Роман Христюк — о русской джазовой сцене
В преддверии фестиваля «Триумф джаза», который пройдет с 14 по 18 марта в Москве, Петербурге и Туле, «Сноб» поговорил с его директором Романом Христюком о том, как изменилась российская сцена, что отличает отечественные фестивали и почему джазмены — прирожденные предприниматели.
В чем специфика именно русского джаза? Есть всем известные американские стандарты, у Утесова, например, было много клезмерских (традиционные еврейские песни, происходящие из восточноевропейской еврейской музыкальной культурной традиции. — Прим. ред.) мелодий. Были и эксперименты с русской народной музыкой. Как дело обстоит сейчас?
Джазовая музыка изначально основана на культурной апроприации, она все впитывает в себя, воспринимает любые влияния. Другой вопрос в том, что в каждой стране есть своя великая национальная музыкальная традиция, которая тоже очень серьезно влияет на образ российской джазовой сцены. Русский джаз очень многообразен. Здесь есть место и мейнстриму, и народной музыке, есть эксперименты с хип-хопом, есть место и авангарду, находит отражение и русская народная музыка. Есть замечательные LRK Trio: Лебедев, Ревнюк, Кравцов, которые пишут авторскую музыку, основанную на русской традиционной мелодике. Есть Ганелин, Чекасин, Тарасов — трио, которое в 1980-е годы выступало за рубежом с авторской авангардной музыкой. Московский джазовый оркестр исполняет джазовые версии русской академической музыки: Римского-Корсакова, Бородина, Мусоргского. Во время гастролей по Среднему Западу в США 10 лет назад к артистам оркестра подходили американцы и говорили: «Спасибо, вы наконец открыли для нас джаз!» Кстати, у Дюка Эллингтона была знаменитая версия «Щелкунчика», но это уже история про влияние русских музыкальных идей на Запад. А в то же время сейчас многие всемирно известные академические музыканты активно проявляют интерес к джазовой музыке — сейчас джазовые программы есть и у Ильдара Абдразакова, Хиблы Герзмавы, Дениса Мацуева, Бориса Березовского. То есть русский джаз, с одной стороны, это огромное многообразие, с другой стороны, это джазовая музыка, которую играют русские люди, но играют с нашей душой, с особой страстью. Можно сказать, с особым отношением. Знаете, как говорят: если нужно сделать какую-то уникальную, неповторимую вещь или проект, то нужно обращаться именно к русским. Вот в этом мы невероятно сильны.
У джаза есть еще одна особенность — богатейшая фестивальная история. Насколько я знаю, первый знаковый фестиваль у нас прошел в Таллине в 1967 году. Тогда это был способ приобщиться, научиться, познакомиться вживую с другой традицией. Когда границы стали открыты, какая роль у фестивалей теперь?
Таллинский фестиваль был единственный в своем роде, на него приехали мировые джазовые звезды номер один. Долгие годы успех Таллинского фестиваля не могли повторить, хотя джазовая музыка звучала и на Всемирных фестивалях молодежи в Москве в 1957 и 1985 годах.
До сих пор джазовый фестиваль — это способ общения с внешним миром, с другими странами, с другими музыкантами. В первую очередь нам нужно быть в курсе того, что происходит на мировой сцене. Фестиваль — прекрасная возможность для зрителей сравнить отечественных и зарубежных музыкантов, отметить, понять что-то для себя. Джазовые фестивали поддерживают здоровую конкуренцию. А еще это информационный повод, способ заявить о новых музыкантах, новых стилях и вообще о значимости джазовой музыки.
Вы сами делаете множество фестивалей, старейший из которых — «Триумф джаза». А еще есть Московский и Санкт-Петербургский джазовые фестивали, «Jazzовые сезоны». Чем они отличаются друг от друга кроме географии? Или это просто поводы собраться вместе?
Фестиваль — это всегда повод собраться вместе. Но у каждого нашего фестиваля есть свой характер и свое лицо.
«Триумф джаза», которому в этом году исполняется 25 лет, — это отец или дедушка всех наших фестивалей. Он задумывался, чтобы всех удивить. Концепция в том, что на фестивале выступают только легенды.
На него приезжали люди с невероятным количеством «Грэмми», с нашим Московским джазовым оркестром выступали лучшие музыканты со всего мира. Благодаря «Триумфу джаза» не только наши оркестры, но и другие российские музыканты получали возможность обмена опытом, что давало им возможность для роста. Мы продолжаем представлять большие имена на этом фестивале, даже несмотря на сложности с международными путешествиями.
Если мы будем говорить про Московский джазовый фестиваль, то это фестиваль, который должен был потрясти своим масштабом. Он задумывался как самый большой джазовый фестиваль в нашей стране — таким и остается, наравне с Санкт-Петербургским джазовым фестивалем. Московский фестиваль про то, что джазовая музыка — это музыка города, музыка, которая звучит везде. И она действительно звучит везде — есть шесть площадок по всей столице. Кроме сада «Эрмитаж», все площадки бесплатны для посещения, люди приходят в парк «Зарядье», парк «Музеон», на площадь перед ЦУМом, на ВДНХ и слушают джазовую музыку бесплатно на протяжении пяти дней.
«Jazzовые сезоны» — семейный фестиваль, и люди проводят здесь не три часа, а весь день. Программа начинается в три, заканчивается в десять. Мы строим специальную инфраструктуру, чтобы люди могли комфортно наслаждаться музыкой и интересно проводить время: спортом позаниматься, лекции послушать, научить своих детей чему-то новому и тоже увлечь их джазовым искусством или какими-то смежными направлениями искусства.
Еще одним ярким примером фестиваля c особенным характером является Сочинский фестиваль, который в прошлом году отметил свое пятнадцатилетие. Он больше заточен на поп-джазовое направление, на фанк, на соул. Поэтому, когда у нас хедлайнером этого фестиваля выступает, допустим, Леонид Агутин, это выглядит вполне органично.
В отношении сложностей с путешествиями. Как за последнее время изменился состав участников и в какую сторону планируете двигаться дальше?
Мы продолжаем убеждать наших зарубежных музыкантов, приглашаем их и говорим: российская аудитория вас ждет, вам здесь рады. И наше воззвание находит отклик.
Допустим, на ближайший «Триумф джаза» приезжают коллектив кубинского пианиста Роберто Фонсекки, саксофонист Алекс Хан и басист Ричи Гудз из США. Этим летом на Московский джазовый фестиваль мы планируем привезти французский коллектив «Зап Мама». Сейчас ведем переговоры еще с несколькими коллективами из-за рубежа.
Конечно, думаем про восток. К нам приезжают наши друзья, музыканты из Таиланда, Бахрейна, Индонезии, Бразилии. Мы уверены в том, что этот международный культурный диалог должен продолжаться.
Вы застали в своей работе расцвет интернета и соцсетей. По сути, от ЖЖ до эры 15-секундных видео. Как это все повлияло на тот самый феномен популярности? И что стало с форматом?
Я свято верю в концертную индустрию, даже несмотря на то, что произошло в пандемию. Но пандемия закончилась, и вы видите, что концертная индустрия возродилась даже в большем объеме, чем это было до пандемии.
История с контентом меня тоже очень удивляет. Когда говорят про музыкальную индустрию, все начинают говорить в первую очередь про индустрию контента: про записанную музыку, про права, синхронизацию. И дальше говорят: ну, и концерты. Тут возникает вопрос: что значит «ну, и концерты»? В России концертная индустрия всегда была на первом месте. Если в мире доходы от звукозаписи и от концертной индустрии могут быть сопоставимыми, то у нас серьезный перевес в сторону концертной сферы.
Формат, который продвигают те или иные платформы, — это еще один канал взаимодействия с людьми, с помощью 15-секундных видео можно набрать дополнительную популярность, показать себя с какой-то новой стороны. Допустим, как артиста, который хочет быть интересен молодежной аудитории.
Но, в конечном счете, люди потом приходят на концерт, а на концерте ты не 15-секундные подложки из рилсов исполняешь, зрители ждут полноценную концертную программу. Поэтому те люди, у которых творчество вырастает из малых форматов, вызывают вопрос, насколько они потом смогут дорасти до серьезного артиста. Ты можешь выступать на фестивале, сыграть маленький сет на 15 минут. Но если ты серьезный артист, ты должен быть готов сыграть сольник. Нужен материал, песни, хороший коллектив. Люди хотят прийти и послушать свои честные 75−90 минут живой музыки.
Если говорить о классическом музыкальном образовании, то здесь все более-менее понятно: школа, музучилище, консерватория, конкурсы, потом игра в оркестре, в исключительных случаях — сольная карьера. Или преподавание, если не повезло или есть к этому большая склонность. Как это выглядит в среднем у ребят, которые играют джаз?
У академистов этот путь уже пройден многими поколениями. Есть такое расхожее выражение: «он сел в оркестр». Если повезло, сел в оркестр, допустим, к Башмету или к Курентзису, к Спивакову или к Гергиеву. Если ты не очень хорошо занимался, у тебя пониже уровень, то ты, может быть, попадешь в хороший, но не такой статусный оркестр. Но суть в том, что у тебя есть почти гарантированное трудоустройство.
По всей стране есть огромное количество симфонических оркестров, поддерживаемых государством в различных формах. Федеральное учреждение культуры, как, допустим, Мариинский театр и Большой театр. На уровне субъектов Российской Федерации есть оркестры региона. У тебя будет зарплата, будет идти стаж, обязательно будешь преподавать в колледже или вузе. И да, действительно, если тебе очень повезет, ты станешь солистом.
Когда мы говорим про джазовую историю, то хватит пальцев двух рук, чтобы пересчитать количество государственных джазовых оркестров. Есть один федеральный — это оркестр имени Олега Лундстрема. Есть наш Московский джазовый оркестр и какое-то количество джазовых оркестров в регионах. И все. А дальше мысль у музыканта начинает работать таким образом: за места в этих оркестрах огромная конкуренция, значит, нужно придумывать что-то свое.
То есть джазмены с самого начала начинают думать как предприниматели. Они думают о том, что им нужен свой проект. Здесь надо крутиться. Ты выступаешь в клубе, ездишь по филармониям, даешь сольные концерты, придумываешь коллаборации. Джазмена, как волка, кормят ноги.
Сейчас мы понимаем, что все джазовые музыканты либо занимаются созданием собственного проекта и преподаванием, либо идут по второй траектории. Есть такая очень неочевидная мысль, но, если в нее вдуматься, она представляется очень верной.
Кто играет на сцене вместе с нашими поп-звездами? Допустим, Полина Гагарина выступает с живым бендом. Так же выступают Баста или L’One. И ты смотришь на всех артистов — а это выпускники эстрадно-джазового отделения Гнесинки. Или Московского государственного института культуры. Или колледжа на Ордынке.
То есть по факту джазовое образование формирует и качество поп-музыки в нашей стране.
В сфере академической музыки это очень похоже на то, как существовали некоторое время назад музыканты, которые занимались исторически информированным исполнительством, играли музыку эпохи барокко. Тут и еще одно пересечение есть. Для барочного музыканта было обязательным умение импровизировать, сочинять, сейчас оно практически исчезло. Как сейчас учатся и учат импровизировать и сочинять джаз?
Можно или изобретать велосипед, или воспользоваться имеющимися наработками. Допустим, есть колледж Беркли, в котором Игорь Бутман учился. Раньше он назывался Домом музыки Шиллингера, его основал Лоуренс Берк и назвал в честь своего учителя, Иосифа Шиллингера, который был выходцем из России. Когда Игорь Михайлович учился в этом заведении, у них были задания по импровизации.
Не то что они сидели и думали: вот, сейчас я буду такую музыкальную мысль выражать. Занятия по импровизации предполагали изучение определенных стилей и техник импровизации, которые разрабатывали те или иные музыканты. И конечно же, практику. Каждый раз он должен был создавать что-то новое и писать. У нас к этому шли разными путями. Изучали опыт, зарубежные методики. А кто-то просто снимал соло.
Сейчас мы с Игорем Михайловичем проводим отборочные туры на Московский джазовый фестиваль, ездим по разным регионам. Были в Самаре, скоро поедем в Воронеж и в Новосибирск. И всегда заметно, когда человек просто выучил соло, а когда он умеет импровизировать в моменте.
В Академии джаза, директором которой тоже является Игорь Михайлович, ввели обязательное занятие по импровизации, по-моему, прямо с первого курса. Чтобы люди с самого начала проникали в суть этой музыки. Потому что без импровизации джазовая музыка не существует, она теряет смысл.
Здесь есть еще один момент. Мы в рамках Московского джазового фестиваля в этом году будем проводить первый форум джазовых педагогов.
Как ни странно, хотя джаз в системе образования уже 50 лет, джазовые педагоги еще никогда не собирались вместе, чтобы обсудить методику преподавания, выбрать учебники и лучшие практики, договориться, в какую сторону двигаться, на какой опыт ориентироваться.
Преподавание джазовой импровизации — это один из вопросов, которые мы будем обсуждать. Воспроизводство педагогов и педагогического корпуса тоже одна из насущных задач.
Наверняка еще есть вопрос именно с вокалом. Например, исполнение великих Эллы Фицджеральд, Билли Холидей, Нины Симон, Сары Вон стало для англоязычного джаза ориентиром. Но у русского языка ведь совершенно другая фонетика. Есть ли подобные ориентиры у нас и есть ли именно школа?
Есть, и вполне определенная с точки зрения вокального репертуара. Если говорить об инструментальной музыке, мы всегда оперируем очень большим количеством авторского материала.
Одна из особенностей джазовой музыки, в отличие от академической, в том, что практически каждый музыкант является композитором, огромное количество артистов пишут свою музыку. Те же Дмитрий Илугдин, Антон Чекуров, Илья Морозов, да и большая часть нашего Московского джазового оркестра.
А вот вокалисты очень ориентированы на то, что называется Real book, то есть на джазовые стандарты. Здесь мы даже поставили эксперимент. В прошлом году в «Меганоме» мы проводили «Академию джаза». И была поставлена такая задача: мы не поем песни на английском языке, мы поем только русскую джазовую вокальную музыку. Сначала все немного удивились. Задача и правда сложная, но мы все-таки решили посмотреть, что из этого выйдет. И получилось очень круто! Есть, оказывается, и современные композиторы, которые пишут песни, а не только инструментальную музыку. Есть большой массив российской, советской песенной музыки, которую можно легко обратить в стандарты.
Из тех артистов, которые выступают в Джаз-клубах Игоря Бутмана в Москве и Санкт-Петербурге, многие начинают готовить специальные программы на русском языке. Для людей это необычно, они привыкли слышать в исполнении вокалистов Summertime, Body and Soul или Fly Me to the Moon.
Но это воспринимается как нечто новое, свежее, то, что работает по принципу: ты сначала не знаешь, чего тебе ожидать, а потом понимаешь, что это очень круто.
Сейчас происходит колоссальный рост молодежной джазовой сцены. Мы это все развиваем со своей стороны, чтобы люди видели, что заниматься джазом — это престижно. Это хорошая история для того, чтобы развиваться. Ты можешь на фестивалях выступать, делать свои проекты и достигать серьезных результатов.
Мне кажется, что это подтверждение того, что джазовая сцена сейчас развивается как никогда раньше.
Беседовал Денис Великжанин