Можно ли подморозить Россию?
110 лет со дня кончины главного идеолога Российской Империи обер-прокурора Синода Константина Победоносцева. Он всего десятилетие не дожил до рубежного 17-го. Но так ли он от него далек, не является этот революционный год и плодом его рук?..
Победоносцев прошел путь от либерализма, до эталонного консерватора. Имел влияние на трех императоров. Но перестал ли быть либералом?..
Скрытный толстовский Каренин. Государственный муж. Вещь в себе. Человек в футляре. Если проводить и дальше аналогии с величайшим романом, то дальше будет сбежавшая Россия, бросившаяся под поезд революции. Он всю жизнь, как Алексей Александрович Каренин, строил мост – искусственную жизнь, ледяную над пучиной, которую мечтал подморозить. Этот мост разбирали, и он сам разрушался, по мере того как архитектор проходил по нему.
Проработал в сферах, «имеющих дело с отражениями жизни. И каждый раз, когда он сталкивался с самой жизнью, он отстранялся от нее», - пишет Лев Толстой о Каренине, а, по сути, о Победоносцеве.
Он попытался запечатать пучину стихии, а вместе с ней жизнь, ее творческий дух. В этом видел благо для страны и народа, которому не доверял. Подменил реальность ледяным плато и силился внушить, что это и есть настоящее. А так ли этот метод отличается от базаровского плацдарма, который необходимо расчистить?..
«Ледяной человек» - как назвал его протоиерей Георгий Флоровский. Свой личный холод он распространял во вне. Поэтому и не смог разглядеть свет, был не в силах постичь феномен Серафима Саровского. Потому все вокруг – ледяная пустыня и лихие люди. Сорокинская «Метель». Крайний нигилист по отношению к настоящему. Пессимист и скептик. Совиное крыло декаданса. Интересно, он когда-нибудь улыбался?..
Победоносцев крайне далек, например, от Петра Чаадаева, который обличал, движимый искренней верой и любовью. Был максималистом, страстно движущимся по пути к идеальному. Чаадаев будто электрошоком пытался запустить приостановившееся сердце нации, пробудить в нём самосознание. Помните пушкинское: «Россия вспрянет ото сна». А с Россией действительно так бывает. Она периодически засыпает, когда не ставит перед собой сверхзадачи, замыкается в футлярном мировоззрении. Победоносцев – это сон. Затяжной неестественный сон накануне бури. Заморозить, а там будь, что будет. За всем этим скрывалось внутреннее отчаяние, хладность и неверие. Его консерватизм – лишь одежды, прикрывающие фатализм и упадничество.
Но почему, Константина Победоносцева мы воспринимаем за образчик консерватизма, за столп и утверждение незыблемости основ государственности?
Заморозка, как проекция личного нигилизма – это разве консерватизм? Консерватор - скорее тот же Чаадаев, призывающий к пробуждению творческих потенций нации. Консерватизм – это знаменитая уваровская формула «Православие, самодержавие и народность», где «народность не заставляет идти назад или останавливаться, она не требует неподвижности в идеях».
Вместо всего этого пустыня, пустота…
Тот же Георгий Флоровский писал о неверии Победоносцева в человека: «Россия потому и представлялась ему пустыней, что он не умел узнавать человека». Его народничество, которое ему приписывают – это все тот же нигилистический фатализм. Твердая убежденность в то, что изменить ничего нельзя, потому необходимо принять все за данность и свыкнуться с нынешним положением вещей.
Всей своей деятельностью Победоносцев создавал вокруг себя в политической и церковной жизни иллюзию (каренинский мост над пучиной) «ледяного покоя» (определение Флоровского). Делал это добросовестно и с полной убежденностью в своей правоте и благе. Он отметился «Манифестом о незыблемости самодержавия» с тезисом о «искоренении гнусной крамолы», но незыблемость также оказалось растаявшей иллюзией.
К слову сказать, рассуждал о леднике в то время не только обер-прокурор. Известный идеолог анархизма Петр Кропоткин сделал свой знаменитый доклад о ледниковом периоде, а после был заточен в Петропавловскую крепость, где и развил свою ледниковую теорию. Быть может, в леднике и он увидел образ настоящего ему времени?..
Сейчас ему ставят в заслугу, что своей охранительной деятельностью отсрочил час крушения, когда тектонические плиты общества, истории пришли в неуправляемое движение и стали сталкиваться друг с другом. Но так ли это? Возможно, попросту усыпил общество и не дал ему шанса на изменение, преображение, возможности избежать впадения в хаос. Не от его ли ледяной пустыни бежали все: и верхи и низы, готовы были разнести все в тартарары, чтобы вскрыть эту холодящую корку? К чему может привести консервация болезней? Только к необратимым последствиям.
И вот все тот же вопрос: был ли на самом деле преодолен его юношеский либерализм? Тезис о «ледяной пустыне» свидетельствует об ином. «Здесь пустое место. Здесь даже почвы нет…», «народ перестал быть носителем духа» - это высказывания чиновника-либерала Безлетова из романа Захара Прилепина «Санькя». По большому счету, все они могли быть произнесены и Константином Победоносцевым.
Или взять известное высказывание Александра III, на царствование которого приходит пик деятельности Константина Петровича, о двух союзниках России: армии и флоте. В нем все тот же дух нигилизма. Неверие в свой народ, а ведь именно он и является единственным и главным союзником России. Игнорирование народа, недооценка его и приводит к катастрофическим последствиям.
Разве и сейчас у нас многие патентованные консерваторы – это не либералы, совершенно пренебрегающие народом, но публично произносящие тирады о своей верности и любви?
В одном из писем трагического 1881 года Александру IIIПобедоносцев пугал императора гибелью России, злодеями, погубившими его отца. Им нельзя делать уступок, иначе только «рассвирепеют».
«Ваше величество, - я их всех вижу и знаю, каких грошей они стоят». Он писал о необходимости новой политики: «надобно покончить разом, именно теперь, все разговоры о свободе печати, о своеволии сходок, о представительном собрании».
Внушал царю мнительность, советовал тщательно запирать все двери перед сном, проверять проводки звонков, которые могут быть перерезаны, каждый вечер осматривать всю мебель, гнать всех сомнительных людей от себя. Указывает на необходимость закрытия театров в Великий пост: театры были открыты, произошло убийство Александра II, «не служит ли это новым указанием на то, что прилично было бы теперь и в память этого страшного греха осветить великий пост восстановлением закона о закрытии театров в это время». Относительно университетов советовал, что «надобно только сосредоточить власть в твердых руках и прекратить сходки, предводимые всего дюжиною негодяев, за коими следуют прочие, как стадо».
Он именно, что замораживал, не разбираясь в корне проблемы, не удосуживаясь добраться до ее сути. Этот соблазн заморозки велик. Случай Победоносцева очень показателен, им не стоит пренебрегать. Обер-прокурор внешне очень на советского идеолога периода заката Михаила Суслова. В политбюро тоже действовали схожими методами, также подмораживали общество… Может быть, все это лишь для того, чтобы сохранить собственную иллюзию, а там, хоть потоп, хоть трава не расти? Фаустовское «остановись мгновение»?
Он не плох и не хорош. Победоносцев – мета упадка, замкнутой духоты общественного футляра. Ставка на его ледяную пустыню неумолимо приводит к разлому, к движению льдин. Особенно это актуально для современной России, в которой инерции распада и разложения, проявившиеся четверть века назад с распадом Союза, совершенно не изжиты, не преодолены. Возможно ли законсервировать их и для чего?.. При этом тезис о консерватизме сейчас очень популярен, но что такое консерватизм не каждый может внятно и сказать. Довольствие и успокоенность от нынешнего положения вещей?
Победоносцев пытался мумифицировать Россию, свой искусственный образ ее. Либерал хочет сделать ее иной, тем, чем она не является. Чаадаев призывал раскрыть ее настоящую. Этот вариант и можно признать за настоящий, деятельный консерватизм.
Нельзя уснуть, иначе грянет буря. Надо всегда помнить о перспективах бури, она рано или поздно разгонит любой сон, разнесет в клочья любой футляр.