У Николая Олейникова есть стихотворение – «Таракан». Вроде веселое придурашливое стихотворение, а на самом деле, довольно жуткое. И вовсе не придурашливое. Олейников, одни из обэриутов, таких известных шалопаев и странных людей, и самый странный и известный из них – Даниил Хармс. Олейников – это его сподвижник.
Стихотворение «Таракан» – это перепевка Лебядникова из «Бесов» Достоевского. Есть там такой чудной персонаж. Он написал недоконченную поэму о таракане. «Жил на свете таракан, таракан от детства, таракан попал в стакан, полный мухоедства». В 1934 году Олейников пишет своего «Таракана»...
Отматываем и вспоминаем, что это было, – пятилетки, стройки и приближение «большого террора».
Олейников пишет:
Таракан сидит в стакане, лапу рыжую сосет,
Он попался, он в капкане, и теперь он казни ждет.
Он с печальными глазами на диван бросает взгляд,
Там, с ножами, топорами вивисекторы сидят.
Вивисекторы – это режущие по живому, это некие врачи или испытатели. И дальше:
Трудно думать обезьяне, мысли нет, она поет.
Таракан сидит в стакане – лапку рыжую сосет.
Дальше начинается такой заворот интересный про веру.
Он бы смерти не боялся, если б знал, что есть душа,
Таракан сидит в стакане и глядит, едва дыша.
Но наука доказала, что души не существует,
Что печенка, кости, сало – вот что душу образует.
Если всего лишь сочлененья, а потом соединенья.
Против выводов науки невозможно устоять,
Таракан, ломая руки, приготовился страдать.
В этом жутком стихотворении, уже сейчас понятно, что здесь речь не о таракане, безусловно, как и в басне о мартышке и очках, или в осле, козле и косолапом мишке не про козлов, мишек и мартышек говорится – это всё про людей.
Итак, он приготовился страдать. К нему подходит палач, рассматривает таракана, находит под ребрами то, что надобно проткнуть. "Протыкает таракана, валит набок, как свинью. / Ржет ужасно и хохочет, уподобленный коню".
Потом к нему сбегают вивисекторы с топорами, пилами и ножами. 120 инструментов рвут на части тело бедного таракана. А в это время, в старом шкапе, в щели старого шкапа маленький таракан, сын, лепечет: папа, папа. Он его не слышит, потому что уж не дышит. Постепенно от таракана уходят все печали и заботы, не осталось ничего. И подпочвенные воды утекают из него. Вивисекторы в ужасе отходят от трупа, они убили этого бедного таракана, ради вроде бы науки. … "Ты, подлец, носящий брюк, знай, что этот таракан / Он есть мученик науки, а не просто таракан".
Такое слабое утешение замученному существу, убитому зачем-то. Потом дворник грубою рукою бросает его на мостовую. Все происходит так, как будто это не маленький таракан, а плотное тяжелое существо, которое можно резать или кромсать. Это таракан, а его режут, метают, кидают, из него что-то вытекает, его разламывают на части. А затем его косточки сухие будет дождик поливать, его глазки голубые будет курица клевать.
В общем, вся трагедия мира в одном существе, в одном насекомом, которое можно оглушить дихлофосом, что потом с людьми и делали в газовых камерах.
Помните – это 1934-й год. Как тараканов никто не считает, когда давят их или травят, так же никто не считает и людей в некоторые исторические эпохи. Олейников это чувствует, про людей писать ему нельзя. Он пишет про таракана. И всё здесь есть, и разлучение семей, слезы ребенка. И все вивисекторы во имя науки его кромсают. И они ему заранее объяснили, что души не существует, что печенка, кости, сало – вот что душу образует.
Трагедия XX века, отраженная на маленькой взятой душе, столь маленькой, что ее можно, не обижая, таракашкой назвать. И это есть такое придурашливое … Они писали для детских журналов. Про самовары, самоварища, какой-то там пых-пых-пых самовар, какой-нибудь еще Иван Ильин провалился в болото… Чушь всякую вроде писали.
Но эта чушь как бы, на самом деле, - крик ужаса, единственно возможный способ говорить, когда хочется орать от ужаса.
Вот такая вот вещь: «Таракан сидит в стакане, лапку рыжую сосет». Рекомендую для изучения. И не только поэтому. А почему еще – как-нибудь расскажу.
