Почему Россия – Европа, а Евросоюз… не очень
Президент Франции Эммануэль Макрон после переговоров с Владимиром Путиным опубликовал в Facebook прочувствованный пост на русском языке. «Россия — очень глубоко европейская страна. Мы верим в Европу, простирающуюся от Лиссабона до Владивостока» - написал французский лидер и выразил надежду, что сторонам удастся «разработать архитектуру безопасности и доверия между Европейским Союзом и Россией».
В этом небольшом тексте и присутствующей в нем игре словами, смыслами и омонимиями как в зеркале отразилась вся сложность отношений, сложившихся между Россией и… кем? Напишешь «Европой» – будет неверно, так как Россия тоже Европа. «Западом» - тоже неверно, так как Запад сегодня это, прежде всего, Америка, а что Россия не Америка никакому сомнению не подлежит. «Евросоюзом»? Но это чисто бюрократическое учреждение, и Россия совместима куда больше с Европой без Евросоюза, нежели с ним.
Вопрос о России и Европе утопает в этих хитросплетениях понятия Европа.
Президент Франции Эммануэль Макрон. Фото: www.globallookpress.com
Сколь рано Русь осознала себя Европой, говорит такой примечательный факт, передаваемый византийским историком Львом Диаконом. Требуя дань с византийцев, русский князь Святослав, обладавший весьма оригинальным геополитическим мышлением (вспомним его проект русской столицы на Дунае), сказал:
Если ромеи не захотят заплатить то, что я требую, пусть тотчас же покинут Европу, на которую они не имеют права, и убираются в Азию.
Если говорить о географии, то именно на территории России находилась область, которую средневековые картографы обозначали «Caput Europae» - Начало Европы. «Hic finis Asiae, hic capud Europae» написано было на карте Беата (VIII в.) возле реки Танаис (Дон). Как государство Россия – Европа, в том смысле, что началась в географической Европе, выйдя за её пределы лишь в XVI веке с началом походов русских воевод и казаков за Урал.
О «Европе от Атлантики до Урала» рассуждал в 1960-е годы предшественник Макрона на посту президента Франции генерал Шарль де Голль, противопоставляя эту мечту идеологии «железного занавеса», культивировавшуюся с обеих сторон линии фронта Холодной Войны. Именно де Голль начал политику особых отношений с СССР, когда Париж стал главным другом Москвы на Западе. К этой политике отчасти апеллирует сегодня и Макрон.
Однако образ «Европы до Урала» был не очень удачен в том смысле, что искусственно разрезал Россию. А после Урала тогда что? Поэтому стала более популярна та формула, которую использовал сейчас Макрон – «Европа от Лиссабона до Владивостока». В том, что Владивосток – это Европа не усомнится никто, побывавший там хотя бы однажды. Даже названия проливов и бухт вопиют о том же – Босфор Восточный, бухты Аякс, Диомид, Улисс, как конспект «Илиады» и указание на пограничье Европы и Азии. Выдвинувшись на Восток, Россия перенесла европейское наследие вместе с собой.
Однако это значит, что Европа – это не место на карте, а определенный тип культуры и цивилизации. Существует ли вообще Европа с географической точки зрения? Великий французский историк Фернан Бродель отчасти в этом сомневался.
Европа – это азиатский полуостров, небольшой азиатский мыс,
- отмечал он в своей «Грамматике цивилизаций».
И в самом деле, выделение Европы из Евразийского материка не имеет никаких веских географических оснований. Это чисто культурологическое решение, и определялось оно распространением цивилизации определенного типа.
Является ли Россия Европой в этом цивилизационном смысле? Особых сомнений в этом тоже быть не может. Существует железный критерий, по которому европейский и азиатский культурный круги можно отличить всегда. Достаточно посмотреть на то, как изображаются, начиная с древнейших миниатюр, русские князья. Они сидят на стуле, лавке, кресле, том или ином возвышении, но никогда не на земле, не «по-турецки» и не на корточках, как правители дальневосточных, кочевых или исламских культур.
Русская цивилизация формировалась в кругу европейских цивилизаций. Другое дело, что самих этих цивилизаций было гораздо больше одной. Как минимум мы должны выделить древнюю крито-микенскую (минойскую) цивилизацию, ставшую первой морской цивилизацией в истории, затем древнегреческую (эллинскую) и древнеримскую, а также уничтоженную римлянами и германцами кельтскую, далее – византийскую цивилизацию, соединившую в римской государственной форме эллинство и христианство.
Именно к византийской цивилизации восходит русская, причем формирование её славянами на рубежах византийской империи было предрешено задолго до того, как возникли Новгород и Киев. Следует ли выделять цивилизацию викингов, влившуюся в цивилизацию средневековой Европы? Во всяком случае, эта средневековая европейская цивилизация, по сути уничтоженная Черной Смертью в XIII веке, не вполне тождественная нынешней западноевропейской. От которой в свою очередь отделилась цивилизация американская, весьма оригинальная в самих своих экологических и психологических основах.
У всех этих цивилизаций есть немало общих черт, которые сразу выдают их фамильное сходство, если поставить рядом с ними китайскую или, к примеру, цивилизацию майя. И будет справедливо сказать, что, это сходства не только дизайна, но и внутреннего духовного строя – особенное внимание к человеческой личности, повышенный рационализм и поиск новых знаний. Но есть и бросающиеся именно на родственном контрасте отличия.
Например, основная тема европейских романов, начиная с «Тристана и Изольды» – это тема адюльтера, в котором, собственно, «романное» начало и заключается. А оказавшись на русской почве, роман трансформируется в историю о том, как адюльтер не состоялся («Евгений Онегин»), или принес ужасные последствия, в то время как рядом возникла крепкая здоровая семья («Анна Каренина»). Две культурных модели – западная и русская соотносятся как две гомеровские поэмы – «Илиада», где все крутится вокруг неверной Елены, и «Одиссея», где героиней становится верная Пенелопа.
Россия и Запад вполне могли бы существовать рядом как сестринские цивилизации, если бы не одно «Но»… Это «Но» – универсалистские притязания Запада. Запад не хочет быть Западом, он хочет быть всей Европой, мало того - всем миром.
Понятия «Европа», «европейский» превратились на языке Запада в средство манипуляции. Во-первых, географическое и цивилизационное понятие Европы было отождествлено с западноевропейской цивилизацией. «Европа – это Запад». А то, что не Запад – то не Европа, да и вообще неевропеец не является в строгом смысле человеком. Это, кстати, немедленно породило и европейскую русофобию, наибольший вклад в которую внесла как раз Франция.
Как только Франция в XVIII веке столкнулась с сопротивлением своим геополитическим притязаниям со стороны мощной послепетровской России. Исключить Россию из Европы и загнать назад в «Тартарию» стало в какой-то момент настоящей идеей фикс французской дипломатии.
Что до России, то мы причислили её к рангу европейских держав только затем, чтобы исключить потом из этого ранга и отказать ей даже в праве помышлять о европейских делах... Необходимо устранить все обстоятельства, которые могли бы ей дать возможность играть какую-либо роль в Европе... Пусть она впадет в летаргический сон, из которого её будут пробуждать только внутренние смуты, задолго и тщательно подготовленные нами. Постоянно возбуждая эти смуты, мы помешаем правительству Московитов помышлять о внешней политике...
– писал руководитель королевского «Секрета» граф де Брольи.
Людовик XV. Фото: www.globallookpress.com
В депеше, составленной от имени Людовика XV, задача французской дипломатии ставилась не менее определенно:
Вы, конечно, знаете, и я повторяю это предельно ясно, что единственная цель моей политики в отношении России состоит в том, чтобы удалить ее как можно дальше от европейских дел. Все, что может погрузить ее в хаос, прежнюю тьму, мне выгодно.
Впрочем, стоило ли самой России заниматься «похищением Европы» - спасать Австрию и Пруссию от Франции, а потом Францию от Австрии и Пруссии, жертвуя жизнями русских солдат? И не была ли европейская русофобия лишь реакцией на вмешательства в дела маленького «мыса» огромной, теряющейся где-то за краями географической карты России?
К сожалению, выбора играть или не играть в европейские игры у России тогда, по сути, не было. В XVIII-XIX веках быть Европой значило быть в высшей лиге. Западу удалось отождествить между собой понятия «Европа» и «цивилизация как таковая» и провозгласить, что единственный путь прогресса – это движение по европейскому пути.
Большинство несогласных было принуждено к этому движению с помощью колониализма. А если Россия не хотела стать колонией, значит, следовало стать колонизатором, стать частью Европы. Как много весит Россия в качестве такой части, показал исход наполеоновских войн. И это еще один аспект, в котором Россия является Европой – столетиями мы играли на этой внешнеполитической площадке, по её правилам, и добились уважения и престижа в качестве великой державы первой лиги, как выдающейся страны «неколонизированного» мира. Мы могли жаловаться на то, что в духовном смысле колонизация произошла, что русские дворяне говорят по-французски и читают французские стихи, но это все-таки они, в конечном счете, победителями вступили в Париж.
Однако понимание того, что Россия все-таки не Европа в том смысле, в каком Европой являются Франция или Германия, никуда не уходило. Его выразили русские славянофилы. А в 1869 году Николай Яковлевич Данилевский опубликовал книгу «Россия и Европа», в которой задал убийственно точный вопрос: «Европейская цивилизация тождественна ли с общечеловеческою?». И ответил безусловным – «Нет».
Цивилизация не одна, их много, каждая из которых представляет собой особый культурно-исторический тип. И один из этих культурно-исторических типов – славянский, русская цивилизация, не только существует, но и ее значение возрастает во всех сферах – от государственности до науки и культуры. Для европейских последователей Данилевского – Освальда Шпенглера и Арнольда Тойнби, а в наши дни – Сэмуэля Хантингтона, существование самостоятельной русской культуры и цивилизации было уже само собой разумеющимся. Мало того, Шпенглер надеялся, что русская культура освободится из плена западного «псевдоморфоза» и продемонстрирует всю меру собственной оригинальности.
Борьба за цивилизационный суверенитет России в отношении Запада была, таким образом, выиграна – по крайней мере в интеллектуальном плане. Если же говорить о геополитике, то мы оказались в тисках западного глобализма ничуть не в большей мере, чем все остальные мировые цивилизации, и выбираться начали одними из первых.
Другое дело, что в современном мире начинается встречная волна. Волна истеричной деевропеизации, когда освободившиеся от европейского колониализма, глобализма и культурного диктата, народы стремятся быть как можно менее похожими на Европу. Причем под Европой зачастую подразумевается американизированный Запад. Отталкивание от Европы во всех формах – от исламистской до конфуцианской и от индуистского фундаментализма до возрождения диких африканских верований, стало модой исторического сезона, длящегося уже почти столетие.
Фактически в мире сложилась ситуация, которую Хантингтон обозначил как «Запад и все остальные». Остальные готовы объединиться хоть с кем и забыть любые разногласия, лишь бы насолить ненавистному Западу. Разумеется, для России такая эмоция, особенно после унижения 1990-х годов, рецидивы которого длятся и по сей день, вполне естественная и понятна.
Понятна. Но рискованна. Как бы нам, сдирая с себя липкие ядовитые одежды Запада, не содрать заодно собственную кожу? Когда мы назло Западу становимся, к примеру, на сторону хана Батыя, то предаем уже себя и своих предков. Когда назло Западу начинаем отталкивать от себя христианское культурное наследие и делать излишние реверансы перед исламом или «азиатской духовностью», мы рискуем и вовсе потерять главное, что у нас есть – Небесное Царствие.
Антизападничество должно оставаться на своем законном месте – в качестве анти-западничества, то есть отвержения притязаний блока западноевропейской и американской цивилизаций на то, что они представляют собой всю Европу и являются глобальной культурой. Превращать антизападничество в обазиачивание, видя, к примеру, в миллионах мигрантов из Средней Азии едва ли не братьев-освободителей от американского гнета – это просто безумие.
Россия, еще более чем прежде, должна отстаивать свое место как своеобразной европейской цивилизации. И при этом нам следовало бы взять на себя роль хранительницы старого европейского наследия. Это тем более важно, что обратной стороной столкновения «Запад и остальные» оказалось обазиачивание самого Запада.
Происходящие в недрах «Европы» процессы – демографические, политические и культурные привели к фактическому отрыву Запада от европейских корней. Города заполнены закутанными по глаза женщинами, выросшими на «убийствах чести». Белый англосакс в США обязан испытывать чувство стыда не только перед потомком африканских рабов или индейцев, но и перед японцем (за что? за Перл Харбор?).
По сути, доктрина современной «толерантности» и «мультикультурализма» это все тот же накат на европейское наследие, но уже не по внешним границам, а по внутренним. При этом торжествует менее ценная сторона западной культуры – её научно-технические достижения, цивилизация комфорта, пресловутый либерализм, а отбрасываются ядро – Христианство, европейский персонализм и уважение к праву, интеллектуальная свобода, глубина традиций и порыв к высокой культуре.
Фото: Giannis Papanikos / Shutterstock.com
И именно здесь главное лукавство всего того, что говорится Макроном о России и Европе и о «европейских ценностях» в связи с Евросоюзом. Ценностями современного Евросоюза являются не европейские ценности, а их отрицание. Фактически ЕС подменил старинные тысячелетние устои Европы коктейлем из либерализма, феминизма, лгбт-активизма и… антиевропейской «антиколониальной» риторики леваков.
Евросоюз превратился в один из главных инструментов обазиачивания и африканизации современной Европы. Причем против стран, которые сопротивляются этому процессу, не хотят утрачивать свою национальную и христианскую идентичность, не хотят быть грандиозными отстойниками для «беженцев», как Венгрия, применяются санкции и репрессии. Евросоюз сегодня главный враг Европы – это признает всё больше западноевропейцев.
Тот же Макрон за несколько дней до встречи с Путиным произнес пламенную речь, превозносящую африканских солдат, сражавшихся за Францию в составе колониальных войск в мировых войнах и призвал называть в их честь улицы. «Африка – составная часть Франции» сообщил он. Не так давно Макрон заявил, что «эпицентр французского языка находится в бассейне реки Конго».
И вот в связи с такими масштабными географическими манипуляциями французского президента возникает закономерный вопрос, не окажется ли в его хлестаковском воображении Россия частью «Европы от Владивостока до Киншасы» и не станет ли расплатой за такое «европейство» полная утрата Россией цивилизационного и религиозного лица?
Поэтому я не очень радовался бы тому, что Макрон «принял» Россию в Европу. На деле сегодня Россия более Европа, чем сегодняшняя Франция. Традиционалисты, идентитаристы и евроскептики смотрят на Россию с надеждой, а на Путина едва ли не как на мессию. Именно Москва, а не Париж защищает сегодня ценности европейской традиции, высокий уровень европейской культуры. Именно Россия сегодня стоит на страже того геополитического плюрализма, который делает Европу настоящей Европой. Кто кого должен «принимать в Европу» тут ещё очень большой вопрос.