Февральский переворот - ловушка для Великого князя Михаила Александровича
Участники Февральского переворота уверяли позже, что решение Царя передать престол Великому Князю Михаилу Александровичу стала для них полной неожиданностью. Однако из совокупности источников выясняется, что кандидатура Великого Князя уже давно рассматривалась заговорщиками либо в качестве регента, либо в качестве нового монарха. Осенью 1912 года, после морганатического брака Великого Князя Михаила Александровича на дважды разведённой Н.С. Шереметьевской (Вульферт), отношения между Императором Николаем II и Великим Князем были фактически разорваны. Государь запретил брату въезд в Россию и конфиденциально предложил ему добровольно отречься от своих прав на престол. Однако Великий Князь под влиянием окружавших его лиц от этого предложения отказался.
15 ноября 1912 года указом Государя Великий Князь Михаил Александрович был лишён содержания из уделов и исключён из военной службы. Высочайшим манифестом было объявлено, что с Великого Князя снимаются обязанности Правителя государства, возложенные на него до совершеннолетия Наследника Цесаревича Алексея в случае кончины Императора Николая II.
С началом Первой мировой войны Великому Князю Михаилу Александровичу было разрешено вернуться в Россию. Он отправился на фронт командиром Дикой дивизии. Его морганатическая супруга получила титул графини Брасовой, а незаконнорожденный сын стал графом Г.М. Брасовым. Однако права на управление государством Великому Князю возвращены не были, а его потомство, разумеется, никаких прав на престол не имело. Между тем Михаил Александрович, не отличавшийся ни сильной волей, ни выдающимися способностями, полностью попал по влияние своей морганатической супруги. Храбрый воин, кавалер ордена Св. Георгия 4-й степени, не раз смотревший в глаза смерти, лично водивший своих "всадников" в атаки, Великий Князь имел слабое представление о верноподданническом долге. Раз нарушив данное Царю слово, и не покаявшись в этом, Михаил Александрович невольно находил единомышленников у тех, кто беспощадно критиковал Правительство. Естественно, что такие настроения всячески подыгрывались теми, кто хотел использовать Великого Князя в своих целях государственного переворота. Исподволь началась кампания по созданию идеалистического образа Великого Князя Михаила Александровича: либерально мыслящего "прогрессивного" члена Династии и отважного воина. Этот образ противопоставляли образу Государя, которого всячески опорочивали.
Сведения о предстоящем воцарении Великого Князя Михаила Александровича начали поступать по линии Охранного отделения ещё в конце 1916 — начале 1917 года. 2 марта в Пскове прибывший из Петрограда полковник Генштаба сказал генералу Дубенскому, что в Петрограде
надеются, что "временное правительство" с новым царём Михаилом (ведь его хотят на царство) лучше справится",
чем Император Николай II. Таким образом, мысль о передаче престола Великому Князю Михаилу Александровичу вовсе не могла быть для Гучкова неожиданностью. Между тем она означала весьма опасный династический тупик. В случае его воцарения в империи не было ни законной государыни, ни законного наследника. К тому же Император Николай II хорошо знал характер своего брата. Он знал, что, обладая личным мужеством и благородством, он был совершенно чужд политики, плохо разбирался в людях и легко поддавался чужим влияниям. Великий Князь Михаил Александрович был нужен заговорщиком уставшим, разочаровавшимся, надломленным. Передача короны именно такому человеку давала им прекрасную возможность немедленно покончить с монархией. Воцарение же Цесаревича Алексея Николаевича такой возможности не давала. Если бы престол был передан Цесаревичу, то это означало бы сохранение внешней формы монархии на неопределённое время.
Между тем, и это вытекает из всей деятельности заговорщиков, они ставили себе целью именно уничтожение монархии, а не возведение на престол подконтрольного царя. Тому свидетельство всё, что произошло потом в квартире Путятина 3 марта 1917 года. Если даже у части заговорщиков до февральских событий и были какие-то варианты с воцарением Цесаревича Алексея, то к 2 марта 1917-го они были ими отброшены.
Великий Князь Михаил Александрович. Фото: www.globallookpress.com
27 февраля 1917 года Родзянко позвонил Великому Князю Михаилу Александровичу в Гатчину и попросил его спешно приехать в Петроград. Михаил Александрович прибыл в столицу около 18 часов вечера того же дня, и с этого момента он был фактически изолирован заговорщиками. Когда вечером 27 февраля, Великий Князь пытался уехать обратно в Гатчину, то ему сказали, что это невозможно, так как "все вокзалы захвачены мятежниками".
Великий Князь рассчитывал, что сможет выехать на автомобиле "председателя Государственной думы, престиж которого в эти часы был очень велик". Но Родзянко предусмотрительно "стал недоступен" для Великого Князя. Уже после февральских событий Михаил Александрович высказывал "особенное недовольство против Родзянко именно за то, что" тот его оставил одного.
Великий Князь Михаил Александрович прибыл в Зимний дворец, где находились последние защитники престола. Назначенный комендантом обороны дворца лейб-гвардии полковник П.В. Данильченко вспоминал:
Я встретил Великого Князя, доложил ему о моей задаче и проводил его внутрь. Великий Князь сообщил мне, что он хотел выехать за город, в Гатчину, но революционеры его не выпустили".
После этого Великий Князь удалился в одну из комнат дворца. Вскоре к нему проследовали венный министр генерал М.А. Беляев и генерал С.С. Хабалов. Выйдя от Михаила Александровича, Хабалов приказал Данильченко увезти все войска из Зимнего дворца в Адмиралтейство, ссылаясь на распоряжение Великого Князя, не желающего кровопролития в главной Императорской резиденции.
Между тем имеются сведения, что Михаил Александрович не отдавал приказа оставить дворец, а был вынужден его спешно покинуть:
оставаться в Зимнем дворце оказалось невозможным: караул снялся, и двери дворца открыты".
По словам секретаря Великого Князя Н. Джонсона, квартира О.П. Путятиной была
выбрана как ближайшая к Зимнему дворцу и что и сюда пришлось переходить не через улицу, а по двору Эрмитажа и дворцу Великого Князя Николая Михайловича".
Эти слова подтверждаются воспоминаниями графини JI.Н. Воронцовой-Дашковой, которая прибыла со своим супругом на квартиру Путятина 2 марта. Великий Князь Михаил Александрович рассказал им, почему ему пришлось покинуть Зимний дворец ночью 27 февраля. По словам Михаила Александровича, он, прибыв во дворец, попросил коменданта дворца подполковника князя И.Д. Ратиева дать ему что-нибудь поесть, так как был сильно голоден. Не успел Великий Князь сесть за стол, как Ратиев вбежал в столовую, сказав, что Михаил Александрович должен сейчас же покинуть дворец, ибо с минуты на минуту в него могут ворваться. Дворцовая прислуга вывела Великого Князя и H.H. Джонсона через Эрмитаж на Миллионную, где они нашли приют в квартире князя Путятина.
Оказавшись в квартире Путятина на Миллионной улице, Великий Князь Михаил Александрович фактически был отрезан заговорщиками от общения с внешним миром. 28 февраля Родзянко предложил Великим Князьям Павлу Александровичу и Кириллу Владимировичу поставить свои подписи под проектом манифеста, в котором Императору Николаю II рекомендовалось ввести в России конституционный строй. Авторами этого проекта были два ближайших помощника Дворцового коменданта В.Н. Воейкова: начальник его канцелярии Е.А. Биронов и начальник Царскосельского дворцового управления князь М.С. Путятин, родственник хозяина квартиры на Миллионной.
М.В. Родзянко. Фото: www.globallookpress.com
1 марта под этим проектом поставил свою подпись и Михаил Александрович. В письме жене он писал, что "этим манифестом начнётся новое существование России". Однако, скорее всего, Великий Князь поставил свою подпись под давлением Родзянко. По свидетельству очевидцев, перед тем, как расписаться под манифестом, он колебался и просил отсрочки для того, чтобы посоветоваться.
Видимо, для усиления давления в дом на Миллионной прибыл караул из Школы прапорщиков. Тогда же 1 марта в квартиру Путятина прибыл английский посол Дж. Бьюкенен. На встрече с Бьюкененом Великий Князь обсудил события, произошедшие в Бологом, и выразил надежду, что Государь сможет прибыть в Царское Село в 6 часов вечера. Михаил Александрович также сообщил послу, что
Родзянко должен представить для подписи Его Величеству манифест, дарующий конституцию и уполномочивающий Родзянко избрать членов нового правительства".
Бьюкенен настойчиво советовал Великому Князю убедить Брата подписать этот манифест. После подписания проекта манифеста Михаил Александрович направил Государю телеграмму следующего содержания:
Забыв всё прошлое, прошу Тебя пойти по новому пути, указанному народом. В эти тяжёлые дни, когда мы все, русские так страдаем, я шлю тебе от всего сердца этот совет, диктуемый жизнью и моментом времени, как любящий Брат и преданный русский человек".
Такая телеграмма получена Императором Николаем II не была. О ее судьбе ничего не известно, ее следов в архивных фондах на сегодняшний день не найдено.
Во второй половине дня 1 марта Великий Князь Михаил Александрович направил П.Н. Милюкову просьбу вычеркнуть его подпись с проекта манифеста. По всей видимости, она была вызвана тем, что требования Думы приняли радикальный характер и сводились уже не к введению конституционного строя, а к отречению Государя.
Примечательно, что Императрица Александра Феодоровна, когда ей предложили поставить также свою подпись под проектом манифеста, заявила:
Я не правитель и не имею никаких прав брать на себя инициативу в отсутствии Императора. К тому же подобная бумага может оказаться не только незаконной, но и бесполезной".
То, что понимала Императрица Всероссийская, не понимали Великие Князья. Нельзя не поразиться прозорливости Императрицы Александры Феодоровны: "великокняжеский" манифест действительно был "незаконной и бесполезной бумагой", немедленно забытой за ненадобностью в конце того же дня 1 марта. "Любопытная бумаженция", — только и сказал Милюков, пробежав глазами текст.
Императрица Александра Федоровна. Фото: www.globallookpress.com
Как только Великие Князья, пусть даже из-за благих намерений, стали узурпировать самодержавные прерогативы Императора, после того, как они вступили на путь соглашательства с одним из руководителей мятежа Родзянко, принимая участие в его преступных комбинациях, они стали орудием в руках врагов Царя. 2 марта Родзянко писал Великому Князю Михаилу Александровичу:
Успокоит страну только отречение от престола в пользу Наследника при Вашем регентстве".
Только после того, как думцы перешли к открытому требованию отречения Государя, Великие Князья Павел и Михаил поняли, в какие опасные игры они дали себя втянуть. Встревоженный Павел Александрович писал М.В. Родзянко:
Глубокоуважаемый Михаил Владимирович! Как единственно остававшийся в живых сын Царя-Освободителя, обращаюсь к Вам с мольбой сделать всё от Вас зависящее, дабы сохранить конституционный престол Государю. Знаю, Вы ему горячо преданы и что Ваш поступок проникнут глубоким патриотизмом и любовью к родине. [...] Эта мысль о полном устранении Государя меня очень гнетёт. При конституционном правлении и правильном снабжении армии, Государь, несомненно, поведёт войска к победе".
На это письмо М.В. Родзянко даже не ответил.
Однако, по всей видимости, Великий Князь Михаил Александрович вел переговоры с Родзянко не по своей инициативе, и уж точно он не строил никаких планов на престол. Более того, скорее всего, он о таком развитии событий не подозревал: максимум, о чём шла речь, так это о его регентстве.
Всё, что произошло в Пскове 2 марта, стало для Великого Князя полной неожиданностью. 3 марта в 5 часов 55 мин в квартиру на Миллионной позвонил А.Ф. Керенский. Он попросил разрешения составу Временного правительства прибыть к Великому Князю между 11 час утра и полуднем, на что тот согласился. Великий Князь полагал, что в соответствии с письмом Родзянко Временное правительство и Временный комитет государственной думы едут доложить ему о его регентстве, а потому "обдумывал соответствующий ответ, выражающий согласие". Впрочем, вполне возможно, что Михаил Александрович был не в курсе предложений о регентстве. Как пишет доктор В.М. Хрусталёв:
Документально не подтверждено, что Михаил Александрович дал своё добровольное и окончательное согласие на регентство".
Из изложенного выше анализа источников мы можем сделать вполне определённый вывод, что организаторы переворота преследовали целью полное упразднение монархии в России. Поэтому после возвращения А.И. Гучкова и В.В. Шульгина из Пскова спецоперация "Отречение" вступила в свою завершающую стадию. Её вполне можно назвать операцией "Михаил".
О том, что произошло в квартире князя Путятина на Миллионной улице 3 марта 1917 года, мы в который раз знаем в основном от заговорщиков. По большому счёту, нельзя быть уверенным даже в точности самой даты так называемого "отречения" Великого Князя Михаила Александровича.
Дневник Великого Князя, напечатанный на пишущей машинке, посвящённый событиям 3 марта, предельно скуп. Это не может не удивлять, так как записи за другие дни довольно подробны. О важнейшем же событии в своей жизни Великий Князь записал только следующее:
"В 6 ч. утра мы были разбужены телефонным звонком. Новый министр юстиции Керенский мне передал, что Совет министров в полном его составе приедет ко мне через час. На самом деле они приехали только в 9 ½".
Более ни слова в дневнике о происшедшем 3 марта не сказано.
Управляющий делами Великого Князя A.C. Матвеев вспоминал:
Съезд (то есть встреча Великого Князя с думцами и членами Временного правительства) начался в 9 час 15 мин утра. Одними из первых прибыли М.В. Родзянко и кн. Г.Е. Львов: последними приехали А.И. Гучков и В.В. Шульгин.
М.В. Родзянко просил через меня Великого Князя Михаила Александровича не открывать заседания до приезда этих последних, так как они возвращаются из Ставки с важными сообщениями. Михаил Александрович вышел к собравшимся лицам около 9 час 15 мин.: приблизительно в это же время приехали А.И. Гучков и В.В. Шульгин".
Совокупность воспоминаний позволяет сделать вывод, что 3 марта в первой половине дня на квартире Путятина собрались все представители Временного правительства и ВКГД, которые в своём большинстве убеждали.
Великого Князя не принимать престол. Но Великий Князь, по всей вероятности, не поверил в то, что Брат отрекся в его пользу. По общему мнению, участников, событий в квартире Путятина, самое большее, что мог предполагать Михаил Александрович, так это о воцарении Цесаревича Алексея и о своём регентстве. Однако даже это, на наш взгляд, относится к числу непроверенных домыслов. Несмотря на свои недостатки, Великий Князь не был ни интриганом, ни предателем Государя, а заранее соглашаться с его отречением было бы, безусловно, предательством.
Для того чтобы принять решение о своём вступлении на престол или отказе от него, Великий Князь Михаил Александрович должен был быть уверен, что Император Николай II ему престол передал. Уверенность эта могла базироваться либо на согласии Государя, переданного в личной беседе, либо на официально изданном Высочайшем манифесте. Ни того ни другого не произошло.
Чем же руководствовался Михаил Александрович в принятии своего решения? Судя по воспоминаниям участников "совещания", исключительно их сообщениями об отречении. Похоже, что даже пресловутый "манифест" "Начальнику Штаба..." Михаилу Александровичу показан не был. Единственный, кто указывал на то, что Великого Князя с ним ознакомили, был A.C. Матвеев. Он свидетельствовал, что после того, как около 13 часов Михаил Александрович объявил о своём решении не принимать престол, большинство участников "совещания" уехало. Остались только князь Львов и Шульгин, которые были приглашены Великим Князем к обеду. После него Михаил Александрович предложил им приступить к составлению необходимого акта.
Михаил Александрович. Фото: www.globallookpress.com
Матвеев указал, что
при составлении акта необходимо иметь перед собой подлинное отречение Государя и основные законы. Решено было вызвать В.Д. Набокова, у которого находилось подлинное отречение Государя Императора (вероятно, как у управляющего делами Временного правительства), и барон Нольде, профессора международного права. Первым приехал В.Д. Набоков, представивший Михаилу Александровичу отречение Государя и доложивший проект акта, составленный, по словам Набокова, министром путей сообщения Некрасова".
Интересно, что акта об отречении не было у А.И. Гучкова, хотя он приехал на Миллионную прямо с вокзала, но зато он почему-то оказался у Набокова, составителя акта "отречения" Великого Князя. Великий Князь Михаил Александрович почему-то не потребовал предъявить ему "манифест" до принятия своего судьбоносного решения. По совершенно надуманной причине "отречение" Государя было доставлено в квартиру Путятина уже после решения Великого Князя, когда ознакомление с ним потеряло для него всякий смысл. Совершенно бесполезны были и Основные Законы Российской империи, так как они совершенно не учитывались при составлении акта Великого Князя об отказе от престола.
И.П. Якобий точно определил цели, преследуемые авторами "акта":
В чем, заключается смысл акта? Ведь было совершенно очевидно, что Учредительное собрание, созванное под давлением правительства государственного переворота, никогда не признает прав Великого Князя. Его условный отказ был, в действительности, замаскированным отречением. Но для чего гг. Набокову, Нольде, Шульгину и их хозяевам нужен был этот лицемерный обман? Цель здесь совершенно ясна: если бы Великий Князь Михаил Александрович, или, точнее, Император Михаил II, формально отрекся от Престола, то, согласно Основным Государственным законам, право на Престол автоматически перешло бы к следующему по старшинству Представителю Императорского Дома; отрекись и он, право это переходило бы последовательно к другим представителям Династии, и среди них могло оказаться лицо менее покладистое, чем Великий Князь Михаил Александрович. Этого ни в коем случае допустить не хотели. Нужно было положить вообще конец Монархии в России, и потому одного отречения Великого Князя Михаила Александровича было недостаточно. Но, не отрекаясь от Престола, а лишь временно отказываясь от "восприятия" верховной власти, Великий Князь парализовал на неопределенный срок всякую возможность не только реставрации, но хотя бы предъявления другим лицом права на Престол, который вакантным еще не мог почитаться".
Сам Великий Князь Михаил Александрович в разговоре с Б.В. Никитиным, уже после событий, говорил, что
"...Родзянко, кн. Львов и все остальные стремились добиться его отказа от Престола, указывая, что в противном случае все офицеры и члены Дома Романовых будут немедленно вырезаны в Петрограде".
А.С. Матвеев утверждал, что на следующее утро после подписания "отказа" от престола, 4 (17) марта 1917 года, Великий Князь Михаил Александрович "отбыл из Петербурга в Гатчину, в сопровождении Н.Н. Джонсона". Однако Джонсон в беседе с журналистом эсером С.В. Яблонским в присутствии Великого Князя 26 мая 1918 года в Перми сообщил, что вечером 3 марта 1917-го
после беседы с общественными деятелями, на которых, как известно, одни стояли за отречение от престола, а другие — за принятие власти, было решено, что на другой день все отправятся к военному министру, и там этот вопрос решится окончательно. В Петрограде в это время было уже очень неспокойно, шла перестрелка, поездка представлялась небезопасной, и я отправился вперёд для того, чтобы по возможности устранить эти опасности. К удивлению, я узнал, что ни одно из лиц, которые должны были ехать с Великим Князем, к министру не явились. Великий Князь отправился к министру один, и в результате их беседы было окончательное отречение от престола. [...] Михаил Александрович слушал эту речь своего секретаря с ласковой, добродушно-иронической улыбкой".
Если подытожить то, что сообщил Яблонский, получается, что 3 марта 1917 года в квартире князя Путятина на Миллионной улице никакого "отказа" от престола Великим Князем подписано не было. Решение об этом было принято 4 марта на встрече Михаила Александровича и Гучкова, так как военным министром Временного правительства стал именно он. Это совпадает с "оговоркой" Керенского, также указывавшего на 4 марта как на день подписания "отречения" Великого Князя. Если учесть, что текст "отказа" писал не Великий Князь, а заговорщик В.Д. Набоков, то сам факт этого отказа можно поставить под сомнение.