Какой получилась выставка из коллекции Антона Козлова в Ельцин-центре

Памятник первому президенту России у входа в Ельцин-центр когда-то открывал Дмитрий Медведев, а после его обливали краской и пытались сжечь — тем не менее, он стоит. Мраморный Борис Николаевич решительно смотрит вперед, и взгляд его упирается в вывеску магазина Putin Team Russia, который находится через дорогу. Так на одном пятачке уместилась история России последних 20 с небольшим лет, которую и поставили себе задачей осмыслить Антон Козлов и команда арт-галереи.

70 произведений (из более 1000 работ в коллекции) 28 художников отобрали кураторы Галина Шубина и Светлана Усольцева, но первичный выбор при составлении коллекции, конечно, делает сам коллекционер. Антон Козлов, сооснователь фонда «Новые коллекционеры», ведущий YouTube-канала об искусстве «Пока все дома у Антона», систематически собирает советский нон-конформизм и современное российское искусство периода с 1957 года по настоящее время, руководствуясь не только рациональным, но и эмоциональным. И такой личный взгляд, а где-то даже плохо скрываемая любовь к конкретным художникам, возможно, единственно верная стратегия при попытке понять и зафиксировать эпоху, в которой ты не только наблюдатель, но и участник. 

«Современное искусство как часть культуры имеет множество функций, но последние годы для меня лично наиболее важной стала функция терапевтическая или гуманистическая, — говорит Антон Козлов. — Для того чтобы лучше почувствовать это свойство, кураторы убрали дистанцию между искусством и зрителем, к которой мы привыкли в традиционном музее, — когда между нами и картиной какое-то огромное расстояние, когда это история других поколений, не наша с вами. Представленное на выставке касается всех нас, посвящено событиям, которые случились в нашей жизни за последние 20 лет».

Этот взгляд разворачивается на двух этажах галереи — рассказывая историю страны через призму влияния медиа (Александр Виноградов и Владимир Дубосарский), всеобщей инфантилизации (Ростан Тавасиев, Иван Горшков), влияния космоса (Александр Повзнер, Александра Паперно) и хаоса (Егор Федоричев, Роман Сакин).

«Никогда такого не было, и вот опять» — так в народной памяти сохранилась цитата Виктора Черномырдина, которую можно найти на футболках и магнитиках Ельцин-центра. На самом деле политик сказал: «Отродясь такого не бывало, и опять то же самое», но трансформация этих слов лишний раз напоминает о сложных механизмах работы памяти, ее аберрациях и невозможности точного разговора об истории — на него неизменно оказывает влияние субъективный взгляд рассказчика.

«Что бы мы ни делали — получается одно и то же: либо КПСС, либо автомат Калашникова» — другое рифмующееся с работой Ирины Кориной «Опять и опять» высказывание Черномырдина. Сама художница говорит о своей инсталляции в разрезе не политического, а скорее индивидуального. По ее словам, имперская мантия здесь отсылает в том числе и к алкоголизму, который дарит его носителям чувство величия и всемогущества. Такая трактовка более чем уместна в этих стенах — так или иначе, история России выбранного периода с алкоголизмом как явлением связана неразрывно.

К аберрациям памяти отсылает и серия работ Владислава Мамышева-Монро «Сказки о потерянном времени», в которых он примеряет на себя образы Керенского, Горького, Ахматовой, Елены Блаватской и других, представляя историю предреволюционной России в виде набора устойчивых образов. Эти обросшие мифами исторические анекдоты и стали в итоге самой историей, и никто уже и не пытается разобраться, что из них факты, а что — фантазии.

Отвечая на вопрос, почему мы все без конца ходим по заколдованному кругу истории, классики концептулиазма Игорь Макаревич и Елена Елагина в проекте «Паган» (2003) предлагают такой ответ: «На наш взгляд, Россия, ставшая ареной всевозможных социально-исторических экспериментов, русский характер, склонный к безбрежности и беспределу, — все эти явления до известной степени связаны с ярко-красным грибом, и поныне обильно произрастающим в любой природной среде, означенной симбиозом березы и ели».

Обвинять во всем грибы — не ново. Сергей Курехин и Сергей Шолохов делали это еще в 1991 году, убедив некоторое количество человек в том, что Ленин — гриб, используя безграничную веру в слово, сказанное по телевидению. Еще раньше к культу мухомора напрямую обращалась и одноименная арт-группа (1978), созданная Константином Звездочетовым.

Атмосфера паранойи и подозрительности, страха перед чужим и незнакомым, безусловно, ярко характеризует исследуемый выставкой период. Двухтысячные, терроризм и чеченские войны отражены в эпическом полотне Алексея Каллимы и работах из черно-белых серий Давида Тер-Оганьяна «Подозрительные предметы» (2003) и «Подозрительные лица» (2003). Играя с геометрическими фигурами и белым пространством, художник показывает, что при желании любой даже абстрактный предмет может стать подозрительным, а любое лицо, зафиксированное в эстетике фоторобота со стенда «Их разыскивает милиция», автоматически превратится в лицо бандита несуществующей «кавказской» национальности.

«Пятый элемент» Ирины Кориной (2014), пытаясь зафиксировать уже чуть более поздний период, непростой 2014 год, препарирует тот же страх. Сопоставление традиционного русского визуального кода, который в это время начинает становиться модными, с яркими костюмами строительных и дорожных рабочих подчеркивает возникшее отчуждение. Еще совсем недавно, на предыдущем изломе истории, эти же люди были представителями «дружественных народов», как вдруг они стали «Другими» — чужими и непонятными, вызывающими опасения и тревогу. В то же время, как говорит сама художница, в естественной среде кричащие, кислотные оттенки сигнализируют о возможной опасности, например, о ядовитости тех же грибов. Сама форма — прямая отсылка к символу Олимпиады, пяти кольцам, одно из которых трагически не зажглось в Сочи в 2014 году, в этот важный для истории момент.

«Дуб — дерево. Роза — цветок. Олень — животное» — цитата из букваря 1915 года, по которому учились гимназисты начала века, ставшая известной благодаря тому, что вошла в эпиграф к роману Владимира Набокова «Дар». Алина Глазун помещает ее в традиционную дизайн-кодировку RGB (red green blue) и богатые музейные рамы, заигрывая с контекстом и превращая отягощенное Набоковым грамматическое упражнение в культурный код, вызывая автоматическое желание продолжить цитату и сказать вслух: «Россия — наше отечество. Смерть неизбежна». Что опять же в пространстве этой выставки чрезвычайно уместно, особенно при взгляде на лицо «Серого человека» Алексея Корси.

Завершают экспозицию фотографии Александра Гронского, чья способность фиксировать момент не вызывает сомнений. Особенно пронзительным эпилогом (и диагнозом) выглядит кадр с совершенно пустым ларьком «Пресса» на одной стене и ровно напротив нее — инсталляция «Двадцать один длинный, один короткий» группы «МишМаш», давшая название всей экспозиции.

Она была сделана специально для выставки «Кондуит и Швамбрания», посвященной автобиографической повести Льва Кассиля, и иллюстрирует хулиганский эпизод из жизни писателя, когда он и его друзья за ночь срезали все дверные звонки в городе. Художники Миша Лейкин и Маша Сумнина пишут: «Мы сделали кнопки звонков из папье-маше, зачищенные/заключенные в банки. И хотя на них нельзя нажать, потенциал голоса все равно есть — сами звонки настоящие».

Звучит оптимистично — потенциал голоса хуже, чем сам голос, но все же лучше, чем ничего. А некий заряд оптимизма сегодня кажется просто жизненно необходимым.

Выставка «Двадцать один длинный, один короткий» работает до 23 февраля.