В канун 75-летия освобождения концлагеря и V Всемирного форума памяти Холокоста ветеран ВОВ Иван Мартынушкин рассказал «КП», как и почему поляки любили и разлюбили спасших их красноармейцев, и что с этим делать. 18 января Ивану Степановичу Мартынушкину исполнилось 96 лет. Но в это невозможно поверить. Такой энергии, такому острому уму, живому интересу ко всему и отличной физической форме могут завидовать люди на полвека моложе. Он был бы готов даже по традиции отправиться в январе на торжества в Польшу, если бы тамошние власти не сотворили сейчас то, что сотворили… Фото: ЕЛЕНА ЧИНКОВА «ДО СИХ ПОР СНИТСЯ, ЧТО В БОЮ АВТОМАТ НЕ СТРЕЛЯЕТ» — Иван Степанович, где вас застала война? — Я был в деревне и мне ещё не исполнилось 18 лет. Но к концу сентября стали брать ребят моего возраста. Тетя собрала мне котомку, и я пошел 15 км до военкомата. Для деревенских такие расстояния привычны. Там мне сказали: твой возраст не подходит, тем более ты не наш (я числился в московском военкомате), возвращайся домой и жди, когда за тобой приедут. Я отказался, сел на поезд до Рязани и явился в сборный пункт. Завезли нас не к фронту, а на крайнюю точку Дальнего Востока, озеро Ханка. Там я учился в школе связи, потом мне предложили пойти в танковое училище. До войны-то я ходил в московский аэроклуб — тогда все ребята хотели стать летчиками, и не в последнюю очередь из-за красивой формы. Теперь же согласился в танковое. Нас зачислили в карантин, а ночью шум, грохот…Утром училища уже нет! Тогда была очень тяжелая обстановка под Москвой и, видимо, его целиком за ночь погрузили и отправили к столице. А нам сказали: либо возвращаетесь в свою часть, либо в пулеметно-минометное училище в Хабаровск. Я выбрал второй путь. После училища меня направили в Сибирский военный округ, а в сентябре 1943 года я попал на фронт. Нас готовили к форсированию Днепра. Мы прибыли в Киев, когда он был уже взят. Город горел, шла стрельба… Фото: ЕЛЕНА ЧИНКОВА — Ваше само страшное воспоминание о войне? — Командир нашей дивизии написал мемуары «Из боя в бой». Начиная от Днепра и кончая Чехословакией, мы продвигались пешком, ползком, где-то бегом. Выделить что-то из огромной цепочки постоянных боев и смерти трудно. Все, что можно было испытать, мы испытали. Однажды около нас бухнула бомба и ушла в болото, мы попадали, лежим и ждем, когда она рванет. А она не рванула! Таких моментов было много. А самый запомнившийся — это мой первый бой под Житомиром. Я был командиром пулеметного взвода, в качестве личного оружия при мне был карабин. Мы шли в атаку, и в какой-то момент я бросил свой карабин, забрав у лежавшего раненого солдата автомат. Видим, как из деревни выбегают полураздетые немцы. Я пытаюсь стрелять, а автомат не дает выстрел. Мне до сих пор снятся сны, что на меня нападают, я хватаюсь за оружие, нажимаю и ничего не получается, сердце сжимается. В таком состоянии и просыпаюсь… Ежели говорить о тяжелых моментах, то вспоминается дорога на фронт, когда я проезжал оккупированные области. Такая разруха! От деревень одни печи. А самое главное — это выходившие на перрон дети. На дворе стоял октябрь, а они босые, в подаренных кем-то телогрейках. Мы отдавали им все, что могли, вплоть до портянок. Освенцим — Аушвиц — фашистский лагерь смерти на территории Польши — сейчас превращен в мемориал. Фото: EAST NEWS КАКИМ УВИДЕЛ ЛАГЕРЬ СМЕРТИ — Как вы освобождали Освенцим? Каким он вам запомнился? — Мы не знали, что идем освобождать Освенцим. После освобождения Кракова шли бои за села, и немцы страшно сопротивлялись. Мы вышли на огромное поле, полностью огороженное мощным забором из колючей проволоки. Тогда мы и узнали, что это лагерь. Мы выполняли задачу подразделения провести зачистку местности, проверить каждый дом, подвал, погреб. Во время движения нашей цепи стали замечать и узников. У нас оставалось 20-30 минут, и мы с офицерами зашли в один барак. Возле него стояла группа людей, мы друг друга не поняли, но главное они осознали — пришли освободители. В их глазах была радость. Они показывали на себя и говорили: Hungary. Они оказались из Венгрии. — Масштаб ужаса тогда не осознали? — Нет, мы увидели лишь небольшой кусочек этой «фабрики смерти». Заглянули в барак, чувствовали, что в темноте находятся люди. И в таком состоянии, что не могут подняться. Перед нашим приходом всех, кто мог передвигаться, немцы собрали в колонну и погнали вглубь территории к Германии. Это примерно 8-10 тысяч узников. Тот поход прозвали «маршем смерти». А о масштабе лагеря мы все узнали из материалов комиссии для Нюрнбергского процесса. Это был шок. Тогда я, в частности, узнал, что в октябре туда прибыло 15000 наших воинов, на которых немцы впервые испытывали газ «Циклон Б», а к февралю из них осталось 60 человек. Дети — узники лагеря. Фото: EAST NEWS ПЕРЕД ПОЛЬШЕЙ БЫЛ СПЕЦИНСТРУКТАЖ — Как поляки встречали красноармейцев? — Перед Польшей у нас была большая политподготовка, нам разъясняли нашу политику в отношении этой страны. Говорилось, что Польша — это союзник в борьбе с фашистским захватчиком, она сильно пострадала и нуждается в нашей помощи. У каждого солдата спрашивали: что ты будешь говорить при встрече с польским гражданином? Чтобы каждый боец мог разъяснить населению, с какими задачами мы пришли. Потом уже из мемуаров я узнал, что Сталинпредложил написать нормы поведения Красной Армии за рубежом. Они были утверждены Государственным комитетом обороны, спущены фронтам, вокруг этих документов и строилась воспитательная работа. С поляками надо было устанавливать дружественные отношения, никакого насилия и экспроприации. Вот с таким настроением мы и пришли. Перед нами стояла также задача освободить Краков без разрушений, поэтому авиацию мы не применяли. Известно, что этот город ждала участь взорванной Варшавы. И большую роль в его спасении сыграли в том числе советские разведчики. Там же произошел один яркий эпизод. Один местный житель мне сказал: «Пан-офицер, у меня немцы забрали пианино. Не могли бы ваши солдаты принести его обратно? ». Вот вам и отношение. Хотя поляки тогда подвергались сильной обработке Геббельса: дескать, придут русские, и вы еще наплачетесь. — Нынешней обработкой Геббельс был бы очень доволен. Что скажете полякам, которые не отмечают 75-летие освобождения Варшавы, не приглашают на памятные торжества в Освенцим президента России, обвиняют СССР в развязывании Второй мировой войны, а современную Россию — в искажении истории? — Надо знать Польшу. На Ялтинской и Потсдамской конференциях лидеры «большой тройки» очень много говорили о Польше. Рузвельт отмечал: «Польша на протяжении пяти веков — больная голова Европы». А Черчилль в своей книге «Вторая мировая война» потом писал: «Храбрейшими из храбрых слишком часто руководили гнуснейшие из гнусных! И все же всегда существовали две Польши: одна боролась за правду, а другая пресмыкалась в подлости». Вот это сейчас и происходит. Такая элита… Но я не хочу ничего плохого говорить о народе Польши: до выхода на пенсию я часто общался с поляками, по долгу службы в Совете экономической взаимопомощи я много туда ездил, и никаких выпадов никогда не было. А международные песенные фестивали в Сопоте были целым явлением, поляки с удовольствием исполняли наши песни. — А сейчас запрещают петь «Темную ночь»… — В 1957 году я приезжал туда с выставкой по мирному атому. Только что затих Будапешт, у резиденции министра обороны Рокоссовского польская молодежь устроила протесты. Но все равно нас встретили нормально. А ведущий концерта, помню, сказал: «Мы отдали Советскому Союзу Рокоссовского, а он нам — пшеницу». Мы ведь поставляли Польше продовольствие, строительные материалы и многое другое. Красноармейцы освобождают узников Освенцима. Фото: EAST NEWS КАК КЛАНЯЛИСЬ ПУТИНУ — На 60-летие освобождения Освенцима вы летали вместе с Владимиром Путиным. 15 лет назад все было еще достойно? — Да, съехалось более 40 лидеров государств, все было очень торжественно. Тогдашний польский президент Александр Квасьневский наградил ветеранов орденами, кланялся Путину за освобождение страны и сохранение Кракова, отдавал должное погибшим красноармейцам (а это 600 000 человек). Это было не какое-то казенное мероприятие: артисты читали письма узников, пели военные песни, обстановка была очень теплой. А через 5 лет я приехал уже совсем в другую обстановку. Ко мне подошел журналист Euronews с вопросом: «А вы знаете, что польские школьники считают, что Краков и Освенцим освободили американцы? ». Мы удивились: «Не может такого быть! ». Он предложил выйти на улицу и проверить. Но мои «опекуны» меня не отпустили из-за сильного мороза, предложив поверить на слово…А потом я это слышал уже сам и от взрослых людей. Мы ездили снимать документальный фильм об освобождении Кракова, и их невозможно было переубедить. Режиссер тогда выложил спорившим с ним несколько купюр и сказал: ну, мы пойдем работать, а вы пока поищите информацию хоть об одном американце. Когда мы вернулись, они были удивлены результатам. Вот какая там пропаганда. Я выступал перед главой польского Сейма и руководством Кракова на этот счет. Спрашивал: почему я — освободитель вашего города — слышу такие вещи? В ответ: ну, это не все так думают. На самом деле, все это идет из 90-х. Правильно, что сейчас Россия рассекречивает документы по Польше. Пришло время расчищать этот мусор. Освобожденные из немецкого лагеря смерти встречают бойцов Красной Армии. Фото: EAST NEWS «ПРОСПАЛ ПОБЕДУ В ГОСПИТАЛЕ» — Где вы встретили День Победы в 45-м? — В госпитале в Чехословакии. Помню, как гадали с офицерами, когда закончится война. Кто-то считал, что 1 мая, а я ставил на 20 апреля. В итоге в этот день меня ранило и я оказался в госпитале. И мне туда позвонили с вопросом: «Старший лейтенант, а ты знаешь, какое сегодня число? 20 апреля! Для тебя война закончилась». А в великий день утром начинается такая стрельба (а госпиталь находился в прифронтовой линии), что я достаю из-под подушки пистолет, присматриваюсь из своей мансарды, а тут капитан кричит: «Вылезай, ты проспал Победу! ». Мы стали доставать свои запасы и отмечать. Ликование было страшное! ИЗ ДОСЬЕ «КП»: Иван Степанович МАРТЫНУШКИН родился 18 января 1924 года в селе Пощупово Рязанской области. В 1942 году окончил Хабаровское пулеметно-минометное училище, в 1943 году направлен на фронт. Служил в 1087-м полку 322-й стрелковой дивизии, командир пулеметного взвода. Был в числе освобождавших концлагерь Освенцим. Дважды был ранен. Старший лейтенант в отставке. После войны работал с командой Курчатова в Комитете атомной энергии под руководством Берия; в Совете экономической взаимопомощи. Награжден Орденом Красного Знамени, Орденом Отечественной Войны I и II степеней, орденом Красной звезды, наградами за участие в организации создания атомного и водородного щитов СССР и др. Обложка: Фото EAST NEWS
