: «Я знаю человека, который тебе нужен». Взяла меня за руку и привела на Большую Никитскую (на бывшую улицу Герцена), в лабораторию Майи Ивановны Лисиной***. И вот уже сорок лет как я работаю в этой самой комнате. — Это тоже, по-вашему, произошло благодаря случайным обстоятельствам? — Думаю, да. Если бы Людмила Филипповна не руководила моей первой курсовой работой, если бы ей в голову не пришла мысль познакомить меня с Лисиной, все могло сложиться по-другому. — С тех пор, вы сказали, прошло сорок лет. А что стало с тем романтическим посылом по воспитанию хороших людей? Он подвергся какой-то трансформации? — Конечно. — Но что-то от него осталось? — Теперь я говорю не о формировании человека, а о создании оптимальных условий для его развития. О роли взрослого в организации этих условий. Наши возможности — и понимания, и влияния — не беспредельны. В жизни мы далеко не все можем делать по плану и в соответствии со своими желаниями. — Обрисовались границы возможностей психолога и педагога? — Эти границы всегда непонятны. Мы никогда не можем прогнозировать судьбу ребенка наверняка, мы не можем гарантировать детям успехов и достижений в будущем. В том числе и собственным детям… Но психология — это всегда интересно. При условии, что с годами ты не обрастаешь самодовольством и чувством обретенной истины. Если ты не успокаиваешься в уверенности, что истина вся без остатка содержится в некой конкретной теории. Я не люблю, когда людям все понятно: вот это — деятельность, это — сознание, это — опосредованность… Такая позиция сильно мешает действительному пониманию человека. Как, к примеру, объяснить, что одни люди добрые, а другие — жадные? Почему некоторые думают только о себе и видят в окружающих только своих врагов? Казалось бы, простые вопросы. Только ответы на них искать трудно. Именно в этом поиске и заключается интерес. Что касается меня, с кончиной Майи Ивановны Лисиной ко мне пришло ощущение ответственности за целое направление в психологии — за психологию раннего детства. Я стала воспринимать свою работу в детской психологии с точки зрения долга. Если хотите, я стала думать о ней, как о миссии. Как бы ни трансформировались мои представления о возможностях педагогического влияния на ребенка, я до сих пор убеждена: если мы хотим понять нечто существенное о человеке, ключи к пониманию — в начале его жизненного пути. ____________________ * В.С. Собкин — доктор психологических наук, профессор, известен трудами по психологии и социологии. В частности, ему принадлежит социологическое исследование, посвященное воспитателям детского сада. ** Л.Ф. Обухова — доктор психологических наук, профессор, известна трудами по психологии развития детей. *** М.И. Лисина — психолог, доктор педагогических наук, с 1962 г. заведующая лабораторией психологии детей раннего и дошкольного возраста, с 1976 г. заведующая отделом возрастной психологии НИИ ОПП АПН. Источник
