Юрий Быков: Никого не жалею

Юрий Быков 15 августа отметил 40—летие и в это же день завершил съемки фильма «Хозяин». «Вечерка» расспросила режиссера о том насколько личное счастье сочетается с творчеством а героизм — со слабостью и почему зритель заслуживает честного отрицательного финала кино.

Юрий Быков 15 августа отметил 40—летие и в это же день завершил съемки фильма «Хозяин». «Вечерка» расспросила режиссера о том насколько личное счастье сочетается с творчеством а героизм — со слабостью и почему зритель заслуживает честного отрицательного финала кино.

— Юрий, как относитесь к возрасту?

— Я думаю, круглые даты — хороший повод задуматься, что у тебя есть, чего нет. Подвожу итоги, собираю камни.

— И каковы для вас итоги?

— Нет семьи, нет жилья, нет детей. Нет ничего, кроме имени. Но имя есть — это уже неплохо.

— Вы когда-то противопоставляли счастье целям, которые есть у художника...

— Никогда так не делал. Это делает классическая русская литература. Если что-то похожее я говорил, то был еще очень молод. Хотя, кажется, я до сих пор взрослею.

— Должен ли художник быть счастливым?

— Человек никому ничего не должен. Все складывается так, как складывается. Я фаталист. Уверен, что у нас есть воля только в абстрактном понимании: воля двигаться к свету, развиваться, насколько возможно в тех условиях, которые даны. А выбора нет. Вернее, так: упасть в яму и похоронить себя заживо — это не выбор. Это слабость. Поэтому все просто: либо ты двигаешься вперед, либо назад.

— Вы как-то заявили, что зритель не заслуживает хеппиэнда...

— Сейчас скажу чуть иначе. Зритель заслуживает честный отрицательный финал.

— А как же надежда?

— Думаю, в каких штанах должен ходить тот или иной человек, не мне решать, а ему. Если автор хочет в своем произведении сделать отрицательный финал, как, скажем, у Ремарка в «Трех товарищах», почему нет? Я знаю много произведений искусства, прекрасных в своей трагичности. Художник, способный утешать, — это тоже прекрасно. Но так или иначе зритель делает выбор сам. Мало того, я уже сказал, что в выбор не верю. Скорее в то, что действовать можно в соответствии со своей внутренней органикой.

— 15 августа закончились съемки фильма «Хозяин». Это подарок себе и зрителям?

— Да какой там подарок. Было тяжело. Ну, посмотрим! Слушайте, подарок — это жизнь. Я жив, здоров, есть планы на будущее.

— Снимая «Хозяина», вы ответили себе на вопрос, можно ли дружить с системой?

— Нельзя. Как может черная дыра дружить со звездой? Хотя и говорят, что черная дыра — производная от взрыва какой-нибудь сверхновой. Социальный договор возможен, но не без компромиссов. Если человеку органично с ними существовать, дай бог. «Хозяин» о том, что персонаж Артема Быстрова, по природе своей стремящийся к свету, но обманувший себя возможностью жить в компромиссе, погибает от этого. Мне кажется, это хороший урок тем, кто чувствует, что он все-таки не конформист. В остальных случаях... Если лет 10 назад я кричал: «Вы все должны!» Теперь нет. Есть люди, близкие тебе, думающие как ты, и есть иные. Никому не навязываю свой образ мыслей и сам не беру ни с кого пример.

— У вас нет цели с помощью кино убедить в чем-то зрителя?

— Убедить в чем-то может пропаганда. Научить может школа. Направить — психотерапия. А у искусства другие задачи. Оно про что-то гораздо более важное, чем выводы, убеждения, проповедь и даже исповедь. Искусство — это душа. Наслаждение тем, чем является жизнь. Этот процесс может быть трагическим, может — радостным. Это прежде всего про эмоциональный опыт. А выводы... Ну какие выводы? Вы умрете, я умру.

— А сериал «Ноль», который тоже у вас в работе, о чем?

— Смысл этой истории в оценке 20 лет существующего режима, о том, что изменилось за эти годы. Там есть два персонажа: один сломался в начале нулевых, второй — здесь и сейчас. Они сопоставляют свой опыт и понимают, что не особо что-то изменилось. Разве что машины, костюмы, фасады...

— Жалеете ли вы своих героев?

— Я ни к кому жалости не испытываю. Стараюсь чувствовать к людям симпатию, эмпатию и любовь, насколько это возможно. А жалость — чувство неплохое, но унизительное.

— В ваших фильмах часто осень, зима, мрачные локации. Не думали снять драму на фоне лета, ярких цветов?

— А мы и сняли! В картине «Хозяин» большая часть действия происходит летом.А что это меняет? Если история драматическая, радостные локации ее легче не сделают. Тем более что суровое в кадре смотрится выразительнее, чем какая-нибудь зелень. Знаете, операторы ее ненавидят! Вот когда они видят серую стену в дождь, испытывают оргазм.

— Не хотели бы изменить финал какого-либо своего фильма? Скажем, «отменить» выстрел героя фильма «Жить»?

— Ну, не выстрелит он, и что изменится? Если Михаил, среднестатистический мещанин, отец троих детей с массой бытовых проблем, вдруг станет Бэтменом, от этого только прибавится вранья в мире. К тому же он неподготовленный. Чего вы хотите от слесаря, попавшего в несвойственные ему обстоятельства? Есть те, кто совершает подвиги, но много факторов должно для этого сойтись. Редкие люди жертвуют собой ради других. И не должно быть презрения к тем, кто на это не способен. В мирное время, особенно длительное, люди отвыкают от поступков. Да, они могут защищать своих детей, семьи, дома. А посторонних... Мы же понимаем: своя рубашка ближе к телу.

— В мирное время, без испытаний человек мельчает?

— Шевчук пел: «Чем ближе к смерти, тем чище люди. Чем дальше в тыл, тем жирней генералы». Да. Но в этом тоже ничего плохого. Форма радикализма — считать, что кто-то должен быть героем.

Если кто-то хочет им быть, другой разговор. Думаю, мы уже достаточно много знаем о человеке, чтоб не иметь иллюзий, что он собой представляет. Хотя это не значит, что человек должен быть трусом или что он в этом состоянии прекрасен.

— А ваш «Дурак»? Он же как Дон Кихот...

— Фильм «Дурак» — это мировоззрение радикального человека. Поймите, я не упрекаю себя за сделанное. Но если кто-то считывает это кино как руководство к действию — зря. Тогда я мыслил иначе. До сих пор пересматриваю и рад, что удалось не снять фильм о том, что каждый обязан быть героем. Живет такой парень, на его фоне все — более мелкие люди. И это нормально. Но если вам хочется быть таким, спросите себя: а есть ли на это силы? Вы такой? Или вы Михаил, и вам надо домой — крышу крыть? Есть лозунг у бренда кроссовок: «Ты можешь все». Это не так. Ты многое можешь. Но не все. А когда человек врет себе, это часто кончается трагедией.

— Что значит быть хорошим человеком?

— Ничего! Нет хороших и плохих. Есть те, кто нам нравится, так как поступают определенным образом, и те, кто не нравится. Вот я хороший человек? Вряд ли. Думаю, ни одна женщина из тех, что меня знает, не скажет так. Даже моя сестра. Считаю я себя плохим? Нет. Просто у нас разные ценности. Ценности мещанско-бытового характера я не разделяю.

Может, пройдет время, и я скажу себе: сколько можно воевать, бегать с флагом в семейных трусах по Красной площади? И успокоюсь, буду жить припеваючи, куплю участок в Тарусе, женюсь на девчонке простой, спокойной. И все!

— И в чем ваши главные ценности сейчас?

— В том, что я взрослею. Что впервые начинаю смотреть на окружающий мир без презрения. Это не значит, что я меняюсь по сути. Это значит, что я позволяю людям быть несовершенными. Не такими, как мне хочется.

— А стали менее строги к себе?

— Это умозрительная категория. Вот я сегодня не буду чистить зубы, делать зарядку — пива попью. Это доброта к себе или слабость? Вот я пришел на монтаж, посмотрел сцену. Неудачно смонтировано, но ладно, сойдет.

Это отсутствие строгости? В фильме «Афоня» главный герой, сантехник, работал, как говорится, ни два, ни полтора, через пень-колоду. Можно так жить? Конечно. Большинство так и живет. И как случается что, бежите к ним, крича: «Так нельзя!» А они смотрят на вас глазами бледной коровы и говорят: «Это ваши проблемы.

Рабочий день окончен». Можно относиться так к миру? Можно. А к себе? Да. Но тогда у тебя возникает и внутреннее, и внешнее пузо.

— Что из новых российских фильмов, сериалов зацепило?

— «Чики», «Хэппи-энд», «Топи». «Текст» Шипенко.

— В современных сериалах тренд на русскую глубинку, с сюжетом, приправленном мистикой... Как вам?

— Это квест, способ пощекотать нервы. Мне такое не очень интересно. Считаю, жизнь реальная в своих мельчайших деталях бывает гораздо драматичнее. Иногда просто вечером стоишь у окна, и уже страшно становится. От одиночества, от многих других вещей. Мне не надо ехать далеко, к медведям к берлогу лезть, чтобы почувствовать это.

— Станут ли Москва и провинция друг другу понятнее или это две разные России?

— Разница есть, она колоссальная, но это естественно. В Москве много обмена информацией, все развивается быстрее. Провинция живет по своим законам. Если люди нуждаются в движении, они в итоге переезжают в столицу. И из Москвы многие уезжают. Я не вижу трагедии в том, что она отличается от провинции. В социально-бытовом смысле Москва выше на порядок. Но и тут есть подводные камни. Бешеный ритм, постоянный шум, невроз... Я видел, в провинции людей гораздо счастливее. Считаю, 20 годами, проведенными здесь, по большому счету, пожертвовал.

— Ради чего?

— А не для чего. Был мальчик, хотел доказать всему миру, что он есть. Он был не бесталанный, имел свои представления о том, как это сделать. У кого-то выходит более позитивно — успевает состояться и как обычный человек, и как художник.

И это сплошь и рядом. Я действовал исходя из того, что знал о жизни тогда. Мне однажды покойный педагог Юрий Борисович Ильяшевский сказал: «Если вы думаете, что могли поступить иначе, знайте: вы поступили ровно так, как могли в этих обстоятельствах». Я не думал, что буду о чем-то жалеть. Но был не совсем прав.

— Есть ли в Москве места, которые вам дороги?

— Для меня Москва все-таки пока больше территория испытания, боли. Но мне все дорого. И ВГИК, и места, где я жил, и люди, которых я знал. Просто чаще всего это было связано с какой-то драмой. И драмы больше не хочется — не в искусстве и в творчестве, а в жизни. Никогда! Пожалуй, этот ресурс я исчерпал.

— О чем мечтаете?

— О семье.

— В мае вы выходили в свет со спутницей...

— Мы расстались, увы.

— Ваш идеал женщины?

— Дело не в том, какой она должна быть. Женщин было достаточно, чтобы найти свою. Это про отторжение заботы, любви... Хотя, может, и не встретил пока. Но были очень достойные. Просто, видимо, я не нуждался в таком понятии, как семья, не придавал значения, не мог оценить. Не умел отдавать, принимать. Я всегда был сосредоточен на себе. Что для художника, на самом деле, нормально.

— Вы не религиозны. Но были моменты, когда вы чувствовали: здесь есть бог?

— Да я всегда это чувствую! Религия — вообще не про бога. Для многих это просто удобная форма его восприятия. Большинству глубокое соприкосновение с богом и не нужно. Я еще в юности понял, что религия — слишком складный свод правил, чтоб применить его к реальной жизни. А вообще бог везде. Вот ты стоишь, врешь человеку, а бог рядом, видит это. Правда, можно с ума сойти, понимая, что каждую секунду за тобой наблюдают. Опять же, какой бог? Если тот, что наказывает за проступки — караул. А если понимающий, что человек слаб и он его таким создал, и важно лишь направление, в котором он движется, — другое дело. Надо понимать, что у бога нет к тебе претензий, нет ожиданий. Он хочет, чтобы ты был счастлив.

— В чем главная беда в России?

— Беда в каком смысле? В России чего-то не хватает? А чего? Образа жизни западного? Там тоже свои беды, свои нищие, обездоленные... Я думаю, главная беда — в отсутствии рационального подхода к жизни. Давно известно, в России авось действует лучше, чем план.

— Вопрос возник под впечатлением от ваших фильмов...

— Авторское кино в любой стране говорит о проблемах. Да и неинтересно наблюдать за спокойной жизнью. О ней можно слушать на пикнике, в кругу друзей. Но это не предмет искусства. Знаете, жить — огромная работа. А жить интересно — очень серьезный труд.

— Какой самый безумный поступок вы совершали?

— Прыгнул со скалы. Решил испытать себя на прочность. Внизу — прозрачное море, камни. Высота — метров 15–20. Я боялся. Ходил, залезал на скалу, слезал — почти весь день. Оделся, стал уходить... Но стало не по себе, что испугался. И я забрался на скалу и в одежде прыгнул. Думаю, дух укрепляется не когда совершаешь рациональные поступки, даже трудные и опасные. А когда делаешь что-то иррациональное, проверяя себя. Освобождение от страха — невероятное ощущение. Булгаков не зря сказал: «Самый большой порок — трусость». Каждый день преодолевать ее в себе по чуть-чуть — в этом и есть интерес.

— Скучаете ли о чем-то из докиношного прошлого?

— По поездкам в деревню в детстве. По возрасту, когда еще был наивен и полон надежд. По институту, может. По первой любви.

ДОСЬЕ

Юрий Быков родился 15 августа 1981 года в Новомичуринске (Рязанская область). Вырос в семье рабочих. В 2005-м окончил ВГИК имени Герасимова (актерский факультет, мастерская Владимира Грамматикова). В 2010-м дебютировал как режиссер с полнометражным фильмом «Жить». Его авторские ленты «Майор» и «Дурак» отмечены призами российских и зарубежных кинофестивалей. Считается одним из самых неудобных и бескомпромиссных режиссеров отечественного кино.