Первый аукцион, свободные цены и «‎немцовки»‎: как новаторские реформы Немцова лечили российскую экономику в 90-е

У Бориса Немцова была своя валюта — на «немцовки» покупали продукты и бензин в Нижегородской области, где оппозиционный политик работал губернатором. Облигации создали, чтобы преодолеть нехватку наличных в 90-е, однако реформу свернули через пару лет: в Москве нововведение Немцова не одобрили — областной заём стал конкурентом Сбербанку и мог нарушить единое экономическое пространство страны.   Как […]

Сообщение Первый аукцион, свободные цены и «‎немцовки»‎: как новаторские реформы Немцова лечили российскую экономику в 90-е появились сначала на Будка гласности.

У Бориса Немцова была своя валюта — на «немцовки» покупали продукты и бензин в Нижегородской области, где оппозиционный политик работал губернатором. Облигации создали, чтобы преодолеть нехватку наличных в 90-е, однако реформу свернули через пару лет: в Москве нововведение Немцова не одобрили — областной заём стал конкурентом Сбербанку и мог нарушить единое экономическое пространство страны.  

Как Нижний Новгород стал столицей реформ, рассказывает журналист «Дождя»‌ Михаил Фишман в книге «Преемник. История Бориса Немцова и страны, в которой он не стал президентом»‌. В статье о начале приватизации исследователь рассказывает, как в Нижнем Новгороде прошёл первый в России аукцион малого бизнеса, почему на Ельцина набросились бабушки с авоськами, чего требовали женщины на «митинге французских духов», почему поссорились Немцов и Гайдар, к чему привёл этот конфликт и как дистанцирование от правительства сказалось на репутации оппозиционера.

Митинг норковых шуб

— Два миллиона раз! Два миллиона два! Два двести. Два четыреста. Два миллиона четыреста раз. Два миллиона четыреста два. Два миллиона четыреста… — Перед тем как произнести цифру «три», аукционист сделал театральную паузу, — …три, продано! — и стукнул молотком по кафедре‌.

В Советском Союзе не было свободных цен, само понятие «аукцион» воспринималось как синоним капитализма и, следовательно, нечто криминальное. Поэтому легендарный аукционист Арсений Лобанов был едва ли не единственным профессионалом на всю страну: он еще с конца 60‑х годов вел аукционы по продаже скакунов за валюту для иностранцев. Теперь он за 2 млн 400 тысяч рублей — примерно 24 тысячи долларов — продал продуктовый магазин на состоявшемся 4 апреля 1992 года первом показательном аукционе в Нижнем Новгороде. Лицо сидевшего в зале Егора Гайдара светилось детской радостью. На глазах сбывалась его заветная мечта: государственная собственность — вошедшие в жизнь каждого советского человека магазины под названиями «Мясо-рыба», «Овощи-фрукты», кафе, парикмахерские, химчистки и пр. — уходила в частные руки. Не менее довольным выглядел сидевший рядом с Гайдаром его соратник с рыжей шевелюрой — недавно назначенный главой Госкомимущества 36‑летний экономист из Петербурга Анатолий Чубайс, архитектор российской приватизации. «Еще пять месяцев назад мы [с Гайдаром] писали всякие проекты, — вспоминал потом Чубайс, — а теперь оказались в качестве официальных представителей власти, которые довели дело до конца. То был момент счастья»‌.

Именно этот аукцион дал старт приватизации в России. Большой — ваучерной — приватизации предстоит начаться только в июле. Пока же речь шла о малом бизнесе. Как писала летом 1992 года в своем отчете Международная финансовая корпорация — структура Мирового банка, которая помогала организовывать аукционы, — Нижний Новгород был выбран для эксперимента по двум причинам. Во-первых, это «типичный российский город», а значит, в случае успеха нижегородскую модель можно будет тиражировать по всей России. Во-вторых, приватизацию активно поддерживают местные власти, а «опыт Чехословакии и Польши показал, насколько для такого типа приватизации важна политическая поддержка»‌. Обе страны, особенно Польша, служили тогда примерами успешного перехода от социализма к капитализму, и в нижегородском эксперименте участвовали польские, чехословацкие и венгерские эксперты, а Международная финансовая корпорация оплачивала их работу.

Немцов проработал губернатором всего месяц, но Нижегородская область уже была на особом счету. «Боря привел экспертов из Международной финансовой корпорации, и мы сразу начали готовить малую приватизацию. Их помощь была очень полезной», — вспоминает Дмитрий Бедняков, тогда мэр Нижнего Новгорода‌. Фактически подготовка к приватизации началась одновременно с освобождением цен — и одновременно с первым визитом Ельцина, который в начале января отправился с инспекцией по городам Поволжья и заехал, разумеется, в Нижний Новгород.

Ельцин всегда подчеркивал свою близость к людям — он привык к народной любви и тем и отличался от партийных бонз, что без смущения ходил по магазинам и ездил на городском транспорте. Пройдясь по холодному зимнему рынку, президент без предупреждения завернул в один из центральных гастрономов. Продукты в магазине уже были — полки заполнились почти сразу же, как были отпущены цены, — но килограмм масла стоил 207 рублей. До либерализации цен, в декабре, масло стоило 3 рубля 50 копеек. (На самом деле декабрьский ценник не имел никакого практического смысла — купить масло по этой цене все равно было невозможно; этот экономический феномен называется «подавленная инфляция».) Гайдар предполагал, что после реформы рост цен составит 200–300 процентов. Он почти угадал: в январе цены выросли в среднем в 3,5 раза, но в Нижегородской области цена на масло подскочила еще выше. Психологический эффект был огромный. Ельцин прилетел в Нижний Новгород из Ульяновска, прибрежного города ниже по течению Волги, где масло, как ему сказали, стоило 60 рублей (в первую-вторую неделю после освобождения цен такие диспропорции были еще возможны; к тому же ульяновский губернатор, коммунист старой закалки, не только по‑прежнему пытался регулировать цены, но и пускал президенту пыль в глаза — Немцов принципиально не делал ни того ни другого). В магазине, как потом вспоминал Немцов, на Ельцина набросились «бабушки с авоськами, которые хотели его убить».

Это одна из любимых историй Немцова:

— Борис Николаевич, пенсии никакие, а масло 207 рублей! За неделю — в пятьдесят с лишним раз!

— Но его не было, а теперь есть.

— Пусть лучше по талонам, понемножку. А что толку, что теперь все есть, не купишь же: месячная зарплата — килограмм масла!

Ельцин поворачивается ко мне:

— Кто установил такие грабительские цены?

Я, поскольку был молодой, отвечаю:

— Это сделали вы.

— Как я?!

— Вы. Вы подписали указ о свободных ценах и свободной торговле. Вот его результаты‌.

Разозленный Ельцин поступил по старинке — распорядился снять с должности директора молокоторга, будучи уверен в том, что это он взвинтил цены на масло. «200 рублей за килограмм масла — это безобразие, — возмущался Ельцин в тот же день на встрече с рабочими, — это отрыжка прежней административно-командной системы»‌. На самом деле отрыжка если и была, то лишь по той причине, что участники рынка еще не сформировали между собой новые связи. В высокой цене масла директор молокоторга виноват не был, да и Немцов, строго говоря, не имел полномочий его уволить. Как рассказывал сам Немцов, директор — его фамилия была Докукин — пошел ему навстречу: согласился уйти, чтобы не создавать проблем молодому перспективному губернатору. Перед вылетом в Москву Ельцин еще раз вспомнил про Докукина. Немцов подтвердил, что тот снят. Ельцин успокоился только тогда, когда удостоверился в этом лично — не поленился сделать звонок из машины по системе правительственной связи‌.

Читайте также: «Карма для чекистов» за извращённые способы приведения приговоров в исполнение

Уже тогда, в самом начале января 1992 года, было понятно, что Немцов — один из фаворитов Ельцина и пользуется большим доверием. «Я верю, что он пойдет демократическим путем, верю в его ум, в его ответственность, и в его активность, безусловно, — говорил президент перед отъездом. — Молодость не считается недостатком. Да, отсутствие производственного опыта пока сказывается. Но это с годами проходит. Поэтому я считаю, что это хорошая кандидатура для нижегородцев. И с каждым днем он будет набирать…»‌. Так Немцов получил карт-бланш на реформы, и Нижнему Новгороду было суждено стать первопроходцем в малой приватизации.

В административной экономике магазин был лишь витриной и прилавком. Товары распределялись по магазинам через систему торгов, именно там решали, куда, сколько и по какой цене. Директор молокоторга был властелином молочного рынка в прежней жизни, до освобождения цен. Но если бы Докукин не уволился, он бы все равно скоро потерял свое место, поскольку в рыночной экономике исчез сам молокоторг. Когда Гайдар и Чубайс пришли вместе с Немцовым на аукцион 4 апреля, им пришлось чуть ли не с боем прорываться в зал через толпу протестующих, вооруженную плакатами «Гайдар, не плоди нищих!» и «Цены кусаются, мы — еще нет!». При этом толпа скандировала «В отставку!» и другие похожие лозунги. Ирония исторического момента заключалась в том, что на антигайдаровский митинг вышла верхушка советской торговли, люди далеко не нищие. «Злость разбирала: уж очень видна была организованность протеста, —вспоминал потом Чубайс. — Хорошо и даже элегантно одетые, упитанные и уж совсем не обездоленные люди»‌. Это были в основном женщины средних лет — как раз руководители пищеторгов, функционеры большого советского аппарата пищевого снабжения, еще недавно распределители главных благ и хозяева жизни. Это был митинг дорогих французских духов, шутил потом Немцов. А тогда он говорил Гайдару: «Егор Тимурович, вот так относятся к нашим реформам работники советской торговли. Это значит, что мы на правильном пути»‌.

Опасения торгового лобби были вполне понятны, но оказалось, что у рыночной экономики тоже есть свои преимущества. Во-первых, нижегородская приватизация шла по компромиссной схеме: трудовым коллективам приватизируемых магазинов и кафе они доставались дешевле, чем остальным покупателям, — со скидкой от финальной цены аукциона и возможностью расплачиваться в рассрочку. Во-вторых, у торговых функционеров водились деньги — а значит, им было на что покупать. «Тетки в норковых шубах быстро переориентировались, — вспоминает тогдашний соратник Немцова Павел Чичагов, — и стали покупать сами. Кто‑то перепродал, кто‑то закрыл, кто‑то стал развивать как бизнес. В экономике это называется первичное накопление капитала»‌.

На самом деле показательный аукцион 4 апреля был не первым в Нижнем Новгороде — в марте Бедняков и Немцов уже провели два подобных конкурса, на каждом десятки лотов ушли с молотка за вполне приличные по тем временам деньги, и, судя по ажиотажу, Гайдар и Чубайс могли рассчитывать на успех. Для них это было важно. Оппозиция реформам ширилась, политическая обстановка в Москве раскалилась, через несколько дней начинал работу очередной съезд, где депутаты под предводительством Руслана Хасбулатова готовили, по выражению Гайдара, «первую фронтальную атаку на реформы». Гайдару и Чубайсу нужен был пример удачного опыта. «Для нас было крайне существенно до съезда сделать что‑то реальное, как бы подать некий сигнал во все регионы, — так эту историю описывает Чубайс. — И когда я понял из контактов с Немцовым, что у него появляется конкретный проект — первый в новейшей истории России аукцион по продаже муниципальных предприятий торговли и быта, — я предпринял все усилия для того, чтобы это событие стало не рядовым коммерческим, а политическим. Мы с Гайдаром решили ехать в Нижний Новгород»‌.

Расчет оправдался. «Это была одна из немногих наших политических побед раннего демократического периода», — вспоминает Чубайс‌. Аукционы в Нижнем Новгороде продолжались еще два года. «Мы продали всю сферу услуг!» — хвастается Бедняков‌. Аукцион 4 апреля стал политической победой не только правительства, но и Немцова. Об аукционе говорили все, а Нижний Новгород впервые со дня освобождения академика Сахарова из ссылки в декабре 1986 года попал в заголовки мировой прессы. Газета The Washington Post писала о том, как выигрышно смотрится Нижний Новгород на фоне увязших в спорах о методах и путях приватизации Москвы и Петербурга‌. Los Angeles Times отмечала политическое мужество молодых нижегородских лидеров‌. Немцов делал первые шаги вперед — и к международному признанию, и к своему будущему положению самого популярного губернатора в стране.

Немцов против Гайдара

Егора Гайдара в принципе не интересовали ни деньги, ни комфорт, а на свою карьеру он смотрел исключительно как на миссию, дело жизни — отодвинуть страну от края пропасти и гражданской войны и перевести российскую экономику на здоровый рыночный путь. Он не лукавил, когда говорил, что дни его правительства — первого постсоветского правительства — сочтены, и не жалел об этом. Гайдар был готов к тому, что именно на него будет возложена ответственность за свободные — то есть высокие — цены и накрывшую Россию удручающую повсеместную бедность, хотя в реальности это цена, которую приходится платить за банкротство плановой экономики. Гайдар понимал: главное, что ему понадобится на первом этапе, — это сила воли. Потому что на него посыплются бесконечные просьбы о деньгах и он вынужден будет отвечать на них отказом. За каждой из этих просьб так или иначе будут стоять живые и часто несчастные люди — учителя и врачи, военные и ученые, пенсионеры, которым не на что жить. Но законы экономики жестоки и неумолимы: деньги нельзя печатать просто так; деньги, не обеспеченные ростом производства и подъемом экономики, обесцениваются и разгоняют инфляцию, которая потом снова бьет по кошелькам все тех же бедных людей. И монетарист Гайдар изо всех сил, как мог, пытался сдерживать рост денежной массы и заставить страну жить по средствам.

Немцов и Гайдар были союзниками, и их многое объединяло — приверженность демократии и рыночной экономике, желание видеть Россию современной европейской страной, а также возраст, что было очень важно, и, наконец, тот факт, что оба были ставленниками Ельцина, его личными креатурами. Но они двигались параллельно, а не единым фронтом. Гайдар и его соратники только расселись по кабинетам. Немцов хотя и был моложе, мог считать себя более опытным — все‑таки в политику он пришел заметно раньше и уже побеждал на выборах. «Боря вырос не в нашей команде, — вспоминает Чубайс, — он вырос независимо от нас»‌.

Именно поэтому летом 1992 года по приглашению Немцова в Нижний Новгород приехал Григорий Явлинский. С Немцовым они были хорошо знакомы с лета 1990‑го. После того как Ельцин сделал выбор в пользу Гайдара, Явлинскому, автору программы «500 дней», воплощать свои идеи в жизнь было негде. Уже известный и популярный политик, к весне 1992 года он перешел в мягкую оппозицию к правительству. Немцов же относился к Явлинскому с большим уважением и, став губернатором, всегда приходил к нему за советом, когда приезжал в Москву, а потом позвал разрабатывать программу реформ для своей губернии (тогда было принято говорить «губерния», а не «область»). Явлинский с готовностью согласился. Во-первых, ему хотелось работать. Во-вторых, созданный им исследовательский центр был в тот момент в тяжелом финансовом положении: не было заказов, следовательно, не было денег. Причем денег не было настолько, что команда Явлинского в Нижнем Новгороде работала за питание и жилье. «Они работали за еду, — вспоминает Бедняков, — их поселили в Зеленом Городе (поселок в 15 км от города, где располагались дачи руководителей области), кормили их, и все — этого им было достаточно»‌.

Разумеется, на областном уровне пространство для разработки реформ было очень узким. Насколько это было возможно, подготовленная Явлинским и его командой программа «Нижегородский пролог» адаптировала для нижегородских условий их же программу «500 дней». Команда Явлинского анализировала экономическую статистику, предлагала варианты бюджетного и налогового маневров (как, исходя из существующих возможностей, оказывать финансовую поддержку бюджетникам и работникам государственных предприятий), разрабатывала следующие этапы малой приватизации (например, грузового транспорта), варианты реформы коммунальных услуг, проекты адресной социальной помощи. Важной составляющей «Нижегородского пролога» была идея, что реформы надо делать самим. «Очень многие вещи надо делать на местах. И если реформы, которые идут снизу, будут встречены и сомкнутся с реформами сверху, то будет успех», — считал Явлинский‌. Явлинский и принимавший участие в разработке этой идеи Бедняков потом особенно гордились облегченной заявительной системой регистрации частных предприятий. «Приходите на почту, — вспоминает Бедняков, — берете бланк в двух экземплярах, заполняете, один оставляете себе, второй оставляете на почте, и почта сама его отправляет в администрацию, и если в течение двух недель вас не вызывают для отрицательного ответа, ваш бизнес действует. И все»‌.

Одной из ключевых — и точно самых громких — идей Явлинского стал выпуск облигаций областного займа, по сути местной валюты, вошедшей в историю как «немцовки». Проблема была в том, что уже к середине лета 1992 года государство задолжало и предприятиям, и гражданам огромные суммы: люди не получали зарплаты, предприятия — деньги за продукцию. В экономике возник кризис неплатежей. На этом фоне расцвел бартер и как грибы стали появляться денежные суррогаты — талоны, векселя и прочие бумажные обязательства, которые выдавали друг другу агенты рынка.

Одновременно правительство столкнулось с острейшей нехваткой наличных денег. С ростом цен потребовались новые деньги — купюры крупных номиналов. Гайдар отдал соответствующее распоряжение Гознаку. «Однако, — вспоминал потом Гайдар, — почти сразу же после этого [начальника Гознака] Алексеева вызвал Хасбулатов и устроил ему жесточайший разнос: „всяких гайдаров слушаете и инфляцию в стране разводите“. В запутанном законодательстве того времени разобраться, чей приказ главнее, было непросто. Получив нагоняй, начальник Гознака затаился. Работа по подготовке новых купюр была приостановлена»‌. На местах острейшая проблема нехватки наличных решалась так: предприятия выдавали своим работникам вместо денег талоны и чеки, те шли с ними в магазины за товарами, а предприятия перечисляли магазинам эквивалентные покупкам безналичные суммы. С согласия областной администрации так делал не только бизнес: в Нижнем Новгороде свои купоны печатал даже Институт прикладной физики.

Немцову надо было как‑то решать проблему нехватки ликвидности: без денег рабочие начинали бастовать у станков. «Что могут сделать губернатор и его команда, — негодовал Немцов, — если правительство не дает наличных денег? Мы уже должны населению около пяти миллиардов заработанных им рублей. Терпение людей на исходе, и ничем, кроме как головотяпством правительства, объяснить это нельзя. Не платя зарплату, оно взрывает и без того опасную ситуацию в стране… Это вынуждает меня заявить о резком несогласии с правительством»‌. И Немцов перешел к действиям.

Сначала он подал против правительства иск в Конституционный суд. А затем было решено выпустить «немцовки», бумаги областного займа, которыми можно было бы расплачиваться в магазинах, а магазины бы потом в обмен на эти бумаги под гарантии областной администрации получали бы на свои счета из банков соответствующие безналичные суммы. «Мы придумали, как сделать этому займу обеспечение, — вспоминает Явлинский. — Очень просто. Мы купили нефтепродукты, горючее. И горючее из‑за инфляции росло в цене. И у нас было обеспечение»‌. Кроме того, сумма займа должна была быть равна сумме федеральной задолженности населению — опять‑таки чтобы не спровоцировать новый виток инфляции. Немцов лично занимался организацией печати этих «казначейских потребительских билетов», как официально назывались немцовские облигации на одной из фабрик Гознака.

Немцовки пользовались большим успехом. «В итоге областной заем стал реальным конкурентом Сбербанку в привлечении одного из самых дешевых кредитных ресурсов — денежных сбережений населения», — писала газета «Коммерсантъ»‌. Однако в Москве, естественно, план Немцова вызвал резкое недовольство — какое правительство поддержит введение местной валюты, разрывающей единое экономическое пространство страны? «Гайдар меня тогда чуть не убил… — признавался позже Немцов, — даже хотел снять меня с работы»‌. Немцовки в широкий оборот так и не вошли: из Москвы срочно доставили необходимую наличность, и проблема была решена — то есть Немцов своего добился. В итоге немцовки превратились в талоны на бензин для областного автопарка: их выдавали водителям, те оплачивали ими топливо, а заправки потом обменивали их на деньги. Идея была еще и в том, чтобы отбить у местных бандитов и рэкетиров желание грабить автозаправки.

Это был не единственный, хотя, видимо, самый серьезный конфликт между Немцовым и Гайдаром. Логика их отношений была понятна: как и многие другие губернаторы, Немцов отказывался отпускать цены на бензин, пытался добиться от правительства льгот, уступок, преференций и каких‑нибудь других финансовых поблажек, которые позволили бы областному бюджету свести концы с концами. Как и многим другим, Гайдар ему отказывал. «А Немцов говорил, — вспоминает его соратник Чичагов, — Егор, а ты посиди тут на моем месте»‌.

Сидеть на месте Немцова значило в том числе стараться решать проблемы самых обычных и чаще всего бедных и несчастных людей, которым негде жить, нечем лечиться, не на что купить самые элементарные продукты. Помощник, а в прошлом студент Немцова в НИРФИ Александр Котюсов вспоминает свой первый рабочий день в сентябре 1992 года. Это был как раз тот день, когда губернатор принимал граждан, которые заранее записались на прием; обычно в такой день Немцов выслушивал около двадцати человек. «Входит старушка, — рассказывает Котюсов, — Немцову на стол кладут ее документы. Что у нее? Ей негде жить. Она сама из деревни. Муж пьяница, у сына эпилепсия, дочь тоже тяжело больна. Живут на пятнадцати квадратных метрах. Она стоит в очереди на жилплощадь, примерно под миллионным номером, и просит в виде исключения дать ей квартиру. То есть как просит — бросается на колени и с плачем бьется головой об пол. Вдруг Немцов сухим голосом говорит ей: «Так. Выйдите, успокойтесь, через 15 минут вернитесь. Или, если готовы нормально разговаривать, попейте водички и давайте. Если нет — идите». Я его потом спрашиваю: разве так можно? Так грубо с человеком. Он отвечает: «Я губернатор. Таких, как она, много. Если я каждую проблему буду пропускать через сердце, то я не выдержу. Но это не значит, что я не вхожу в ее положение»‌.

Таких старушек действительно было много. И Немцов делал что мог. Если другого выхода не было, он обращался к бизнесменам, которые его поддерживали, и просил помочь. «Борис мыслил категориями справедливости. Пришла к нему бабка на прием, — вспоминает крупный нижегородский предприниматель и кинопродюсер Владимир Седов, — и он звонит мне: „Вот тут у меня бабушка, ей квартира нужна“. И мы проверяли ее жилищные условия и давали ей квартиру. Мы понимали, что Немцову надо помогать»‌.

Отношения Немцова и Гайдара в ту пору определялись разницей их полномочий и ответственности: Немцов отвечал за свою губернию, Гайдар — за экономику всей страны. В 1992–1993 годах Немцов активно критиковал правительство и жесткую экономическую политику Гайдара, рассуждая в том духе, что реформы чересчур радикальны и реальная жизнь сложнее придуманных в Москве схем. «Реформы без шока» — так он формулировал, какие преобразования нужны России. На референдуме в апреле 1993 года он даже оставил без ответа вопрос «Поддерживаете ли вы экономические реформы?», несмотря на то что ельцинский штаб агитировал отвечать «да». Потом, много лет спустя, Немцов не единожды скажет, что за многие свои выпады против правительства того времени ему стыдно: в их спорах Гайдар, конечно, был прав, а он нет. Но тогда эта дистанция ему помогала: пока реформаторы тратили политический капитал, Немцов его зарабатывал уже одним тем, что не входил в их команду. Впрочем, и тогда, несмотря на частые конфликты, Гайдар и Немцов относились друг к другу с уважением. Даже скандал с «немцовками» не оставил у них тяжелого чувства: оба были незлопамятны, Немцов особенно, и легко перешагивали через ссоры.

Читайте также: Загадка министра обороны. Служил ли Сергей Шойгу в армии

Сообщение Первый аукцион, свободные цены и «‎немцовки»‎: как новаторские реформы Немцова лечили российскую экономику в 90-е появились сначала на Будка гласности.