Параллельный мир Юрия Мамлеева. Реплика Максима Кононенко
В Москве умер писатель Юрий Мамлеев — один из немногих, кого без всяких условностей можно назвать одним из классиков русской литературы XX века. Ему было 83 года.
Сухая биография Юрия Витальевича очень проста: окончил Лесотехнический институт, получил диплом инженера, преподавал математику в вечерней школе. Это в обычной, советской жизни. А в другой, параллельной, жизни он был важной фигурой в московском андеграунде 60-х — писал, организовывал литературные чтения, изучал культуру Индии и философию.
В его жизни все происходило как-то легко: он легко написал свой первый и главный роман "Шатуны", наполненный насилием и смертью настолько, что они выплескиваются через край. Роман был, конечно, подпольным, но КГБ не трогал Мамлеева, потому что хоть смерть и насилие в "Шатунах" были, но политики и антисоветчины никакой не было.
Так же легко писатель с женой уехали из Советского Союза в 1974 году. Легко нашли хорошую работу в Америке, потом так же легко переехали во Францию и там тоже устроились. Легко одними из первых вернулись домов в 88-м. Вернувшись, Мамлеев легко стал статусным писателем, членом всех возможных союзов, пен-клубов и лауреатом премии Андрея Белого.
Эта внешне легкая, благополучная судьба так диссонировала с миром, который придумал Мамлеев: с персонажами, носившими наименования вроде "упырь-психопат" или "куротруп", с потоками крови, сплошной чередой изощренных убийств, садизма и извращенного секса. Один из друзей юности Мамлеева, еще один русский классик минувшего столетия Венедикт Ерофеев говорил, что существует другой, светлый мир по ту сторону пьяности.
Поисками такого потустороннего, параллельного мира и занимался в своих произведениях Юрий Мамлеев. Он называл этот жанр метафизическим реализмом. Весь этот жуткий мир людей, ведущих себя хуже зверей, был миром реальным. А за беспредельным уровнем кошмара и ужаса иногда вдруг угадывался какой-то другой, спокойный и радостный, божественный мир. "Сквозь кромешную тьму прорывается свет", — говорил сам Мамлеев. И надо было просто постараться его разглядеть.
Получалось этот свет разглядеть, надо сказать, далеко не у всех. Несмотря на то, что на рубеже 60-70 годов прошлого века любую запрещенную литературу из СССР публиковали на Западе без лишних вопросов, с романом Мамлеева "Шатуны" так сразу не получилось. Солидное нью-йоркское издательство ответило так, цитирую: "Мир не готов к этой книге". А когда через целых шесть лет роман все же опубликовали, сокращенным на треть и переименованным в "Небо над адом", один из американских критиков повторил те же слова, цитирую снова: "Мир не готов читать этот роман. И я не хотел бы жить в мире, который был бы готов читать этот роман".
Впрочем, мир изменился. И уже через 10 лет после публикации "Шатунов" в том же Нью-Йорке была написана и издана книга, которая не уступает роману Мамлеева в метафизическом реализме — роман Брета Истона Эллиса "Американский психопат". И, вполне возможно, что вдохновение для своего апофеоза насилия и секса американский писатель искал в романе у русского, которого в восьмидесятые называли в США не иначе как "наследником традиций Гоголя и Достоевского".
В новом веке о существовании Мамлеева как будто забыли. Его литература для читателей поколения Владимира Сорокина стала выглядеть несколько старомодной. Его философские труды, вроде книги "Россия Вечная", где Мамлеев использовал свою концепцию параллельных миров для понимания России как сущности, не вмещающейся в земную реальность, были довольно сложны для восприятия. Писатель почти потерял зрение и, как это часто бывает со всемирно известными русскими классиками, совершенно не скопил денег на долгую старость. В августе он попал в больницу из-за проблем с сердцем, и писатель Сергей Шаргунов, практически в одиночку поддерживавший общественное внимание к Мамлееву в последние годы, собирал ему деньги на операцию. Но, увы, помочь писателю врачи не смогли.